Глава пятая

Женское очарование и мужское превосходство

Легко догадаться, – что Бестужев испытывал совсем не те чувства, что приличествовали бы обычному молодому мужчине, при виде обычной молодой девушки, довольно красивой, синеглазой и золотоволосой. Ну что ж, они с Луизой, в некотором смысле были не совсем и обычными людьми…

Злости не было. И удивления ни капли: он прекрасно понимал, что с той поры, как имя Штепанека появилось в списке спасенных пассажиров «Титаника», отыскать его было не столь уж и головоломной задачей. Очень даже простой. Не так уж много имелось путей, ниточек, вариантов.

Луиза стояла перед ним, прямо-таки сияя юной жестокой радостью. Бестужев глянул через ее плечо: там, в коридоре, на некотором расстоянии от двери номера, торчал крепкий верзила в нахлобученной набекрень шляпе, он ничуть не порывался вторгнуться вслед за хозяйкой, просто-напросто выжидательно стоял, меряя Бестужева цепким нахальным взглядом, терпеливо дожидаясь распоряжений.

– Вы так боялись прийти ко мне одна? – усмехнулся Бестужев.

– Дело не во мне, – еще шире улыбнулась Луиза. – Учитывая вашу прыть и профессию, следовало принять меры… Это не единственный из моих помощников, что здесь сейчас находятся…

– Догадываюсь, – сказал Бестужев. – Я к вашим деловым качествам никогда и не относился пренебрежительно…

– Может быть, все-таки позволите войти? Это невежливо, в конце концов – заставлять даму ждать в коридоре…

– Разумеется, – сказал Бестужев, отступая на шаг. – Прошу, мисс Луиза.

Он был напряжен и готов к любым решительным действиям – для них, кажется, пришла самая пора…

Оглядевшись чисто по-женски, оценивающе, Луиза прошла в гостиную и уселась в кресло.

– Вы неплохо устроились, – сказала она светски. – Наверняка кто-то посоветовал?

– Да, что-то вроде того, – светски сказал Бестужев. – Виски с содовой?

– О, вы стремительно американизируетесь! Будьте так любезны.

Бестужев уже с некоторой сноровкой плеснул виски, добавил шипучей содовой из сифона, подумал чуть и бросил в стакан чуть подтаявший кубик льда, ухватив его затейливыми серебряными щипчиками. Себе налил чистого, не оскверняя его всякими глупыми ингредиентами.

Луиза поднесла стакан к губам, сделала пару глотков – как можно было догадаться, не эпатажа ради, а потому, что имела уже дело с этим сомнительным нектаром.

– Вы везучий человек, – сказала она. – Когда я прочитала имя Штепанека в списке спасшихся, у меня какое-то время теплилась надежда, что это все же он, а не вы…

– Я говорил вам тогда, на пароходе, чистую правду, – сказал Бестужев. – Я опоздал, его успели убить… те, что были конкурентами и мне, и вам.

Луиза прищурилась:

– Прискорбно. Очень прискорбно. Но все его документы ведь у вас? И не отрицайте. В госпитале Святого Бернарда прекрасно помнят, что снимали с вас, мечущегося в лихорадке, черный резиновый пояс, в котором был мешочек с бриллиантами, золотые, монеты и кипа документов с чертежами… – она указала тонким пальчиком на живот Бестужева. – Если я хоть что-то понимаю в жизни, этот пояс сейчас на вас…

Бестужев прислушался – нет, дверь никто не открывал, спутник Луизы остался на страже в коридоре. Это называется – влипли, господин ротмистр… Не нужно спешить и нервничать, наоборот, следует затянуть беседу как можно дольше. Во-первых, долгая мирная беседа чуточку расслабляет противника, во-вторых, нужно знать, что против него замышляют эта красотка и ее дядюшка. Она сама обо всем расскажет, подробно и обстоятельно, атакующая сторона в такой ситуации просто обязана грозить и пугать, не обязательно грубо…

Бестужев поклонился:

– Полное впечатление, что вы применяете эти новомодные икс-лучи, о которых писали газеты, и с их помощью видите сквозь одежду… Пояс, конечно же, при мне. Ну, и что? По-моему, я еще в Европе говорил вам, что мы заключили со Штепанеком договор по всем правилам, и я законный собственник патента.

– И вы можете этот договор предъявить?

– Не могу, – честно сознался Бестужев. – Моя копия осталась в каюте и пропала вместе с «Титаником». Но оригинал находится у моего начальства.

– Одна загвоздка: между вами и вашим начальством – не одна тысяча миль океана… Вы не в самой лучшей ситуации, – сказала Луиза холодно. – Вы, как мне уже известно, не знаете ни слова по-английски, совершенно беспомощны в Нью-Йорке…

– У меня есть деньги, – сказал Бестужев, улыбаясь. – Достаточно нажать вон ту кнопочку, чтобы явился расторопный молодой человек и выполнил любой мой каприз, в пределах разумного, конечно. Интуиция мне подсказывает, что не так уж трудно найти в этом огромном городе секретаря, который был бы и переводчиком, с самых разнообразных языков…

– Однако вы самоуверенны, – покрутила она головой.

– Я уверен в себе, а это не одно и то же, – сказал Бестужев. – Или я неправ? Вы молчите…

– Секретаря, действительно, найти нетрудно, – сказала Луиза, задумчиво вертя стакан в унизанных драгоценными кольцами пальчиках. – Переводчика тоже. Однако, любезный друг, существует гораздо более серьезное затруднение, отягощающее ваше положение. Вы здесь совершенно один. Здесь вам не Европа. Дядя посоветовался со знающими людьми, и они заверили: у нас, в Штатах, ваши европейские тайные службы не устроили никаких сетей. Они мало интересуются нашей жизнью и нашими секретами. В лучшем случае, в вашем консульстве есть какой-нибудь человек, чьи функции не ограничиваются дипломатическими. И только. А вам еще надо до него добраться… или ему до вас. А это может быть нелегко. Меж тем мы у себя дома, располагаем здесь нешуточными возможностями…

– Я верю, – сказал Бестужев. – Однако считаю, что здесь, – он широким жестом обвел гостиную, – нахожусь в некоторой безопасности. Это очень респектабельная гостиница, и небезопасно выкидывать тут какие-нибудь… фокусы…

– Вы плохого мнения обо мне, – усмехнулась Луиза. – Никто и не собирается выкидывать какие-нибудь… фокусы, – она старательно скопировала его интонацию. – Но вы не сможете сидеть здесь до скончания веков, вам ведь нужно поступить как раз наоборот… Верно? Ну, а как только вы выйдете на улицу, окажетесь подвержены массе неожиданных случайностей. Нет, я не хочу сказать, будто кто-то намерен тут же стукнуть вас по голове и бесцеремонно забрать пояс. К чему столь бандитские методы? Все можно проделать гораздо тоньше.

– Например?

Луиза обворожительно улыбнулась:

– Например, можно превратить вас в шпиона. В иностранного шпиона – порой они к нам все же забредают. Мы не в Европе, повторяю, это Штаты. Здесь ваше начальство, безусловно, лишено тех возможностей, которые оно использует в Европе. Это Америка, месье. Мы достаточно независимы и самолюбивы, чтобы не поддаваться иностранному нажиму… да и какой может быть нажим? Ваш царь не начнет из-за вас войну… хотя бы потому что наши страны пребывают на изрядном расстоянии друг от друга. В какой-то степени вы и впрямь иностранный шпион, не так ли? И в качестве такового у вас возникнут долгие неприятности с полицией…

– Хотите сказать, что ваш дядюшка скупил на корню всю здешнюю полицию?

– О, что вы, это было бы чересчур дорогостоящее и бесполезное предприятие. Но возможностей у него достаточно… особенно по сравнению с вами. Даже если в конце концов вам удастся выпутаться из цепких объятий Фемиды, документы окажутся у нас… – она прищурилась. – Возможен и более жесткий оборот дел.

Она достала из сумочки небольшую фотографию, не наклеенную на паспорт, протянула ее Бестужеву. Он узнал собственную персону. Моментальный снимок, несомненно, был кем-то сделан, когда он стоял на ступеньках больницы – ну да, за его плечом виднеется нечто белое, это, конечно же, накрахмаленный форменный фартук фройляйн Марты…

– Можно сделать так, что каждый нью-йоркский полицейский и сыщик в штатском получит такую фотографию, – безмятежно сказало, Луиза. – И будет предупрежден при этом, что на ней изображен маньяк и убийца, который изрезал на куски три почтенных семейства, взломал церковную кассу и собирается вдобавок похитить малолетнюю племянницу мэра Нью-Йорка… Право же, такое нетрудно устроить. Никто из служителей закона, естественно, и подозревать не будет об истинном положении дел, они будут искренне считать вас выродком и злодеем, которого вовсе не обязательно брать живьем. Даже крайне желательно – не брать, чтобы не подвергать себя лишней опасности, поскольку у вас при себе три пистолета, два смазанных ядом стилета, и убить кого угодно для вас – раз плюнуть… Полиция в таких случаях стреляет, не задумываясь… я так полагаю, не только американская.

– Сущий авантюрный роман…

– Вы прекрасно понимаете, что именно так может произойти, – отрезала Луиза. – Отнеситесь к моим словам серьезно.

– О, разумеется… – кивнул Бестужев.

– Что вы замолчали?

– Я думаю…

– О чем?

– О том, что ваш дядюшка, тысячу раз простите, все же не Господь Бог и даже не президент Америки. И наверняка не самый богатый и влиятельный человек в стране. Не так ли? У него есть противники, соперники, конкуренты…

– Масса, – безмятежно сказала Луиза. – Ну, и что это меняет в вашем унылом положении? Вы знаете их по именам? Вы знаете, где они живут? Наконец, способны ли вы расспросить дорогу у прохожих? Я вовсе не хочу сказать, что дядя всемогущ… но в данной ситуации он неизмеримо сильнее вас и способен причинить вам массу неприятностей… а вам совершенно нечем ответить. Нам потребуется совсем немного времени, чтобы привести в действие тот или иной из планов, мы способны бросить по вашим следам хоть сотню частных сыщиков и натравить на вас всю нью-йоркскую полицию. Противопоставить вам нечего. Вы отправили в Вашингтон, в ваше консульство, телеграмму, я уже знаю… Я имела случай в нее заглянуть. И мне совершенно ясно, что это не более чем сообщение о себе. Вы вовсе не приглашаете вашего знакомого приехать в Нью-Йорк, не давали своего адреса… Вы посылали за билетом на поезд. Рассчитывали сесть в вагон и преспокойно укатить в Вашингтон… Не получится.

– Уверены?

– Инициатива в наших руках, – сказала Луиза. – Надеюсь, вы это понимаете? Какое-то время вы сможете отсиживаться здесь, в одном из самых респектабельных отелей города. Вполне возможно, вы отправите еще телеграммы, с призывом о помощи… но, как я уже говорила, все сложилось так, что мы постоянно опережаем вас на несколько шагов. До Вашингтона неблизко. Подмога появится, когда вы уже будете сидеть за решеткой, а документы окажутся у нас. Сейчас вы совершенно одиноки. Ну кто за вас вступится? Вы встречались с этим дельцом, как его… Вилленбах, Виттенбах… Я навела справки: он владеет долей в нескольких электротехнических предприятиях. Надо полагать, он искренне принимает вас за Штепанека и надеется использовать к своей выгоде? Но будет ли он вступаться за самозванца? Доказать, что вы самозванец, не составит ни малейшего труда… – Луиза, словно ее осенила внезапная гениальная идея, совершенно по-детски подпрыгнула в кресле: – Черт побери! Мне только что пришло в голову… Еще один великолепный поворот сюжета, опять-таки отягчающий вас! Вы не шпион и не убийца, вы просто-напросто международный авантюрист, который в момент крушения «Титаника» убил Штепанека и присвоил его бумаги. А я – свидетель обвинения. Ведь это я по дядюшкиному поручению договорилась обо всем с инженером и везла его в Штаты… Это, между прочим, крайне легко доказать: во Франции, в представительстве пароходной компании, сохранились наши имена, пусть и вымышленные, есть свидетели, которые помнят нас по «Титанику»… Вы еще в Европе перебегали мне дорогу, угрожая и запугивая, ну, а на корабле, улучив подходящий момент, все же добились своего самым беззастенчивым способом… – она допила виски и уставилась в потолок, задумчиво улыбаясь. – А ведь неплохая идея, черт побери! Доказательства имеются…

– Сомнительные.

– Ну и что? – живо возразила Луиза. – С одной стороны – урожденная американка, вполне порядочная девушка, племянница известного предпринимателя, заключившая в Европе законнейшую коммерческую сделку, о чем имеются соответствующие документы… – она лукаво улыбнулась. – Успеем, успеем что-нибудь состряпать, не сомневайтесь, вкупе со всем прочим это прекрасно сработает. С другой стороны… С другой стороны – крайне подозрительный чужак, выдававший себя за другого… за уважаемого, знаменитого инженера, которого убил на корабле. Я сама видела, как вы вонзили ему в сердце длинный кинжал с черной рукояткой… сверкающий обоюдоострый кинжал с черной роговой рукояткой… чем больше отягчающих подробностей, тем лучше… Как видите, у нас целых три варианта развития событий и ни один не сулит вам ничего хорошего.

– И не стыдно вам так поступать? – с отеческой укоризной спросил Бестужев.

Луиза даже чуточку удивилась:

– Помилуйте! При чем тут стыд? Это большой бизнес. Совершенно ничего личного. И не надо таращиться на меня с такой укоризной. Позвольте спросить, вы-то сами кто? Проповедник Евангелия? Офицер Армии спасения? Филантроп и хозяин бесплатных приютов для убогих и нищих? Черта лысого! Вы тайный агент, а следовательно, не имеете никакого права читать мне нравоучения. Вот как бы вы поступали на моем месте? Со всем рыцарским благородством? Позвольте не поверить!

Бестужев разделался со своим стаканом. Задумчиво смотрел на высокое окно с раздвинутыми портьерами, прихваченными шелковыми витыми шнурами с большими кистями. Длинные, чертовски прочные шелковые шнуры… Решение следовало принимать не медля. Все ее угрозы крайне походили на реальность и без труда могли быть в самом скором времени пущены в ход, тут она нисколечко не блефовала.

– И вы совершенно не оставляете мне выбора?

– Ну отчего же? – пожала плечиками Луиза. – Я вовсе и не намерена упекать в ход только неприятности, давайте вернемся к тому обороту дел, который мы обсуждали еще в Европе. Я выписываю вам чек на разумную сумму, и мы расстаемся навсегда. Вот чековая книжка. Извольте. В конце концов, гораздо проще купить что-то, нежели пускать в ход все эти… варианты. Вы уже успели присмотреться к нашей стране? – она показала на окно. – Оценили размах и возможности? Неглупый человек с деньгами может добиться многого здесь…

– И сколько же времени вы мне даете на раздумья? – поинтересовался Бестужев.

Луиза глянула на изящные дамские часики, усыпанные бриллиантами:

– Думаю, пяти минут вполне хватит. К чему нам больше? Эта история тянется довольно долго, эти предложения прозвучали не впервые, вы серьезный человек, который может все взвесить, не откладывая… Отсчет времени начался… Что вы на меня так смотрите?

Бестужев встал с кресла, подошел к портьере и, краем глаза следя за девушкой, быстро отвязал один из шнуров, за ним и второй. Обернулся, не без шутовства раскланялся:

– Хотите увидеть еще один занятный фокус?

Накинул шнуры на шею, как кашне, развел руки, поклонился, словно ожидающий аплодисментов престидижитатор. Как и следовало ожидать, Луиза уставилась на него с несказанным удивлением, по-детски округлив глаза:

– Что это вы вытворяете?

– Намереваюсь показать фокус.

– Что за вздор?!

– Ах, вы не настроены смотреть фокусы… – сказал Бестужев с самым непринужденным тоном. – Тогда позвольте краткую лекцию… о, совсем короткую…

– Ваше дело, – сказала Луиза чуточку настороженно. – Но помните, отсчет времени пошел…

– Я уложусь буквально в минуту, – заверил Бестужев. – Видите ли, мисс Луиза… В вопросе об эмансипации женщин я никогда не принадлежал к тем, кто считает женщин существами гораздо менее полноценными, нежели мужчины. Я считаю, что женщины ничуть не уступают мужчинам – а порой и превосходят их – в уме, хитрости, коварстве… Особенно хитрости и коварстве… Однако… За редкими исключениями, есть один аспект, в котором мужчины пока что сохраняют совершеннейшее превосходство. Вы не знаете, каков он?

– Нет… – мотнула головой Луиза.

Она что-то чуяла – но наверняка не успела догадаться.

– Это очень просто, – сказал Бестужев. – Зовется этот аспект – грубая физическая сила…

И прежде чем она успела хоть что-то сообразить, бросился на нее, как коршун, выдернул из кресла, завернул руки за спину, без церемоний спутал тонкие запястья шелковым шнуром, наспех завязал узел. Ошеломленная до предела, она практически не сопротивлялась, только когда все было кончено, затрепыхалась, забилась, открыла рот – но Бестужев, опять-таки без всякой деликатности, проворно упаковал ей хайло (как выражался, бывало, не обученный особенным политесам пристав Мигуля), то бишь заткнул рот новоприобретенным носовым платком, большим, в красивую красно-синюю клетку, еще ни разу, стоит подчеркнуть, не бывавшем в употреблении. Вставил импровизированный кляп весьма надежно. Подхватил девушку, бившуюся, как попавшая на берег рыба, понес в спальню. Она пыталась лягаться, издавала придушенные нечленораздельные звуки – но вряд ли они были слышны в коридоре.

Положил ее на застеленную постель, сцапал брыкавшиеся ноги и проворно связал щиколотки вторым шнуром. Проверил руки, завязал узел надежнее. Заботясь о сохранении приличий, тщательно одернул ее голубую юбку. Отступил на шаг, оглядел произведение своих рук.

Луиза перестала биться, уставилась на него так, словно надеялась испепелить взглядом. Она жевала платок, ожесточенно пытаясь его вытолкнуть изо рта, но ничего не получалось, Бестужев свое дело знал.

– Грубая физическая сила… – сказал он сокрушенно, разводя руками. – Тысяча извинений, мисс Луиза, но, как вы только что сказали, здесь нет совершенно ничего личного. Бизнес, как вы тут выражаетесь… Я бы советовал вам лежать спокойно. Если вы начнете биться и упадете с постели, можете серьезно расшибиться. Прощайте.

Выйдя в гостиную, он снял шнуры с портьер другого окна, вынес в гостиную, положил на кресло и, не колеблясь, распахнул входную дверь. В высоком длинном коридоре – сплошная лепнина, позолота и резные деревянные панели – не было, к счастью, ни души, если не считать бдительно торчавшего на прежнем месте верзилы.

– Эй! – спокойно позвал Бестужев и показал большим пальцем себе за спину, потом ткнул указательным в сторону цербера. – Мисс Луиза тебя звать, тебя, тебя, ты понимать?

Таращась на него подозрительно, непонимающе, верзила приблизился… и напоролся на жестокий удар, нанесенный уже без всякой деликатности, какую пришлось все же проявить при связывании дамы. Второй, третий! Икнув, верзила стал заваливаться, но Бестужев вовремя его подхватил, толкнул в прихожую, осторожно притворил дверь.

Уж с этим, учено выражаясь, вибрионом он не собирался церемониться. Вывернул руки за спину, прочно связал их шнуром, то же проделал с ногами. Принес из ванной самое маленькое полотенце и использовал его в качестве кляпа, тщательно завязав концы на затылке. Присмотрелся. Верзила с закрытыми глазами охал и постанывал, еще не вполне придя в себя, упакован он был надежно, как почтовая посылка…

Усмотрев нечто крайне интересное, Бестужев сунул ему руку под пиджак и извлек из хитроумно подвешенной на ремешке под мышкой коричневой открытой кобуры револьвер размерами чуть побольше нагана, явно превосходивший наган по калибру – ухоженный, вороненый, с красивой рифленой рукоятью, на которой в кружочке красовалось изображение вздыбившейся лошади и большие буквы «COLT». Радостно переправил его в карман, почувствовав себя гораздо более полноценным человеком. Заглянул в спальню, хмыкнул: Луиза зашевелилась, но крайне осторожно, опасаясь свалиться с высокой постели – тут и в самом деле можно расшибиться…

Некогда было торжествовать – не хватало еще тратить время на такие пустяки… Очнувшийся верзила, судя по его виду, пытался осознать свое бедственное положение. Переступив через него, как через бревно, Бестужев подхватил шляпу и конверт с железнодорожным билетом, подошел к зеркалу и в два счета привел в порядок галстук. Не оборачиваясь, покинул роскошный номер беззаботной походкой праздного гуляки направился к двери лифта.

Ажурная стрелка помещалась на цифре «12». Усмотрев рядом с дверью кнопку, Бестужев вмиг догадался о ее назначении, нажал. Почти сразу же стрелка пришла в движение, поползла к цифре «11», а там и дверь отошла в сторону, его встретил поклоном подтянутый негр, то ли тот же самый, то ли его двойник – и Бестужев, не ломая голову, многозначительно ткнул указательным пальцем в дно кабины-комнатки. Чернокожий служитель его прекрасно понял, нажал что-то на стене, и лифт стал спускаться, плавно, неторопливо.

Хотелось, чтобы он мчался, как вихрь, Бестужев еле сдерживал нетерпение. События неожиданно рванули вперед, как пришпоренные, то, что ему предстояло, было прыжком в совершеннейшую неизвестность, но нельзя было поступить иначе – юная очаровательная чертовка, пугая и угрожая, очень точно обрисовала его незавидное по сравнению с охотниками положение, без сомнения, все, что она обещала, могли устроить очень даже, запросто, так что, хочешь не хочешь, придется прыгнуть в чужую уличную коловерть, словно с обрыва сигануть в холодную воду…

Сколько времени в его распоряжении, Бестужев не знал. Узлы завязаны на совесть, так что спутанные пленники могут проваляться не один час… хотя… тот тип, что был с ней, надо полагать, не из неуклюжих тупиц, может что-нибудь придумать – ну, скажем, перекатываясь по полу, добраться до входной двери, распахнуть ее (она открывается наружу), привлечь чье-нибудь внимание… Бестужев на его месте так и поступил бы… Ну ладно, в любом случае, ему хватит времени, чтобы выйти из гостиницы, а там попробуй разыщи его в толпе…

Дверь отошла, и он, по-прежнему напряженный, пройдя мимо поклонившегося негра, вышел в вестибюль.

Неторопливой, вальяжной походкой хозяина жизни направился к стойке предупредительного портье (здесь тот наверняка звался как-то иначе, но это не имело значения). В вестибюле почти не было людей, и заметивший его издали портье заранее изобразил на кругленьком подвижном личике самую предупредительную улыбку.

Вот оно! Краем глаза Бестужев отметил, как с дивана в углу приподнялся рослый тип, одетый прилично, но все же не тянувший на роль здешнего постояльца. Тут же плюхнулся назад, заерзал, словно на горячих угольях, подчеркнуто безразлично отвел взгляд, уставился в угол, где ровным счетом ничего интересного не имелось.

Как ни в чем не бывало, Бестужев прошествовал мимо, не удостоив такую мелочь и взглядом. Однако видел, как здоровяк, не удержавшись, уставился вслед с мучительной растерянностью во взоре. Вряд ли здесь, в Америке, нет опытных филеров. Они везде сыщутся. Просто-напросто перед ним, надо полагать, не филер, а один из тех господ, что призваны подкреплять позиции нанимателей кулаком и пистолетом. Не видя хозяев и не имея точных распоряжений на такой вот случай, он не может взять в толк, что же ему теперь делать…

Остановившись перед стойкой портье, Бестужев обронил с аристократической небрежностью:

– Мне только что телефонировали в номер… Возникло срочное дело, вполне возможно, мне придется уехать, и надолго. Если я не появлюсь до полуночи, это будет означать, что номер мне более не нужен. В случае, если так и случится, направьте счет моему банкиру… или у вас так не принято?

– О, не беспокойтесь, мистер Сойер! – со сладенькой улыбочкой сказал портье. – Именно так я и поступлю, если вы не вернетесь к указанному сроку. Надеюсь, ничего неприятного не произошло.

– Ну что вы, нет, конечно, – сказал Бестужев. – Бизнес… Мною никто за это время не интересовался?

– Ни одна живая душа, – заверил портье.

Бестужев прикинул кое-что. Портье в подобной гостинице – персона солидная и мелких подачек от посторонних не берет. Следовательно, Луиза со своим спутником либо воспользовались сребролюбием служащего рангом пониже, либо попросту с уверенным видом прошествовали к лифту. Тем меньше шансов, что их кто-нибудь будет искать…

Он кивнул портье и столь же неторопливо направился к выходу. Верзила так и остался ерзать на диване, глядя вслед с совершенно потерянным видом.

Солидный швейцар в сюртуке с позументами распахнул высокую дверь, и Бестужев сделал свой первый абсолютно самостоятельный шаг по территории Северо-Американских Соединенных Штатов.