Глава вторая

Миллион – цифра круглая…

Откинувшись на спинку кресла в роскошном кабинете, он в последний раз прокрутил все в голове. Как и следовало ожидать, собственный план при трезвом размышлении смотрелся авантюрой чистейшей воды – да и был таковой. Вот только ничего другого он был решительно не в состоянии предпринять. И потом, в истории человечества авантюры неисчислимое число раз проходили, проскакивали, увенчивались успехом. Авантюра – это то, что провалилось, а вот при успехе – и не авантюра вовсе…

Немного успокоив себя захватанными истинами, встал, вышел из кабинета спокойной деловой походочкой и направился прямиком к Земцову. Какового и обнаружил за столом – кажется, не в самом худшем расположении духа.

– Ну, как успехи на ниве безопасности? – спросил Петр, усаживаясь. – Не похоже, чтобы вы были особенно удручены…

– То же и о вас можно сказать, – отозвался Земцов.

Приходилось рисковать. Если Земцов в игре – моментально стукнет кому следует о просьбе, которая сейчас последует, а там, если и не всполошатся, то неладное почуют обязательно, смекнут что-то, начнут следить, поменяют планы. Однако весь предшествующий опыт Петра говорил за то, что Андропыч ни о чем не подозревает. В такие игры не следует втягивать хороших профессионалов – они-то как раз быстренько сообразят, что вокруг одного-единственного коня Боливара рано или поздно начнется суета с пальбой и поножовщиной…

– Не будем тянуть кота за хвост, Андропыч, – сказал Петр. – Мне кое-что нужно, причем немедленно. Для вас это пустячок.

– А конкретно, Павел Иванович?

– Два микрофона, потайные «липучки», я их видел в прошлый раз в вашем хозяйстве. С соответствующими приемничками. Радиус приема – не менее пятидесяти метров, а лучше – более. Это первое. Второе. – Петр подошел к окну и указал на противоположную сторону улицы. – Максимум через четверть часа во дворе вон того дома должна стоять машина, не обязательно роскошная, лучше даже, если это будет обычная «Жига», но надежная. Ключи – мне. Выполнить и забыть.

– С первым – проще… – задумчиво сказал Земцов, – а вот второе… Нет, не сложнее… Но вы ведь, насколько я ухватываю, сами намерены этой машиной воспользоваться?

– Угадали.

– Интересно, как вы незамеченным покинете здание?

– Придумаю что-нибудь, – сказал Петр.

Земцов вскинул на него глаза, кисло усмехнулся:

– Значит, все-таки это были не байки? О вашем личном подземном ходе?

– Андропыч… – поморщился Петр. – Вы же профессионал. Есть вещи, о которых должен знать один. Не более того.

– Это опасно.

– Почему? Никто и предполагать не может. Разве что ваш кабинет набит «клопами».

– Ничего подобного.

– Вот видите, – сказал Петр. – Это не просьба. Это прямой приказ. Который, как известно, не обсуждается. Что до покушений – вы мне поверите, если я скажу, что уверен на сто двадцать процентов: больше этого не повторится?

– Знаете, Павел Иванович, есть два вида уверенности, – сказал Земцов дипломатично. – Когда мы в чем-то свято уверены и когда наша уверенность и есть истина.

– Имеет место быть как раз второе.

Земцов недоверчиво спросил:

– Значит, все же развели?

– Развел. Раз и навсегда. Извините, что я вас не вмешивал, но, как показало последующее, именно эта тактика себя и оправдала.

– Павел Иванович, я иногда ломаю голову, отчего не написать в конце концов прошение об отставке…

Действуя сугубо по наитию, Петр сказал:

– Андропыч, а разве я вас никогда не предупреждал, что иные вопросы буду решать исключительно своими силами? В самом деле, не предупреждал? Точно?

– Предупреждали, – сознался Земцов.

– Вот видите… – развел руками Петр.

– Иногда у меня появляется идиотская мысль…

– Что перед вами – другой человек? – подхватил Петр догадливо, улыбаясь так, чтобы шеф службы безопасности сам, без подталкиваний, проникся всей нелепостью этой идеи. – А интересно, откуда бы другой взялся? И кто бы его на мое место пустил?

– Я и сам понимаю, что такие мысли – сущее идиотство, – сознался Земцов с виноватой улыбкой, крайне порадовавшей Петра. – Но вот остается такое дурацкое впечатление…

– Поговорите с психологами, снимут в два счета, – нагло заявил Петр. – Я тут подчитал кое-что… Оказывается, история медицины прямо-таки пестрит случаями самых удивительных трансформаций, происходивших с людьми после хорошего удара по башке. В больнице нечего было делать, и я подолгу болтал с доктором. Был даже случай, когда в одном человеке умещались две личности. Две сугубых индивидуальности, причем ни одна о наличии другой не подозревала. По четным, скажем, числам человек – портной Антуан, а по нечетным – нотариус, а то и вовсе граф…

– Читал и я что-то такое…

– Так вот, доктор мне говорил, что это вовсе не утки, – сказал Петр авторитетно. – Представляете, как вы намаялись бы со мной, прорежься во мне после аварии два этаких вот субъекта?

– Господи спаси…

– Вот именно. Давайте микрофоны и в темпе распорядитесь насчет машины.

Вернувшись в кабинет с ключами и парочкой маленьких транзисторов в кармане – самые обычные приемники, продаются во многих магазинах, – Петр опробовал микрофончики и остался доволен. Велел Жанне вызвать Косарева.

Когда тот пришел, декорации смотрелись безукоризненно: Петр восседал за столом без пиджака, с распущенным узлом галстука, перед ним на подносе стояла бутылка и бокал с остатками коньяка на донышке, и разило от него соответственно.

Блокировав дверной замок, Петр встал из-за стола, слегка пошатываясь, подошел к заму, поймал его за рукав и, не слушая робких возражений, потянул к столу:

– Нет уж, Фомич, или ты вмажешь, или я кровно обижусь…

Он старался не переиграть, соблюдать меру. Фомич, проглотивший спектакль, покорно принял бокал, выпил и уставился с неподдельной тревогой:

– Павел Иванович, что это на вас нашло?

– Расслабиться решил душою, друг мой, – признался Петр. – Как ныне выражается молодое поколение – оттянуться. Подключайтесь, голуба, а? Только чур – телочку сам себе искать будешь, я-то Жанку вызову…

– Вы серьезно?

– Абсолютно! – заявил Петр с пьяной целеустремленностью. – Ты у меня сейчас вмажешь как следует, потом телушек поваляем…

– Я вас прежде никогда таким…

– Имею я право расслабиться? – грозно-обиженно вопросил Петр. – Дела идут нормально, спектакль я вам откатал по полной программе, что же, не имею права, коли делать нечего?

– Имеете, конечно, имеете… Это у вас надолго?

– Фомич, я ж не алкоголик. Запоями не страдаю. Выпью свое ведро – и стоп! Ну?

– Павел Иванович, извините великодушно, но у меня, в отличие от вас, дел сегодня невпроворот…

– Вот и давай поговорим о делах, – сказал Петр с многообещающей улыбкой, – конкретно, о финансах, – он с размаху выплеснул в рот коньяк, первую за сегодня дозу, которой предстояло остаться и единственной. – О денежках, о бабках, о башлях… Имеешь такие полномочия?

– Я не вполне понимаю…

– Сейчас поймешь, – пообещал Петр, подошел к нему, небрежно притянул за лацкан пиджака и зашептал в ухо: – Хорошую вы со мной сыграли шуточку, деловые… Поманили пальчиком, пообещали пятьдесят штук…

– Почему – пообещали? Ровно столько и получите…

– Ах ты, жук лысый! – ласково сказал Петр, дыша спиртным и смачно пошлепывая Фомича по лысине. – Видишь ли, золотко, когда мы договаривались, суммочка эта казалась прямо-таки ослепительной. Но вот потершись среди в а с, я, уж извини, кое-чего нахватался. Разъяснили насчет процента со сделок. Вы, голуби, получите сто пятьдесят миллионов баксов, плюс то, что лежит в «уазике», а от бедного подполковничка в отставке отделаетесь полсотней кусков?! Неаккуратно…

– Так сколько же вы хотите?

– Вот это уже похоже на деловые торги, – сказал Петр, ухмыляясь. – Пятьдесят тысяч – совершенно некруглая сумма… Миллион.

– Чего?! – по-бабьи взвизгнул Фомич.

– Долларов, – безмятежно сказал Петр. – Это выходит даже меньше одного-разъединственного процента. Если разделить… сто пятьдесят на сто, плюс…

– Простите, но ведь это – инвестиции. А не куча наличных, которые вульгарно распихают по карманам!

«Да-а?» – мысленно ухмыльнулся Петр и сказал вслух:

– А мне, пардон, по барабану. Не смотрите на меня зверем. Раз в жизни подвернулся шанс заработать как следует на всю оставшуюся жизнь… Это бизнес, нет?

– Это нахальство! – взвился Фомич.

– Да-а? – осклабился Петр. – Ну, как хотите, я не настаиваю в принципе. Вот только может случиться так, что я в следующий раз, когда придет время подписывать очередные эпохальные соглашения, окажусь вдрызг пьяным, так что выйдет полная конфузия… Могу подписать, а могу, простите великодушно, и не подмахивать. У вас что, дублер для меня имеется?

Какое-то время Косарев привыкал к не-

ожиданно полученному удару. Потом чуть ли не взвыл:

– Вам-то за что?

– А куда вы без меня? – цинично спросил Петр. – Чегой-то вы так побледнемши? Чегой-то вы на пол упамши? Думали, я совсем дурак? Нет уж, нахватался и просветился, вашими, между прочим, трудами. Чегой-то на пол упамши?

– На какой пол?

– Это я фигурально, – сказал Петр. – В общем, вот вам мое твердое и единственное решение. Миллион баксов. Вы давеча совершенно справедливо подметили, что с двадцатью лимонами краденой зелени я ни за что не справлюсь. Не спорю. Вам виднее. Но с одним-то лимоном, честно заработанным, управиться, сдается мне, смогу… Я вас не тороплю, голуба, ножик к горлу не приставляю, не вы ж решаете, а? Посоветуйтесь, а главное, сумейте втолковать ему, что я от этой идеи ни за что не отступлюсь. Усекли?

Когда за ошарашенным Фомичом закрылась дверь, Петр ухмыльнулся вслед – крохотный микрофончик надежно прилип к лацкану лысого, с изнанки, в таком месте, где случайно его не обнаружишь. Не теряя времени, включил транзистор, настроенный на определенную частоту. И всего тридцатью секундами позже уже слушал, оскалясь, как Фомич орет в мобильник, сообщая о непредвиденных осложнениях и требуя незамедлительной личной встречи.

Едва сообразив по репликам Фомича, что Пашка на немедленную встречу согласился, выскочил из кабинета и в темпе добрался до «спецотдела». Влетел в подземный ход, припустил по нему. Вовремя – когда он закрывал за собой дверь в квартиру, сзади послышались торопливые шаги.

Выскочив из подъезда, огляделся в поисках машины с тем номером, о котором предупредил Земцов. Ага, вот она, белая «девяточка». И «запорожец» Фомича неподалеку…

Прыгнул на сиденье, сполз так, что голова была на уровне верхней кромки дверцы. Фомич, правда, не озаботился глазеньем по сторонам – как бомба, влетел в свой ублюдочный автомобиль…

Правда, хотя и находился в растрепанных чувствах, не забывал проверяться, в точности как в прошлый раз. Однако Петр принял свои меры, избегая обнаружения.

Оказавшись во дворе – совсем не там, куда в прошлый раз привозил его Косарев, у Пашки, надо полагать, не одна хаза, – выбрал удобное местечко, откинулся на сиденье и с удовольствием слушал, как расстроенный Фомич живописует их разговор. Лысый так и кипел от возмущения, словно Петр залез в его собственный карман и потребовал денежек, отложенных на спокойную старость.

– Все? – послышался спокойный Пашкин голос.

– А что, мало? – огрызнулся Фомич. – Это ж ни в какие ворота…

– Почему? – раздался голос Елагина (о, и Митенька там!). – Вполне естественные, я бы сказал, желания. Наш манекенчик малость пообтерся и смекнул, что продешевил. Знаете, господа, я ему даже аплодирую. Я-то думал, он полный сапог, а у него вполне умные мысли рождаются…

– Ну, позволь!

– Нет, ну не глупая же мысль?! Вот откажись он от миллиона баксов – это как раз было бы глупо, – хохотнул Елагин. – А когда миллион требуют – это вполне умно.

– Пожалуй что, – поддакнул Пашка.

– Так вы что?! – негодующе взвыл Косарев. – Платить намерены?

– Фомич, – мягко сказал Пашка, – уж извини, но ты в последнее время что-то поглупел… Опять с Милкой нелады?

– Да при чем тут Милка!

– Не в ней дело… Фомич, я тебя не узнаю. Истерику поднял, сорвался с фирмы… Какого хрена?

– Но он же сказал, что может не подписать…

Послышался деланный, демонстративный вздох Пашки:

– Фомич… Честно, глупеешь. Он, изволите ли видеть, потребовал миллион… Кто тебе мешал пообещать? Тихо и спокойно? От моего имени? А ты…

– Как он сказал, говоришь? – вклинился Елагин. – «На всю оставшуюся жизнь»? Фомич, ты что, запамятовал, сколько у него осталось этой самой жизни? С гулькин хрен… Или ты собрался его после завершения операции на белом свете оставить? Денежки отслюнить, водкой напоить, с Милкой в постель положить?

«Ну, спасибо, Митенька, – подумал Петр, зло кривя рот. – Объяснил все без недомолвок, чтобы никаких иллюзий не оставалось. Спасибо, золотой мой, бриллиантовый…»

– Извините, – послышался смущенный, вялый голос Косарева, – и в самом деле недодумал. Нервы… не железные ведь. Что будем делать?

– Жопу заголять и бегать, – хохотнул Пашка. – Возвращайся в темпе, пообещай миллион, пообещай луну с неба… Хоть собственную задницу. Лишь бы он больше ни разу не взбрыкнул. Пусть питает любые иллюзии. Твоя задача – сделать так, чтобы он до самого конца оставался спокоен, весел и доволен жизнью. И боже тебя упаси на доверенном тебе фронте работ хоть в малости напортачить… Ну давай, финансовый мой, в темпе поспешай!

Вскоре Фомич вышел из подъезда, утирая платком лысину, сел за руль и выехал со двора, от расстройства чувств едва не столкнувшись с въезжавшим «москвичом». Водитель «москвича» высунулся в окно и высказал все, что думает о «Запорожцах» вообще и этом, конкретном, в частности. Страдальчески улыбнувшись, Фомич развел руками, свернул на магистраль и скрылся из виду.

Петр по-прежнему держал возле уха приемничек – Фомич выскочил без пиджака. Видимо, снял его там, повесил куда-нибудь на стул, а потом в крайней растрепанности чувств и не вспомнил. Тем лучше, послушаем еще, что они там интересного скажут, оставшись наедине…

– Интересные дела, – задумчиво сказал

Пашка.

– Меня это почему-то ничуть не волнует, шеф…

– Да меня тоже. Просто не думал я, что этот пентюх настолько быстро проникнется сутью рыночных отношений…

– А чего вы хотите? Ваша копия как-никак.

– Вообще да… Меня другое волнует. «Уазик». Прекрасно знаю, что к нам следок ни за что не поведет, что никому чужому ромалы его не отдадут, и все равно… Триста кило денег, Митяй, – это тебе не макулатура. Представляю, как эта развалина там стоит – душа не на месте… Знаешь что? Нажраться охота. До соплей, до паданья мордой в гравий, до поросячьего визга. У Фомича, изволите ли видеть, нервы… А у меня? Ох, я потом и надерусь… Не буду терпеть до Кипра.

– Понимаю, шеф. Побуждения аналогичные… У меня тут мысля родилась. Помните, я предлагал назвать нашу негоцию «Операция «Зеркало»«? В том смысле, что этот мешок – ваша точная копия. Так вот, правильнее, по-моему, будет – «Скелет в зеркале». Он, дурень, в зеркало таращится, себя там видит и не знает, что на деле-то в зеркале – скелет…

– Ох, Митя, не занимайся ты херней, – усталым, севшим голосом сказал Пашка. – Это у тебя, сдается мне, армейская отрыжка. Ну почему непременно нужно давать операциям названия? На кой хер?

– Красиво просто. А? «Скелет в зеркале».

– Красиво, красиво…

– Шеф, можно незрелую мысль?

– Ну?

Елагин вкрадчиво сказал:

– У меня тут замаячила идейка… А почему бы нам герра Фомича не проводить чуточку раньше? Не дожидаясь финала? В конце концов Фея за двоих прекрасно поработает…

– Ох…

– А что вы вздыхаете? Я бы это оформил совершенно бесплатно, без всяких дополнительных процентов. Из любви к искусству. Фомич старенький, из него песок сыплется. Если вдруг откинет копыта на Милке, никто особенно и не удивится. Или в столб въедет с переломом основания черепа. Как мысля, босс? Зачищать так зачищать… Все равно его следом за манекеном отправлять.

– Не гони лошадей.

– Нет, я серьезно. Никто ничего не заподозрит…

– Не любишь ты старичка, а? – засмеялся Пашка.

– Не люблю, Павел Иванович. Гнида наш старичок, если откровенно. Вы ручаетесь, что он так-таки ничего и не заподозрил? Не просек, что его то же в отходы спишут? Советская школа – вещь серьезная. Ручаетесь?

После продолжительного молчания Пашка признался:

– Не ручаюсь…

– Вот видите. Давайте я… Изящно и легонечко? А?

– Рано, рано, – судя по тону, прямо-таки сквозь зубы заключил Пашка, – не то чтобы без него совершенно не обойтись, но лучше будет, если триста кило денежек не мы, а он Никифору передавать будет. Так оно проще и легче.

– Ну, смотрите. Я сомнениями честно поделился. Что на душе было, то и высказал.

– Тут не душой нужно, а логикой.

– Я и логикой тоже шевелю, – сказал Елагин. – Только вот, с точки зрения логики, мне совершенно непонятно, зачем он нам преподнес историйку про то, как манекен от него, изволите ли видеть, оторвался на Кутеванова.

– Думаешь, врал Фомич?

– Не знаю, босс. Просто эта история абсолютно не укладывается в события. Ни с того ни с сего вдруг оторвался… Причем исходят эти совпадения от Фомича… Которому я совершенно верить перестал… Нутром чую некую несообразность, а точнее сказать не могу по недостатку данных. Поскольку…

Как ни интересно было слушать, Петр выключил транзистор и включил мотор – следовало поспешать в контору, чтобы Фомич не заподозрил неладное. Стоп! Ага, вот он, «запор», вползает на дорожку. Спохватился, вспомнил про пиджачок…

Тем более пора ехать. Заберет пиджак, и ничего больше не услышишь…

… Он ухитрился опередить лысого, вернуться по знакомой уже потайной дорожке. Засел в кабинете. Через двадцать минут пред его ясны очи, словно лист перед травой, предстал Фомич. С таким пришибленным и запыхавшимся видом, словно бежал пешком от хазы.

Петр, по-прежнему старательно изображая опьянение, бодро рявкнул:

– Ну, посоветовался?

– Посоветовался, – вздохнул Фомич. – О н гарантирует, что миллион вам – будет. Конечно, сначала в ваш адрес, надо признаться, было сказано немало теплых слов…

– Но ведь понял в конце концов, что рынок есть рынок? Молодец, Фомич, на вот, выпей, – Петр вновь приобнял лысого, доверительно зашептал на ухо: – Фомич, а давай в месте «уазик» прикарманим? А? Ты прав, один я не смогу, а вот с тобой на пару… Ну что ты смотришь синими брызгами, аль в морду хошь? Поедем прямо сейчас, заберем тачку – и растворимся на просторах нашей великой и необъятной? Она хоть и съежилась, ан все равно в каком-то плане – необъятная… С твоей башкой и с моими ловкими руками затеряемся, как конокрад в ночи. У меня есть знакомые в Сухуми, границу перейдем, паспортишки выправим… А, Фомич?

У него сложилось твердое убеждение, что какое-то время Фомич раздумывал над его предложением в серьез. Взвешивал. Думал и прикидывал. Но в конце концов годы взяли свое, старый хрен старательно изобразил возмущение:

– Да что вы такое говорите?

– Была бы честь предложена, а от убытка бог избавил, – захохотал Петр. – Да ты не дергайся, финансист, я шутейно… Мне лично и миллиона достаточно. Ты ему не говори, понял, нет? Я ж совсем шутейно.

– Шуточки у вас…

– А ведь забрало, нет? Ладно, замяли. Сейчас ты у меня как миленький хватанешь стопарь – хорошее известие принес…