Глава вторая

Певица и поклонники

Утречком, после завтрака, выехали в Грозный – на самом что ни на есть прозаическом грузовике с брезентовым верхом, благодаря этой своей прозаичности не привлекавшем никакого внимания на дороге, где разъезжали в основном именно такие, да еще заправщики и БТР. Иногда попадались разноцветные легковушки, но они-то как раз казались на здешних дорогах чем-то инородным, странным, не имевшим права и оснований тут быть…

Дорога была – ухаб на ухабе сидит и ухабом погоняет. Зато человек понимающий прямо-таки отдыхал душой: во-первых, для дождей, превративших бы всю округу в липкое месиво, было еще рано, лучше сухие ухабы, чем море грязи; во-вторых, глаз радовало окружающее редколесье, просматривавшееся буквально насквозь на многие десятки метров. Середина марта, а потому – ни единого листочка. Очень скоро, через какие-то недели, этим голым корявым зарослям предстояло превратиться в густую «зеленку», что значительно осложняло жизнь военному народу, заранее представлявшему, сколько вооруженной сволочи будет разгуливать по лесам с самыми гнусными намерениями…

Впрочем, это еще не означало, что можно расслабиться стопроцентно. Следовало в оба глаза следить за голыми кронами ближайших к дороге деревьев – в последнее время душманы повадились цеплять фугасы как раз в ветвях, рассчитывая на то, что сверху никто опасности и не ждет. Из ветвей свешивается почти незаметный проводочек, и стоит его коснуться тенту машины, башне «бэхи», да просто башке примостившегося на броне бойца… Надо сказать, в первое время задумка достигла результата, но, познакомившись с новинкой, народ стал бдительнее, и подрывов теперь гораздо меньше. А можно еще, подкопав асфальтовое покрытие с одной стороны, а то и с двух, засунуть фугас туда, кропотливо уничтожив все следы, – это тоже не сахар…

Под самым городом легковушки стали попадаться чаще – в Грозный понемногу возвращались жители. Грузовик никакого внимания не привлекал, да, собственно, в кузове и не было никакого отряда «Вымпел». Там, подпрыгивая на железных неудобных лавочках, ехало довольно-таки странное сборище, несомненно, имевшее отношение к федеральным силам, но со стороны, хоть ты его три часа обозревай, ничем не выдававшее своей принадлежности к самому крутому спецназу страны.

Капитан Курловский, еще вчера объявивший, что нынче он будет ментом, восседал в застиранном серо-белом милицейском камуфляже. Точно так были облачены и Костя с Сергеем, имевшие в карманах натуральные «мурки» – удостоверения МУРа, сиречь документы прикрытия, если выражаться официальным языком. Гера по кличке Краб и четверо остальных были, в общем, непонятно кто – старенький камуфляж и тельняшки опознавательными знаками служить не могли, являя собою сугубую банальность.

Одним словом, подобных компаний, именно так одетых, по городу и прилегающим окрестностям разъезжало немерено. Единственное исключение представляла собою лейтенант Катя, в данный момент ничуть не напоминавшая ни лейтенанта женского пола, ни опера ФСБ, – но и она ничем не выдавала служебной принадлежности, скорее наоборот…

Въезд в город. Первое, что бросается в глаза, – огромная зеленая надпись на стене из бетонных блоков: ЗДЕСЬ БЫЛ КРАСНОЯРСКИЙ ОМОН. Сибирячки отметились.

А самого-то города и не было, собственно. Было лишь то, что от него осталось после двух штурмов, в которых сидящие в кузове принимали самое активное участие. Пожалуй что, груды развалин смотрелись даже как-то прозаичнее, что ли, – гораздо более жутко выглядели те дома, что оказались задетыми лишь самую малость… Обычная «хрущевка» – но на уровне третьего этажа на месте парочки окон зияет нелепая дыра. И так далее, и тому подобное. Каждому нашлось бы что припомнить, но если постоянно держать такое в голове, начнут гореть нервные клетки, а потому никто и не стремился прокручивать в памяти как впечатления четырехлетней давности, так и совсем свежие, этого года, ну их к черту, откровенно говоря…

В глубине души они и впрямь чувствовали себя словно на другой планете. Штатский народ, шлявшийся там и сям, был им насквозь чужим, непонятным даже более, чем возможные инопланетяне. Даже если понимаешь умом, что весь народ как таковой бандитской шайкой быть не может, сердце рассудку всегда противоречит: именно этот народ в лице своих худших представителей палит в спину по ночам, а то и средь бела дня, именно с ними пришлось возиться так долго и тягостно, что конца до сих пор не видно. И невозможно определить, кто из этих вот, при свете дня совершенно мирных обывателей с наступлением темноты возьмет какую-нибудь стрелялку и выйдет на охоту. А потому ум и сердце в вечном противоречии: вот он, небритый, в турецкой кожанке и черной шляпе, провожает тебя по-азиатски загадочным взглядом, и пойми поди, что у него за душой, где он был в строго конкретные исторические периоды, что держал в руках и не мечтает ли сейчас засадить тебе в затылок пригоршню свинца в медной оболочке. Тяжкое это предприятие – гражданская война…

Свернули налево, проехали еще немного и остановились перед высоченными железными воротами, щедро издырявленными пулями еще в прошлую кампанию, когда это место сначала штурмовали ихние, а потом их вышибали наши, а потом…

Грузовик остановился посреди двора, надежно скрытого высокими стенами от окружающего мира.

– Посидите пока, – распорядился майор Влад. – Я быстренько…

И направился в жилой модуль, где обитал полковник Будим, командовавший здешним отрядом МЧС, где они в данный момент и оказались. Внутри имела место некоторая суета, касавшаяся в первую очередь уборки и наведения благолепия, что определенно сулило скорый визит начальства.

Так оно и оказалось. На вопрос мимоходом один из знакомых докторов поведал:

– Большой босс ожидается. Зам Самого Главного. А большие боссы пустых бутылок не любят, мы все должны ревностно и романтично выглядеть и примером служить для подрастающего поколения…

Что майору, конечно, было насквозь знакомо. Генералы пустых бутылок крайне не одобряют, ни в каком случае, особенно когда нагрянут из столицы с видом громовержцев. Хотя, если откровенно, без водочки здесь трудно, никто не пьянствует, но и трезвым никто не остается – ее, родимую, употребляют, именно так, в виде лекарства, в таких дозах, что не позволяют ни охмелеть, ни быть трезвым. Человек постоянно пребывает в несколько измененном состоянии сознания, вот и все. Дольше крыша останется несъехавшей…

– Привет, Будим, – сказал майор, присаживаясь за стол в комнатушке с матерчатыми стенками.

– Здорово, – сказал Будим. – А я чаю как раз заварил. Водки не обещаю, генерал с минуты на минуту пожалуют…

– Чай – вещь тоже полезная… Будим, дашь «уазик»? Позарез нужно. У меня тут дела, грузовик не вполне соответствует, а ничего другого в Ханкале достать не удалось, сам понимаешь…

– Дам, что с тобой сделаешь, – подумав, кивнул Будим. – Только смотри, на фугасы не наезжайте.

– Да уж постараюсь…

Полковник Будим, носивший форму всю свою сознательную жизнь, хлебнул всякого. Когда с шумом и треском стал обрушиваться СССР, полковника едва не сделали заместителем министра обороны в одной суверенной среднеазиатской державе, но отчего-то очень быстро передумали и объявили мало того что дезертиром, так еще и врагом тамошнего суверенного народа. О том, как Будим оттуда выбирался в Россию, можно было написать не самый скучный роман… Выбрался, слава богу, даже с жуткими обвинениями, высосанными из суверенного пальца, как-то уладилось…

– Как тут у вас?

– Да так себе, – ответил полковник. – Можно сказать, спокойно. Час назад какая-то сука пальнула разок из винтовки по территории, ребята кинулись, хотели пригласить в гости… Ушел, гад, развалинами.

– Один раз стрелял?

– Ага, в белый свет.

– Ну, это почти что курорт…

– Я и говорю…

Полотнище, заменявшее входную дверь, распахнулось, откинутое чьей-то энергичной десницей. Вошел человек того вальяжного вида, по которому безошибочно узнается московское начальство, – в новехонькой полевой форме МЧС, обликом грозный и заранее настроенный метать громы и молнии. За его спиной маячили еще несколько, имевшие классический облик вышколенной свиты.

Будим энергично встал. Майор Влад последовал его примеру – генерал был хотя и чужой, но тем не менее генерал.

– Так, – веско изрек столичный гость, зорко оглядев стол, на котором ничего не было, кроме чайника, сахарницы и двух стаканов. – Бутылку успели спрятать?

Оба офицера благоразумно промолчали, не став докладывать, что никакой бутылки не было вовсе.

– Успели, говорю, спрятать? Сколько выпили, товарищ полковник?

– Всего-то пол-литра, – доложил Будим с честным, открытым взором.

– Вот это правильно. Хвалю за честность, – уже несколько благосклоннее произнес столичный генерал. – Терпеть не могу, когда мои офицеры мне врут. Правду нужно говорить. Всегда. И больше чтобы – ни-ни. Обстановка сложная…

Он внушительно воздел палец, развернулся и покинул комнату.

– Вот так и живем, – сказал Будим без выражения.

– Все правильно, – согласился майор. – Начнешь начальству правду доказывать – семь потов сойдет и все равно не поверит… Так я возьму «уазик»?

– Говорю же. Иди, найди Шабловского. А я отправляюсь сопутствовать…

Перегрузившись в «уазик», что много времени не заняло, выехали за ворота, покатили к месту работы, иногда теряя время на неизбежные объяснения со стражами на блокпостах. Проехали под мостом, где когда-то подорвалась машина генерала Романова – там до сих пор зияла обширная воронка, – прибавили скорость.

– Сейчас налево, – распорядился Самед. – И еще раз налево, во-он за той пятиэтажкой… бывшей. И прямо. Там можно медленнее. Когда увидите вывеску, притормаживай так, чтобы выглядело вполне естественным любопытством…

– Не учи ученого…

– Внимание, вижу.

– Ребята, приготовились. Катя?

– Все помню, – сказала Катя без видимого волнения.

– Аккуратненько, орлы…

Ехавший все медленнее «уазик» аккуратно затормозил поблизости от хилого росточка частной инициативы, а проще говоря, кое-как сколоченного из досок прилавочка, на котором разместилась всякая всячина вроде водки, шоколадок и неизменных чипсов. За прилавком на ящике восседал пожилой чеченец, а второй как раз не спеша подходил от угла дома, этот был гораздо моложе.

Сидящие в машине напряглись, разглядывая его пристально, с профессиональным интересом. Для человека понимающего с первого взгляда было ясно, что этот субъект, явственно прихрамывавший, когда-то ранен в ногу, причем осколком, и перелом лечили не самым лучшим образом, то ли в полевых условиях, то ли у скверного врача. Само по себе это еще ни о чем не говорило, мало ли где здесь можно поймать осколок, но матерые несуетливые волкодавы, привыкшие на всякий случай заранее предполагать самое худшее и выбирать из всех возможных объяснений наиболее скверное, взирали на идущего без всякой симпатии, заранее налепив ярлычок и классифицировав. Такая уж жизненная философия ими руководила, обзор всегда был сужен до невеликой щели прицела…

Они вылезли из «уазика», озираясь с ленивым любопытством людей, радующихся случайному безделью. Оба чечена взирали на компанию с той самой восточной отрешенностью, чтоґ они там себе думали, черт их знает.

Над подъездом довольно хорошо для здешних мест сохранившейся пятиэтажки – всего-то вылетели все до единого стекла да верхние этажи чуток повыщербило пулеметными очередями – красовалась новенькая, совсем недавно присобаченная вывеска, гласившая:

«НАРОДНЫЙ ЛЕКАРЬ И ЦЕЛИТЕЛЬ ИСМАИЛ». Краски довольно яркие, синяя с красной и желтой, едва просохли.

Самой последней выпорхнула Катя – и тот «черный», что был помоложе, среагировал мгновенно. Девчонку нарядили продуманно и броско, причем с учетом менталитета тех, кого принято скопом именовать «лица кавказской национальности», – пышные светлые волосы распущены роскошной волной, под распахнутым черным плащом ослепительно-алое платьице открывает ножки так, что не только у «лиц» брызнут слюнки… А уж косметики пошло, братцы…

Все разворачивалось строго по сценарию – залетная дива самого что ни на есть суперсексуального облика прохаживалась себе, голубушка, на стройных ножках, озираясь с брезгливым любопытством холеной столичной девочки, впервые увидевшей этакое. А сопутствующие лица толпились вокруг с видом бдительным и грозным, явно пижоня перед вверенной их бережению гостьей, держа стволы неуклюже и насквозь картинно, как неопытные статисты в массовке на съемках пошлого боевичка.

– Водка у тебя не из ацетона? – грозно вопросил капитан Курловский, орлом прохаживаясь вдоль прилавочка.

– Обижаешь, командир, – спокойно ответил продавец постарше. – Из чистого спирта. Ваши две недели берут, никто не жаловался…

– Вот и давай литру, – распорядился капитан. – Только смотри у меня, если все же окажется ацетон, я сюда пришлю восьмиколесный БТР, и до-олго он будет по твоей фирме ездить – взад-вперед и справа налево… Усек?

– Чего ж не усечь, ничего мудреного… За деньги покупаете или конфисковать будешь, командир?

– Знай мое благородство, – важно сказал Курловский, протягивая ему купюру. – Господа офицеры сибирского ОМОНа умеют проявлять достоинство, особенно сопровождая красавиц из столицы нашей Родины, города-героя Москвы… (Он хорошо играл роль немного поддавшего хама, и водочкой от него в самом деле попахивало.) И шоколадок давай. И сигарет еще…

Он сгреб в карман несколько пачек «Мальборо» – пригодятся, благо денежка на покупки выдана казенная. Сигаретки, конечно, были изготовлены прямо здесь, в Чечне. Тут давно уже было налажено производство со стабильным распределением ролей: в одной деревне клепали означенное «Мальборо», в другой, скажем, «Ротманс», в третьей, к примеру, «Лаки страйк». Чтобы отвезти на рынок партию готовой продукции, принято было нанимать вертолет – якобы он и привез курево, самое настоящее, из далеких и мирных, не тронутых войной мест. Все поголовно, конечно, прекрасно знали о подлинном происхождении самопального табачка – но все равно, так было принято делать согласно правилам хорошего тона. Местная деловая этика, иными словами, пусть даже любой прекрасно знает, что вертушка прилетела не из России, а из-за ближайшей горушки, приличия следует соблюсти…

Правда, принюхавшись подозрительно и отхлебнув глоточек, Курловский во всеоружии своего богатого жизненного опыта вынужден был про себя признать, что водка, хоть и не годится для кремлевского стола, все же не способна вызвать потери в лихом спецназе. Но вслух своего заключения высказывать не стал, отошел к машине, откуда уже доставали пластиковые стаканчики.

Выпили на свежем воздухе, красавица – чуточку жеманясь и старательно делая вид, что с ней такой пассаж происходит впервые (водку почти без закуски?! посреди улицы?!), все остальные – с ненаигранным удовольствием, вслух заверяя очаровательную спутницу, что военная романтика требует именно такого фуршета. Потом Курловский принялся порхать вокруг с видеокамерой, снимая со всех возможных точек золотоволосое видение и обступивших ее господ военных, он старался изо всех сил, перемещаясь по тихой улочке так, словно плясал на раскаленной сковородке. Чечены наблюдали за ними со снисходительно-показным равнодушием каменных статуй.

Вряд ли им приходило в голову, что объектом съемки на деле была резиденция «народного целителя Исмаила», точнее говоря, подступы к ней, трудолюбиво заснятые Курловским во всех видах и ракурсах. Трудно сказать, была ли эта парочка теми, за кого себя выдавала – то есть относительно мирными коммерсантами, – или служила подстраховкой для явки Джинна (этой вот самой резиденции Исмаила), внешним наблюдательным постом. По данным оперов, ларек появился здесь за неделю до вселения целителя, что, конечно же, опять-таки можно толковать двояко: и списать на совпадение, и отнести к звериной предусмотрительности Джинна. Не в том суть. Главное, им, кажется, удалось отыграть все, как по нотам, не вызывая подозрений, очень хотелось в это верить…

Потом красавица изъявила желание самолично осмотреть жилище целителя, чтобы убедиться, есть ли разница меж загадочным представителем народной медицины Кавказа и московскими экстрасенсами. Вся компания направилась внутрь. Курловский умышленно задержался возле самого прилавка. Оказалось, он просчитал все правильно: молодой, рассудив, видимо, что грозный воин достаточно ублаготворен относительно нормальной водкою, поинтересовался с гордой непроницаемостью истого сына гор:

– Слушай, командир, кто такая?

– Певица, – значительно сказал Курловский, поднимая палец. – Из Москвы к нам, поддержать морально. Изабелла. Слышал?

Т о т, разумеется, и не слыхивал, но, чтобы не терять лица, медленно кивнул с видом истинного меломана. Курловский пошел в дом, хмыкнув про себя. Те, кто готовил операцию, рассчитали верно: нынче в «ящике» мельтешит столько полуголых девочек, обходящихся вовсе без фамилий, одними кличками, что запомнить всех решительно невозможно. Даже столичный житель наверняка запутается во всех этих Белках-Стрелках, Констанциях и прочих Луизах. Молодая еще звездочка, недораскрученная, черт их всех перечтет… Идеальное прикрытие. Правда, Костя, чье предложение насчет «Изабеллы» в конце концов и решено было принять, потом признался втихомолку, что рабочий псевдоним лейтенанту Кате он выдумал, имея в виду в первую очередь известный в советские времена сорт вина. А впрочем, какая разница?

Когда они вышли, неподалеку от «уазика» кучковалось несколько местных пацанчиков – в других, более мирных краях дети детьми, а здесь этакие детки, случалось, и автомат в ход пускали, и боевыми гранатами швырялись… Один, стервец, довольно громко принялся считать, тыча пальцем в военных:

– Десять тысяч долларов, еще десять, еще… А эта – все, пожалуй, пятьдесят, выкупят, никуда не денутся…

Шутило молодое поколение. Специфически. Определенно сожалея, что не в силах пока что шутку сделать былью. Чтобы поддержать непринужденное веселье, Курловский, встав неподалеку от них, принялся демонстративно тыкать пальцем, громко комментируя:

– Одно… два… три… четыре…

– Ты что считаешь? – поинтересовался юнец.

– Уши ваши считаю, – с открытой, обаятельной улыбкой признался Курловский. – Пять… шесть… сколько сувенирчиков получится…

Юные моджахедики презрительно насупились, но на всякий случай бочком-бочком отступили подальше – столкнувшись со столь же специфическим юморком, решили не рисковать. Перехватив укоризненный взгляд майора, Курловский с невинным видом пожал плечами: как-никак сейчас он был вовсе и не он, а выпивший омоновец, всегда можно сказать, что ситуация требовала именно такого поведения…

– Ну что? – спросил он в машине.

– Стандартная квартирка. Двухкомнатная. Мебели небогато, судя по первому взгляду на стены, дыр в соседние хаты вроде бы не пробито. Вообще пустовато. Оружия в больших количествах там явно не прячут.

– Но при них-то что-то обязательно будет…

– Да это уж как пить дать.

– Вам и во вторую комнату удалось заглянуть? Когда я вошел, вы все в одной торчали, возле целителя…

Я заглядывала, – сказала Катя. – Я ж столичная фемина, мне интересно… Парочка спальников на полу, и все. Стены голые. Окно какой-то тряпкой завешено.

– Главное, стекол нет. Это хорошо. Терпеть не могу родным организмом стекла вышибать. Это в кино они из слюды, а в жизни – режутся… И больно.