Глава третья

Незавершенная филантропия

Так уж удачно сложилось, что ни у Пашки, ни у Кати не было привычки уделять поутру время местным новостям. А посему за завтраком телевизор в столовой безмолвствовал, чему Петр был втихомолку рад: чем позже она узнает о веселухе возле фирмы, тем лучше. В вечерние теленовости сенсация пока что не попала: и силовички намекали, что приглушат, и Земцов собирался какие-то шаги в этом направлении предпринять. Никто нынче не может держать на коротком поводке всю прессу миллионного города, все телеканалы, в конце концов что-то такое проскочит – но уже сглаженно, скороговоркой…

Дождавшись, когда Катя, чмокнув его в щеку, исчезла за дверью в сопровождении шофера – нового какого-то, не Митьки, – Петр, игнорируя многозначительно-блядские взгляды Марианны, быстренько прошел в кабинет, выгреб из сейфа нужные снимки и без колебаний направился к Наде. Постучал приличия ради, она сразу же открыла дверь. За ее спиной на экране плавно вращалась какая-то сложная геометрическая фигура, синяя на черном фоне.

Петр, довольно невежливо потеснив девчонку с дороги – она не торопилась его впускать, а в коридоре шмыгала Марианна, – вошел, плотно прикрыл за собой дверь, протянул конверт:

– Держи. И негативы. Все, что было. И давай договоримся, что забудем на веки вечные, лады?

Надя взвесила в руке конверт, встряхнула пленку другой рукой, разворачивая, окинула беглым взглядом. На ее личике явственно изобразилось холодное разочарование. Петра это неприятно задело – он не собирался упиваться своим благородством, но в душе все же ожидал простого человеческого «спасибо». Или она настолько уж Пашку возненавидела? Ох, трудно упрекать…

– Что-то не так? – спросил он негромко. – По-моему, все…

– А кассета?

Он неловко переступил с ноги на ногу – вот так, еще и кассета. Но ничего подобного ни в сейфе, ни в кабинете не отыскалось…

– Какая? Видео? Аудио?

Надя посмотрела на него с недоверием, да что там, с легкой брезгливостью:

– Опять головушка подводит? Так это следует понимать?

Петр понимал, что достучаться до нее не удастся, но все-таки рискнул:

– Можешь ты, бисова дитына, раз в жизни поверить честному слову?

– Твоему?

– Моему.

– Трудненько, – призналась Надя, глядя с вызовом.

– А ты попробуй. Что за кассета, как выглядит? Где она была, когда ты ее видела в последний раз?

«Безнадежно», – подумал он с тоской. Девчонка кривила пухлые губки в иронической усмешке. Ни единому слову не верила, паршивка…

– Слушай, черт с тобой, – сказала она устало, безнадежно. – Ну, верить твоим обещаниям нельзя, ясно было… Давай все переведем в плоскость банальной коммерческой сделки. Неси кассету, четко обрисуй, что тебе на этот раз сделать… Согласен?

Он яростно выдохнул сквозь зубы, старательно борясь со злостью – и на себя, и на нее, и на Пашку. Почти что умоляюще сказал:

– Пойми ты…

– А это всегда пожалуйста, – усмехнулась девчонка, – понимаю, как всегда. Душа у тебя нежная, как цветок, изобретательных фантазий требует. Чего же тут не понять…

Эта сказочка про белого бычка могла тянуться до бесконечности. И Петр сдался, пожав плечами, вышел – по сути, позорно бежал с поля боя, но что прикажете придумать?

– Павел Иванович…

Поджав губы, он несколько секунд разглядывал Марианну, с невинным видом загородившую ему дорогу, потом, не колеблясь, легонько ее посторонил:

– Мадемуазель, по-моему, вы слишком много времени проводите на хозяйской половине…

Прошел мимо, ухом не поведя при виде заворчавшего Реджи, нажал кнопку, вызывая охранника из «людской», кратко распорядился:

– Машину. Я – в офис.

Выходя из подъезда в плотном кольце четырех бодигардов, на миг ощутил прежнее возбуждение, непонятное простому смертному ожидание выстрела. Обошлось. Двор был пуст, только напротив подъезда стояли милицейские «Жигули». Без сомнения, присланные для бережения его скромной персоны.

У себя в кабинете он начал с того, что старательно обыскал все ящики письменного стола. Обнаружил кучу всякой мелочи, от американских квортеров до сломанных зажигалок, – но ни следа Пашкиных забав на ниве фотографии и видеозаписи.

Подошел к сейфу – той же марки, того же размера, что стоял дома. Задумчиво провел рукой по толстому никелированному колесику. Съездить еще раз за образчиками бытовой химии? Или…

Пашка всегда был недругом цифири, математика у него шла плохо. Удивительно, как он вообще выбился в крупные негоцианты – впрочем, для этого вовсе не нужно быть гением бухгалтерии, достаточно крутить комбинации, а специалиста по цифири всегда можно нанять, взять в долю… Логично будет предположить, что при нелюбви к математике братец не станет особо мудрствовать в том, что касается кодов…

И набрал код домашнего сейфа. Дверца не дрогнула. Прокол, однако. Съездить все же в «Тысячу мелочей»?

По некоему наитию он попробовал еще раз, вновь набрал код, трудолюбиво им вскрытый дома, – но наоборот, от конца к началу, затаив дыхание…

Есть! Дверца щелкнула, сдаваясь. Повернул ручку, распахнул. Начинаешь верить газетным статьям, уверяющим, будто мозги у близнецов работают совершенно схожим манером. Максимум, на что хватило Пашкиной изобретательности в данном случае, – вывернуть код домашнего сейфа шиворот-навыворот… Ну да, в девятом классе во время одного из розыгрышей, основанного на сходстве близнецов Савельевых, как раз и опознали в «Петре» Пашку благодаря нелюбви последнего к математике…

Однако никаких видеокассет в сейфе не обнаружилось. Там вообще не было ничего интересного – новенькие японские часы в коробочке, судя по гравировке, преподнесенные братцу на последний день рождения неким (или некой) П. Надпись откровенно суховата – «Паше в день рождения с пожеланием удач. П.» Поди тут определи, какого пола П.

Импортный газовый револьвер с укороченным дулом, черные пластмассовые коробочки с прозрачными крышками – газовые патроны, сигнальные, патроны с резиновыми пулями. Ствол выглядит так, словно его сто лет не брали в руки, если вообще озаботились хоть раз зарядить и проверить. Правда, полностью исправен – Петр не удержался, проверил.

Тоненькая стопка деловых бумаг – ничего интересного, счета и подтверждения каких-то поставок. Лист, на котором Пашкиной рукой небрежно написан с десяток греческих имен и фамилий: Спирос Манолидис, Микис Теодору, Костас Василидис… И так далее. К чему сие, решительно непонятно. Вроде бы у Пашки были какие-то дела с родиной Гомера…

Синяя коробочка с золотыми сережками – вряд ли это подарок для Кати, очень уж незамысловаты и дешевы, скорее уж сувенир для непритязательной Жанночки или ей подобной. Все. Где же может таиться чертова кассета? Не спрашивать же Фомича…

Закурлыкал селектор. Петр уже научился худо-бедно с ним обращаться, на сей раз безошибочно угодил пальцем в нужную клавишу.

– Павел Иванович, ваша супруга на линии… – прощебетала Жанна.

– Соединяй.

– Почему ты молчал, не рассказал, что случилось? – едва ли не кричала Катя.

Ну вот, то ли доброжелатели с языками без костей, то ли прорвалось в прессу…

– У меня? – этак недоуменно спросил он. – Ничего не случилось, с чего ты взяла?

– У нас только об этом и говорят… Что в тебя вчера стреляли, что было покушение… И молчал!

– Катенька, милая, – проговорил он насколько мог убедительнее, – ты же у меня умница. Помнишь детскую игру в испорченный телефон? Ну вот…

– Но ведь передавали, оказывается, по телевизору. В полдевятого утра, в «Горячих новостях»…

«Убивал бы репортеришек», – подумал он. И продолжал столь же беззаботно:

– Да ну? И что там такое говорили Невзоровы наши доморощенные?

– Что в тебя стреляли на выходе из офиса. Что это покушение, заказное…

– Катька, я тебя выдеру, – рассмеялся он. – Все-таки мы уже в том возрасте, когда не следует верить каждому слову. И уж тем более поднимать панику.

– Что же, врут?

– Ну, не совсем, – рассудительно сказал он. – Какой-то псих и в самом деле устроил пальбу из газовика, неподалеку от офиса, но не в меня, а в воздух. Кажется, наркоман обкурился… Или пугал с пьяных глаз жену, ревность взыграла. Его быстренько повязали… А дальнейшее – продукт идиотского усердия наших славных правоохренительных органов и страсть журналюг к высосанным из пальца сенсациям… Ты сама-то передачу смотрела?

– Нет. Но у нас все говорят…

– Ох, да верь ты больше вашим впечатлительным бабам… – засмеялся он с должной искренностью. – Там говорилось исключительно о выстрелах средь бела дня… Понимаешь? И не более того. А уж потом раздули до небес…

– Правда? – спросила она, немного успокоившись.

– Ну конечно. Меньше слушай сарафанное радио. Ваши кумушки тебе наговорят…

– Паша, – сказала она, уже окончательно успокоившись, судя по ровному голосу, – я так переволновалась… Подумала, что вчера вечером ты и в самом деле был какой-то не такой… Напряженный весь…

– Вот что, – сказал он быстро, – мне сейчас совершенно нечего делать, я в три минуты организую звоночек тебе на работу со срочным вызовом в мэрию – и двинем-ка мы с тобой куда-нибудь в зоопарк. Как простые обыватели. Погуляем, мороженого поедим, на теплоходе, который гостиница, в эту пору всегда половина номеров свободна… А?

– Мне больше всего нравится последний пункт, – засмеялась она уже вполне спокойно. – Скитаться с собственным мужем по нумерам – в этом есть что-то возбуждающее. Делай звоночек, жду…

«А ведь это она обо мне беспокоилась! – не без гордости подумал Петр, запирая сейф, не содержавший ровным счетом ничего интересного. – Обо мне!»