Глава вторая

Тир по-шантарски

Боссу необходима вальяжность – по крайней мере, пока он находится на глазах у подчиненных, обязанных испытывать робость или хотя бы пиетет, – и потому Петр, вопреки своему обыкновению, не сбежал по широким ступенькам, а принялся по ним неспешно спускаться, держа кожаный плоский портфель так, чтобы не колыхался по-мальчишески. Охранники двигались один на шаг впереди и правее, другой, соответственно, на шаг позади и левее, погода стояла прекрасная, дверца черного «мерседеса» на особой стоянке для хозяина и его ближайших сподвижников уже была предупредительно приоткрыта шофером изнутри. Пашка, правда, не любил, чтобы шофер торчал у задней дверцы, распахивая ее перед боссом, – по его мнению, кое-какие западные или политбюровские ухватки в наших условиях выглядели все же смешновато. Петр был с ним совершенно согласен, а потому не менял заведенных обычаев. Он зачем-то прикинул расстояние между собой и машиной…

Справа от крыльца вдруг взревел на невыносимых оборотах мотор неброского белого «жигуля», мимо уха Петра что-то упруго, знакомо зыкнуло, рассекло теплый воздух, и тут же с отчаянным звоном разлетелось высокое стекло за спиной.

Он ничего еще не успел сообразить, тело сработало само: выпустив портфель, отметив обострившимся сознанием еще пару хлестких толчков воздуха над самым ухом, кинулся плашмя на мраморные ступеньки, распластался, рука выполнила полукруг, срывая с плеча несуществующий автомат, вторая сама потянулась под цевье, чтобы полоснуть очередью из лежачего положения…

Рев мотора удалялся, над головой хлопнули два выстрела, рядом, по ступенькам, звонко зацокали гильзы. Кто-то кричал неподалеку, осколки еще осыпались с противным звоном…

Подняв голову, неуклюже выпрямляясь, он увидел, как охранник, держа «Макаров» обеими руками, поводит дулом вправо-влево, направив пистолет на поток машин. Второй, заслонив собой и пытаясь поднять, орал в самое ухо:

– Паливаныч, что?!

– Нормально, – сообщил он, окончательно опомнившись. – Да не щупай ты меня, я не девка…

Справа и слева от крыльца уже с поразительной скоростью росла толпа любопытствующих. За спиной, в здании, не утихали истерические женские визги. Только теперь Петр сумел понять, что произошло. Допереть, наконец, что это стреляли и стреляли прямехонько в него… но охранник уже волок его вверх по ступенькам, перехватив грубо и цепко, словно манекен, второй прикрывал отход, пятясь с пистолетом на изготовку удивительно проворно, из дверей, распахнув на всю ширь обе створки, выскочили еще трое, следом, как мимо пустого места, промчался Земцов со сведенным гримасой злого напряжения лицом…

В течение следующего получаса происходящее напоминало фильм, то стопорившийся, то запущенный рывками…

Петр оторопел настолько, что не сопротивлялся – и охранник в хорошем темпе дотащил босса до его собственного кабинета с выходящими на пустырь окнами, но тут же спохватился, заставил пригнуться, протащил наискосок в комнату отдыха, втолкнул туда, усадил в кресло и на несколько секунд стал похож на заводную куклу с раскрутившейся пружиной. Соображал, что делать дальше. Петр, к тому времени уже окончательно оклемавшийся от пакостной неожиданности, решил не мешать профессионалу и добросовестно сидел, где усадили.

В кабинет заглянула Жанна, испуганная и любопытная. Охранник цыкнул на нее, и она проворно исчезла. Зато появился Косарев, отчего-то выглядевший запыхавшимся, за ним сунулись еще трое, вообще Петру незнакомые, но, судя по опознавательным карточкам на лацканах, его сотруднички.

Ощутив себя обезьяной в цирке, он уже почти спокойным тоном распорядился:

– Гони всех в шею. Что вам здесь, цирк?

Охранник, обретя ясную и конкретную цель, моментально оживился, в два счета выпер из кабинета любопытствующих, без приказа наглухо задернул высокие шторы на всех окнах. Петр наконец-то вспомнил о сигаретах, задымил, ожидая дальнейшего развития событий. Он прекрасно понимал, что лучшее сейчас в его положении – сидеть и ждать, пока внесут какую-то определенность те, кому это полагается по службе.

Минут через десять вошел встрепанный Земцов, плюхнулся в соседнее кресло, зло передернул плечами:

– Поздно было гнаться. Весь поток встал на красный, загородил нашим выезд, а он тем временем юркнул в переулок, навстречу одностороннему, сука… Ребята туда поехали, но машину наверняка бросят…

– Пострадавшие есть? – спросил Петр.

– Исключительно морально. Дамы в плановом отделе до сих пор визжат, бедолажки. Три пули в стене, окно – вдребезги, но никого, слава богу, осколками не поцарапало. Бдит над вами ангел-хранитель, Павел Иванович…

– Да вот мне тоже так кажется, – сказал Петр, только теперь ощутив некую слабость в нижней половине тела. – Над самым ухом свистало… Пистолет, конечно?

– Ага. ТТ, там и валяется, три гильзы тут же, ребята их пустой коробкой накрыли, ждут официалов. Боюсь, сейчас тут будет столпотворение… И это вот рядом валялось, кто-то из зевак уже нацеливался подхватить в виде сувенира, но наши попроворнее оказались…

Он протянул Петру лист плотной белой бумаги, с одного края украшенный рифленым отпечатком пыльной подошвы. В центре, почти посередине, красовалась мишень, где вместо «яблочка» чернело контурное изображение какого-то рогатого животного. Пониже в одну строчку тянулась надпись: «ЖИЛ КОЗЛОМ – КОЗЛОМ И ПОМЕР». Это явно была то ли ксерокопия, то ли отпечатанный на принтере дубль исполненного шариковой ручкой оригинала. Мишень, впрочем, была, несомненно, вычерчена с помощью каких-то идеально круглых подручных средств – может быть, стаканов, вазочек. Очень уж ровные круги, да и проведенные крест-накрест линии идеальны, без линейки не обошлось.

– Ну, поторопился, гад, – хмыкнул Петр, бросив послание неведомого стрелка на столик, – желаемое за действительное выдал. Что думаешь?

– Ничего, – признался Земцов. – Рано думать. Ясно только, что этот тип наглый, как черт: средь бела дня, с пятнадцати метров… Или наглый до беспредела, или шизанутый. В ы-т о что думаете?

Положительно, он смотрел так, словно Петра давным-давно должна была осенить стопроцентно правильная версия. Откуда?!

– Понятия не имею, – пожал он плечами, ничуть не лукавя.

Земцов смотрел хмуро и недоверчиво. Покривил губы, услышав захлебывающийся вой милицейской сирены:

– Ну, сейчас начнется…

И началось. Петр не выходил в коридор, но слышал, как по лестницам затопали деловитые шаги, судя по шуму, казалось, стражей закона нагрянуло не меньше роты.

В кабинет ввалился коренастый милицейский полковник, совершенно Петру незнакомый, но державшийся, как со знакомым. За ним нагрянули двое в штатском, судя по лицам – не из мелких чинов. Так и вышло: один оказался фээсбэшником, второй – то ли из РУОПа, то ли из ОБЭПа, Петр толком не запомнил, пытаясь удержать в памяти хотя бы звания и фамилии.

Пришлось подробно рассказать о происшедшем. Чины вертели головами, сочувственно и вроде бы уныло рассматривали листок с мишенью, не дотрагиваясь до него руками. Появились еще несколько в форме и в штатском, расселись по углам и стали вежливо домогаться подробностей, которые не успели услышать. Пришлось повторять по второму разу. Земцов дополнял собственными небогатыми изысканиями. Табачный дым в кабинете стоял коромыслом – хоть алебарду вешай. Пересказывая все заново и отвечая на уточняющие вопросы, Петр отчего-то чувствовал себя ужасно глупо и даже виновато – как будто это он совершил нечто противозаконное, оторвав от дел такую уйму занятых людей.

Чины наперебой обещали немедленно разобраться, отыскать и покарать, не допускать впредь. Видно было, что все они не на шутку озабочены. В кабинет то и дело заглядывали сыскари помоложе, в форме и в цивильном, выразительной мимикой вызывали своих боссов в приемную, шепотом докладывали. У Петра понемногу сложилось твердое убеждение, что эти проворные ребятки попросту демонстрируют рвение. Ну что, в самом деле, можно было в этих условиях обнаружить такого уж сногсшибательного? Кошке ясно, что стрелявший благополучно скрылся, – будь он отловлен, чины давно кинулись бы всем скопом на него полюбоваться…

Минут через сорок накал деловой суеты как-то поувял. Один за другим силовики улетучивались, напоследок почти в одних и тех же выражениях обещая приложить все силы и обеспечить полную безопасность законопослушного гражданина П. И. Савельева. Первым появившийся полковник удалился последним, с матерными вкраплениями заверив Петра, что раздобудет эту суку из-под земли и намотает кишки на плетень. Петр только кивал – понимающе, благодарно, механически…

Земцов исчез с одним из штатских, Петр чуточку растерянно постоял в дверях кабинета, обескураженный столь резким переходом от гама и суеты к покойной тишине. Охранник, расставив ноги, перекрыл вход в приемную из коридора с таким видом, словно собирался стоять здесь монументом до скончания веков. Жанна показала глазами Петру в угол приемной, где с невероятно терпеливым видом сидела рыжеволосая милицейская красотка Даша Шевчук, в простецких летних брючках и футболке с логотипом «Кока-колы». Встретишь на улице – ни за что не угадаешь, кто такая и чем занимается…

Перехватив его взгляд, Даша неторопливо встала:

– Павел Иванович, чувствую, мы можем, наконец, спокойно поговорить…

И, словно бы невзначай, передвинулась так, что просто нельзя было не пропустить ее в кабинет – разве что захлопнуть дверь перед самым носом, но к чему? Петр после короткого колебания указал ей на кресло в углу, сел сам, ощущая некую опустошенность и равнодушие ко всему на свете.

– Вы себя нормально чувствуете, мы можем поговорить?

– Нормально, – сказал он без особой приязни.

Он не лгал – в него стреляли столько раз, что сегодняшнее происшествие, скорее, удивило. Вот уж никак не предполагал, что подобное может случиться средь бела дня, в центре города, с ним персонально. Одно дело – читать в газетах и романах, смотреть по телевизору, но совсем другое – самому оказаться в шкуре несостоявшейся жертвы пресловутого киллера, а по-русски убивца…

– Вы уж извините за назойливость, но такова жизнь, – сказала Даша. – Полковники и генералы будут давать ценные указания и осуществлять общее руководство, а вот заниматься конкретным сыском – удел бедной, замотанной женщины…

Петр присмотрелся не без любопытства. На замотанную она никак не походила – красивая, спортивного склада, надо полагать, неглупая молодая женщина.

– Интересно, где вы пистолет носите? – спросил он неожиданно для себя.

– Позвольте, это останется моей маленькой женской тайной… – ответила Даша с намеком на улыбку, не более. – Павел Иванович, вы не против, если я начну заполнять стандартные бумажки? По такому факту просто необходимо будет возбудить уголовное дело, нужен будет протокол допроса потерпевшего…

– Валяйте, – кивнул он. – Где у вас пистолет, я, кажется, понял – кобурка слева, меж воображаемым лампасом и… – он замялся, не придумав, как окрестить воображаемую вертикаль, проведенную от подбородка через пупок.

– Верно подмечено, – Даша на миг вскинула глаза. – Вот только лампас мне в жизни не заслужить… Савельев Павел Иванович, под судом и следствием не состоял, проживающий… вы мне потом для порядка предъявите документ, удостоверяющий личность? Нужно будет внести серию, номер… Итак, неустановленная личность…

– Субъект, – сердито поправил Петр.

– Давайте оставим неустановленную личность, – поправила, в свою очередь, Даша. – «Субъект» автоматически подразумевает мужской пол, а «личность» – более обтекаемый термин, в конце концов, это могла быть и женщина… Или вы твердо видели, что – мужчина?

– Ничего я не видел, – сказал Петр чистую правду. – Машина реванула мотором, как сумасшедшая, и тут же началась пальба. Я плюхнулся на ступеньки, он умчался… Интересно, номер кто-нибудь успел заметить?

– Нет, я успела уточнить, – мотнула головой Даша. – Тачку, можно спорить, найдут где-нибудь поблизости, тут есть парочка хитрых проходных дворов… Так, неустановленная личность произвела три выстрела из пистолета ТТ, брошенного потом на месте преступления… Ладно, не в том суть. Павел Иванович, у вас есть подозрения в отношении каких-то конкретных лиц?

– Ни малейших, – сказал Петр.

– А хоть какие-то предварительные

соображения у вас есть? Ну, например, не связано ли это с вашей профессиональной деятельностью?

Он помедлил. Скажешь «нет», а потом окажется, что Пашка перебежал дорогу какому-то Васе Пупкину из концерна «Вдоль-поперек-и-всяко» и Вася при большом стечении публики обещал поквитаться, о чем П. И. Савельев не мог не знать… Но ведь Пашка обязательно рассказал бы? Или не счел нужным?

– Итак? – мягко поторопила Даша.

– Нет, – сказал Петр, – не нахожу я среди тех, кто причастен к моей профессиональной деятельности, кто пересекался со мной по деловым интересам, субъекта… личность, способную… Решительно не усматриваю.

– Никто не имеет к вам претензий? Долги, неисполненные обязательства?

– Ничего подобного.

– Знаете, в наши безумные времена быть кредитором не менее опасно, нежели неисправным должником, – сказала Даша. – Одалживают-то чужие, на время, возвращать приходится свои и насовсем, и это некоторых удручает…

– Да нет, – сказал Петр, – не припомню я что-то должников… Правда, имеет смысл посмотреть бухгалтерские документы… Мы уже обсуждали этот вопрос, провалы в памяти остались…

– Документы я обязательно посмотрю… с вашего разрешения, – сказала Даша. – Ну, а личных денег в крупных размерах вы, часом, никому не ссужали? А вам никто не ссужал личных немалых денежек?

– Что вы имеете в виду? – сердито спросил Петр.

– Только то, что говорила, – улыбнулась она с наигранной невинностью. – Не одалживали ли вы кому, не одалживал ли кто вам…

– А мне показалось…

– Что?! – мгновенно уцепилась она за его слова. – Если не секрет, что вам показалось?

– Послушайте… – сказал он сварливо.

– Умолкаю, – сговорчиво подняла ладонь Даша. – Павел Иванович, я имела в виду исключительно то, что произнесла, что вы, право, сердитесь? Вы – известнейший бизнесмен с безукоризненной репутацией, сие мне известно, никаких подвохов или каверз я и не собираюсь пускать в ход… Ваша репутация вне всяких подозрений, как у жены цезаря… Наконец, – она посмотрела ему прямо в глаза, – наконец, все обстоятельства указывают на то, что это отнюдь не мероприятие, известное под названием «серьезный заказ». Попахивает самодеятельностью непрофессионала, возможно, психически не вполне нормального…

– Почему вы так решили? – спросил он с искренним интересом.

– А вы думаете иначе?

– Я просто спросил.

– Ну, все просто, – сказала Даша. – Серьезный человек раздобыл бы винтовку с оптикой, устроился бы на чердаке пятиэтажки на другой стороне улицы, сделал бы один-два выстрела и ушел совершенно незамеченным. На моей памяти в Шантарске продавали пушку с истребителя при полном боекомплекте, ну, а достать снайперку с глушителем – для некоторых отнюдь не проблема…

«Права, чертовка рыжая, – мысленно поддакнул Петр. – Один точный выстрел с чердака – и ищи потом гада до скончания веков».

– Меж тем наша «личность» примитивно поджидает вас на стоянке, на машине, – продолжала Даша, – палит из пистолета, никого не задев, выхлестав только оконное стекло, перепугав женщин… Согласитесь, это либо свидетельствует о полнейшем непрофессионализме, либо… либо, уж простите, выглядит как предупреждение. Я имею право высказать такую версию, правда? И в этой связи обязана снова задать вам вопрос, который, конечно же, вызовет ваше открытое неудотольствие…

– Я понял, – сказал он хмуро. – Нет, никто… никому… в общем, сформулируйте сами, у меня что-то не получается. Вряд ли кто-то стал бы предупреждать этаким манером. Повторяю, я общаюсь главным образом с серьезными, ответственными людьми, а не с шантрапой…

– Ежели не для протокола – завидую вашему оптимизму, – призналась Даша. – В России мы с вами обитаем, милейший Павел Иванович, у нас все грани размыты, все границы сглажены, сегодня человек – глава администрации, а завтра он киллера нанимает для конкурента.

– Бросьте. Не в моем случае.

– Иными словами, вы категорически отметаете причастность к сегодняшнему… событию кого-то из ваших деловых партнеров, близких знакомых, словом, тех, кого можно назвать «привычным кругом общения»?

– Категорически.

– Так и запишем… А в том, что касаемо личных проблем?

– Простите?

– Скажем откровенно – личная жизнь, – уточнила Даша. – Не торопитесь сердиться, я всего лишь теоретизирую… Скажем, вы проявили внимание к некоей особе, а кому-то это ужасно не понравилось, и он весьма своеобразно отреагировал…

«Черский, – вспомнил Петр. – Нет, вздор. Судя по рассказам Пашки, Черский как раз из серьезны х. Из тех, что при нужде посадят на чердаке высокооплачиваемого профессионала с дорогой снайперкой, а не пошлют идиота с волыной».

– Вы о ком-то вспомнили или просто замкнулись в себе? – мягко спросила Даша.

– Замкнулся, миль пардон, – сухо ответил Петр.

В конце-то концов что он знает о Пашкиных свершениях на амурном фронте? Ручаться можно, далеко не все. Да что там, у той же Жанны вполне может оказаться кавалер-сопляк, воспылавший праведной ревностью… Машину угнать и сопляк может, пистолет раздобыть – без особых проблем, двадцать первый век на дворе.

– Нет, – сказал он. – Ни в чем, что касается моей личной жизни, я не могу усмотреть следочка…

– А разве вы все помните? Вы же в прошлую нашу беседу недвусмысленно ссылались на провалы памяти?

– Помнится, мы и этот аспект обговаривали, – сказал Петр. – Если что-то выпало из памяти – естественно, я не могу этого вспомнить.

– Но тем не менее вы говорите так уверенно…

– Знаете, я все-таки перенервничал, – ответил он, – не каждый день палят в упор… Вообще насчет провалов в памяти вам бы следовало поговорить с моим врачом…

– Боюсь, не получится. Не верю я в спиритизм…

– Простите?

– А вы не знали? – удивилась Даша. – Нет, серьезно? Позавчера убили вашего доктора, Шебеко Николая Петровича. Банальнейшая по нынешним временам история: возвращался домой за полночь и, должно быть, привлек внимание обкурившейся шпаны. Двинули чем-то тяжелым по затылку, из карманов все выгребли, часы и куртку сняли… Могу признаться по секрету, что дело глухое. Как у нас выражаются, висяк.

– Надо же, – сказал Петр с искренним сожалением, – хороший был врач, толковый…

– Значит, и в том, что касается личной жизни, вы не можете отыскать ничего… намекающего?

– Уж простите, нет.

– Павел Иванович, я произнесу несколько самых заигранных банальностей, но эти самые банальности тем не менее не стали от частого употребления чем-то глупым, неправильным… Мы будем искать. И не только мы. Вы – заметный в области человек, начальство и не только наше, будет вполне искренне стучать кулаком по столу… Но как прикажете работать, если вы упорно отказываетесь дать хоть малейший след?

– Я не вижу никаких следов. Не могу усмотреть.

– Павел Иванович… – с мягкой, дипломатиче-ской укоризной поморщилась она. – Мы же взрослые люди. Вы не школьник, да и я не институтка. Такое не случается с бухты-барахты. Сидел себе человек, маялся бездельем и скукой, и вдруг стукнуло ему в голову: что же я, дурак, баклуши бью? А возьму-ка боевой пистолет, поеду да стрельну в бизнесмена… А вот, кстати, какой-то весь из себя прикинутый новый русский из своего роскошного офиса спускается, с него и начнем… Т а к не бывает, Павел Иванович. У нашего стрелка должен быть повод, причина, цель, мотив. Побуждения, потребность… продолжите дальше список, если угодно. Должны быть о с н о в а н и я. Веские и серьезные.

– Вы же сами говорили, что он может оказаться психом.

– Может, – согласилась Даша. – Но опять-таки, почему он начал именно с вас? Почему стрелял именно в вас? Ни с кем другим похожего в последнее время не случалось.

– Простите великодушно, но я был с вами откровенным, – сказал Петр, впервые с намеком глянув на часы, – рассказал все, что знал, и больше мне рассказать нечего… мне что, нужно где-нибудь расписаться?

– Да, здесь… и здесь. А здесь напишите: «С моих слов записано верно». Прочитайте хорошенько, если вам покажется, что я упустила что-то для вас важное, вы имеете право это вписать…

– Нет, благодарствуйте, – сказал Петр, пробежав три листка, исписанных небрежным почерком человека, каждодневно имеющего дело с заполнением множества бумаг, – ничего вы не упустили…

Она уложила листки в папку, задернула «молнию», встала и с хорошо разыгранным безразличием произнесла:

– Благодарю вас, Павел Иванович. О любых подвижках я вам тут же сообщу…

Выйдя вслед за ней в приемную, Петр обрадовался, увидев рядом с сидевшим в уголке Земцовым Косарева. Поманил его:

– Фомич, зайди. Андропыч, а ты обожди минутку…

Отведя зама под локоток подальше от двери, Петр шепотом спросил:

– Где он?

– Кто? – невинно глянул Фомич. – А-а, вы имеете в виду… Я вас умоляю, потерпите пару дней, о н еще не вернулся из столицы.

– Я боюсь в чем-то напортачить, – признался Петр все тем же шепотом. – Сами видите, какой оборот принимают дела…

– Не беспокойтесь, голубчик, – прошептал лысый прохиндей, глядя, по своему обыкновению, просветленным взором невинного дитяти, – ничего вы не напортачите, зря волнуетесь. История, согласен, волнительная, но, я вас умоляю, не дергайтесь. Все наладится.

– Кто это, как вы думаете?

– Представления не имею, Павел Иванович. Может, и в самом деле какой-нибудь шизофреник? Их в нынешние вольные времена нельзя, понимаете ли, запереть в больничке, пока они сами не соизволят разрешить. Вот и бродят… Я вам могу сказать одно: о н не может быть замешан ни в чем… э-э, дурно пахнущем.

– А как насчет ревнивого мужа или чего-то в том же роде?

– Глупости, – веско сказал Фомич, – вздор. Я бы знал. Дикое стечение обстоятельств…

– Ладно, – сказал Петр, мрачный, как туча, – хочу вам верить…

Он распахнул дверь и энергичным шагом вышел в приемную. Земцов вскочил:

– Я только что говорил с генералом… Они поставят людей у офиса и будут присматривать за вашим подъездом. Соответственно я усилил охрану по плану «Броня»…

– Благодарю за службу, – сказал Петр. – Пойдемте-ка взглянем на комнату…

Он умышленно пропустил Земцова вперед – план здания как-то стерся в памяти, Петр уже не представлял, как попасть в плановый отдел.

Выходя через десять минут во внутренний дворик, где стоял его «мерс» и две машины с охраной, Петр мысленно почесывал в затылке. Прямо-таки яростно скреб – каковой процесс, уверяют, способствует интенсивности мышления.

Весь его прошлый опыт категорически восставал против версии о косоруком стрелке, плохо умевшем обращаться с пистолетом. То, что он увидел в плановом отделе, вызывало скорее противоположные мысли.

Три пулевые выбоины располагались в одну линию, на равном расстоянии друг от друга, он, конечно, мог и ошибаться, но больше всего это походило на то, как если бы умелый стрелок в две секунды аккуратно выпустил три пули именно туда, куда намеревался с самого начала. Как рассчитывал, так и влепил. Слишком уж идеальна воображаемая линия, слишком уж регулярны промежутки.

Значит, и в самом деле предупреждение? Но касаемо чего?