Книга: Рыцарь из ниоткуда



Рыцарь из ниоткуда

Александр Бушков

Рыцарь из ниоткуда

(Серый Ферзь – 1)

Человек, хоть однажды сумевший прорваться сквозь бумажные стены обыденной жизни, сквозь эти непрочные стены, которые тем не менее так надежно от рождения до могилы держат многих из нас в плену, неминуемо приходит к открытию: если окружающий мир тебе не нравится, его можно изменить. Надо только принять твердое решение любой ценой изменить его – и ты добьешься своего. Ты можешь оказаться в более неприятном, трудном и даже опасном положении, но может случиться, что жизнь твоя станет ярче, приятнее или, на худой конец, просто интереснее.

Герберт Уэллс, «История мистера Полли»

Глава первая. Над самой клеткой льва

Восьмого сентября одна тысяча девятьсот девяносто первого года, где-то во второй половине дня, майор Станислав Сварог (для друзей – Стас, для солдат за глаза – Эсэс) окончательно уверился, что сошел с ума. Многие здравомыслящие люди на его месте сделали бы именно такой вывод. Были все основания. Представьте, что вы шагаете по степи и вдруг проваливаетесь по колена в эту сухую твердую землю, причем ноги ваши ниже колен вовсе и не чувствуют ни тесноты, ни сжатия, ни иного неудобства, вообще ничего не чувствуют, словно бы болтаются в воздухе. И вы погружаетесь дальше, медленно, с этакой плавной игривостью аэростата, однако ж неотвратимо; лицо ваше все ближе к земле, становящейся бесплотным видением, лишь зрительно отделяющим вас от загадочной пустоты, в которую вы погружены уже по пояс, по грудь; вы брыкаетесь и бьетесь от ужаса и, будто этого мало, вдруг чуете, что ваши ноги – начинают задевать и сшибать какие-то твердые предметы, а порой вас ловят за щиколотки чьи-то руки и тянут, целеустремленно тянут вниз. Добро бы только руки, вы чувствуете прикосновение чего-то очень похожего на когтистые лапы, а то и хлеще – как по ногам скользят, обвивают их холодные щупальца. И все кончается – примерно на уровне нагрудных карманов форменной рубашки вы вновь обнаружили, что стоите, как ни в чем не бывало, на сухой, твердой земле и одежда ваша ничуть не запачкана и благим матом вы не орете лишь из воздушно-десантного гонора. Представьте еще, что эти фантасмагории происходят, что ни день, причем исключительно тогда, когда поблизости нет ни души, никто вас видеть не может, и потому нет подтверждения, что все это происходило на самом деле. А также добавим, что «погружения» эти случаются не только в чистом поле, но и на бетонированном полу танкового ангара, и в коридоре третьего этажа, и прямо на лестнице, причем те, кто находился на втором этаже, ваших растущих из потолка ног не видели… Одним словом, вы очень быстро начнете с нехорошим эгоистическим интересом присматриваться к табельному «Макарову». «Макаров», конечно, та еще бандура, и всякий, кто понимает толк в огнестрельных игрушках, согласится, что невероятно трудно попасть из него именно туда, куда целишься, но при всех недостатках «макара» достоверно известно: себе в висок никто еще из него не промахивался. Осечки случались, а вот промахов как-то не бывало…

Вот так-то. Не ходите к психиатру, если начнете вдруг регулярно проваливаться под землю и в последний момент выскакивать оттуда, как пробка от шампанского. Психиатр все выслушает, но никогда ничему не поверит, а начнет кормить таблетками, от которых хочется лечь, едва встанешь, встать, как только ляжешь, и, что хуже всего, они не совмещаются со спиртным. Для советского человека, даже слегка и развращенного перестройкой и гласностью, добровольно зайти к психиатру столь же жутко и невозможно, как наделать в штаны, едучи в автобусе, – тем более майору ВДВ, который себя в ином качестве и не мыслит…

И были еще сны. Вернее, наутренний осадок отбушевавших ночью сновидений: тело в поту, озноб и головная боль, остатки образов. Образов почти одних и тех же каждый раз: некто в пепельно-сером балахоне в клубах кровавого тумана, крюк багра, пытающийся зацепить его тело, уносимое грязно-желтым стремительным потоком, и падение в беспросветно-черную бездонную воронку под закладывающий уши жуткий вопль. И врезались в память три слова, как три карты: брелганд, митгард, кракен. Запомни мозг ночные кошмары целиком, не избавься от них, спасая себя, не сотри, как ненужную магнитную запись на кассете, – в таком случае, иногда казалось Сварогу, к психиатру уже пришлось бы не идти, а бежать.

С учетом вышеизложенного и вышепережитого нетрудно понять, что майор Сварог пошел поначалу по избитому пути великорусского самолечения от всех недугов – то есть принимал национальное лекарство под скудную закуску, а то к вовсе без таковой. Но это было чревато – во многих отношениях. В преддверии вывода войск из неожиданно сказавшейся суверенной Монголии в перестроечную неизвестность начальство зверело; а телепатически чуявшие наличие спиртного друзья, нагрянув незамедлительно, быстро превращали лечение в обычный гудеж, где добывать очередной пузырь предстояло тому несчастливцу, кто уже не мог без запинки выговорить имечко первого монгольского астронавта – Жугдэрдемидийн Гуррагча.

К тому же Сварог ужасно боялся по пьянке проговориться. Ну и жена ныла, конечно. Одним словом, у него помаленьку ехала крыша, и во второй половине дня, ближе к вечеру, майор Сварог философски заключил, что сошел с ума.

Это эпохальное открытие он сделал, как большинство его предшественников – от Ньютона до Эдисона, – в совершенно будничной обстановке, стоя на краю раскопа и тупо пялясь вниз. В раскопе ударно, словно и не советские люди, шуровали археологи, ихние девочки по причине жаркой погоды работали в скупых купальниках, и, когда Сварогу надоедало думать, что он сошел с ума, он смотрел на загорелые спины и думал, о том, о чем на его месте думал бы любой нормальный мужик. Впрочем, от хозяйки одной из загорелых спин он уже получил свое в одной из палаток (ну, романтика, конечно, палатки, полевой сезон) – правда, в довесок пришлось потом долго слушать, какая свинья оставшийся дома муж (не понимает, не удовлетворяет, изменяет и денег не приносит). Пикантно, но наверняка его собственная жена в тот момент талдычила то же самое Витюше Малову на хате у последнего – в качестве довеска. Ну и хрен с ними со всеми. Все осточертело настолько, что даже разводиться с женой было лень.

Археологи работали в диком темпе, от рассвета до заката. Ходили слухи, что ошалевшая от суверенитета Монголия вскорости начнет драть за позволение на раскопки в валюте, что было вполне логично – сам Сварог на месте монголов так и поступил бы. Все дерут со всех, и это называется рынок. И все такое прочее. Ленин лезет на броневик, Ельцин лезет на танк, а куда прикажете залезть десантному майору, который любит свое дело, терпеть не может жену и начальство и ничегошеньки не понимает в происходящем? А остается ему разве что залезть на археологическую Свету. Пока дает без валюты. Пока однажды не провалился под землю окончательно.

«А может, там, под землей, что-нибудь хорошее? – уныло подумал Сварог. – Может, не сопротивляться, когда за ноги тащат? Но с каких это пор за ноги тащили к чему-то хорошему?»

Он зло плюнул, огляделся вокруг, подобрал симпатичный легонький камешек и осторожненько кинул его вниз, Свете в загорелую спину, целясь повыше правой лопатки, ну и попал, конечно, зря учили, что ли? Света недоумевающе покрутила головой, узрела его. Сварог изобразил лицом и фигурой немой вопрос с явственной сексуальной подоплекой. Света черкнула ладошкой по горлу, изобразив лицом и фигурой предельную загруженность работой, но послала-таки воздушный поцелуй в качестве моральной поддержки и вновь принялась царапать своей кисточкой, помаленьку добывая из земли тесаное бревно. Они там, внизу, обнаружили мавзолей какого-то древнеисторического вождя и сейчас как раз готовились его откупорить. Когда-то устроители задумали его даже покруче ленинского – почетный караул так и остался рядом на века, с конями и оружием.

– На столе горела лампа, но Света не давала, – проворчал себе под нос Сварог один из Штирлицевых апокрифов, повернулся через правое плечо и побрел себе прочь к военному городку, уже как-то привычно ожидая, что вскорости опять провалится под землю и будет пинать чьи-то шарящие руки и прочие конечности, норовя угодить по пальцам. Шагал и безмятежно напевал:

А вот они, условия,

А вот она, среда,

А в общем, для здоровия

Полезны холода…

Но он отмахал половину пути и до сих пор не провалился. Ну что ж, хоть что-то приятное в этой жизни. Он немного воспрянул душой – совсем немного, но все-таки – и шагал себе, пока не услышал за спиной быстро приближавшееся «члак-члак-члак», стук копыт по сухой земле. Тогда он остановился и обернулся.

А это старый Мэлсдорж ехал на монгольской, ясное дело, лошадке, крохотной и лохматой, но выносливой и проворной как черт. Сварог очень любил на них ездить и очень хотел бы увезти такую домой, да ведь не было дома…

Старый знакомый узнал старого знакомого, дружелюбно оскалился, отчего его косенькие глазки совсем было закрылись. И они не спеша двинулись дальше бок о бок – Сварог размашисто шагал, и лошадь шла шагом. Все трое молчали – люди просто так, а лошадь согласно естеству.

– Ты еще имя не поменял? – спросил Сварог.

– Не стоит. Дурная примета, говорят.

Имя у Мэлсдоржа было отнюдь не монгольское, как могло бы показаться несведущему. Монгольским было только традиционное окончание мужского имени «дорж», а «мэлс» означало – Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин. Была такая мода когда-то.

– Уходите? – спросил в свою очередь старый знакомый Мэлсдорж.

– Похоже, – сказал Сварог.

– Куда? – из вежливости спросил Мэлсдорж.

– На муда, – проинформировал Сварог.

– Далеко, однако, насяльник… – оскалился старик, знавший русский не хуже Сварога.

– А вас китайцы сглотнут. Звездой гавкнете.

– Выкрутимся, – сказал Мэлсдорж. – И будем Великая Монголия.

Он был большой великомонгольский националист, но как-то, скорее, теоретически. Или ностальгически, что вернее.

– Для великой Монголии нужен Чингис, – сказал Сварог. – А где вы Чингиса возьмете? Гуррагча не потянет.

– Тоже верно, – согласился Мэлсдорж. – Никак не потянет.

И они опять молчали. Сварогу полегчало на душе, он знал, что при свидетеле ни за что не провалится.

– Я мимо ехал – копают, – сказал Мэлсдорж, махнув плеткой за спину, в сторону раскопа. – Скоро совсем выкопают. Плохо.

– Почему?

– Таким лучше лежать внизу. Беспокойные. Раскопаешь такого – хлопот не оберешься. Думаешь, они совсем мертвые? Да нет…

– Херня, – сказал Сварог.

– Сам ты херня. Помнишь, где мой сын воевал? У вас на фронте. А почему у нас получилась война с соседями? Забыл? Потому что за пару недель до того Тимурленга раскопали. Потому и никто не скажет, где лежит Чингисхан, хотя знает немало народу…

– Ну-ну, – сказал Сварог.

Мэлсдорж полез за отворот синего дэли, добыл из-за пазухи мятую пачку «Мальборо», откусил у сигареты фильтр, выплюнул. Щелкнул длинной китайской зажигалкой, пустил дым меж лошадиных ушей и спросил:

– Знаешь, кто на свете самые умные? Пастухи. Как я.

– Почему?

– У пастухов больше всего времени, чтобы думать. Голова свободная, а времени для мыслей много. Темучин, между прочим, тоже когда-то стада пас…

– Интересная версия, – сказал Сварог. – Слушай, а что там за хан? Какой-нибудь Чингисов племянничек?

– Это не наш, – сказал Мэлсдорж. – Они гораздо раньше нас жили. Светлобородые. Очень, очень давно. Когда здесь еще текли могучие реки. Когда здесь еще росли деревья. Беспокойный каган, не улежит, будет таскать живых…

Сварог невольно вздрогнул. И спросил:

– А как народ назывался?

– Светлобородые, – сказал Мэлсдорж. – И все. Имена забываются. Народов было несметное множество, и часто они уносят с собой свои имена…

– Вот именно, – отрешенно поддакнул Сварог. – Уж сколько их сорвалось в эту бездну, разверстую вдали. Настанет день, когда и я исчезну с поверхности Земли…

Он не любил выходить из образа тупого майора. Но с Мэлсдоржем было можно.

– Хорошая песня, – сказал Мэлсдорж. – Сам сочинил?

– Да нет…

Они опять замолчали и молчали до самой развилки, места, где Сварогу надо было сворачивать к военному городку, а Мэлсдоржу пылить вперед, в недалекий город.

– Водки выпьешь как-нибудь? – спросил Мэлсдорж. – Заходи, юрта пока на старом месте. Водки много.

– Да ну, – вяло сказал Сварог. – И так жить страшно.

– Совсем страшно?

Сварог поднял глаза. Мэлсдорж спокойно смотрел на него сверху вниз – морщинистая рожа, загадочный прищур. Весь он был, как таинственный в своем всеведении бронзовый бурханчик. «Мы ж здесь чужие, – прямо-таки панически подумал Сварог, – мы все уйдем с нашими танками, котельными и радарами, и мы, и аймачные шишки с японскими телевизорами, и Гуррагча со спускаемым аппаратом. И китайцы, если придут, рано или поздно уйдут в ту же бездну. А степь и пастухи останутся, извечные, как закат».

– Нельзя смотреть в глаза, – сказал вдруг Мэлсдорж.

– Что?

– Когда за тобой бегает покойник, нельзя смотреть ему в глаза. Насовсем уволочет.

– Ну, за мной-то покойники не бегают… – слабо усмехнулся Сварог.

– А кто за тобой бегает, живые, что ли?

Сварог дернулся и встал посередине дороги. Он припомнил все слухи, создавшие Мэлсдоржу шаманскую славу, – и японский магнитофон, за который жена прапорщика Швыдко вроде бы обеспечила супругу полную и окончательную колдовского происхождения трезвость на всю оставшуюся прапору жизнь. И нереально быстро сросшуюся ногу военюриста Нежного, и разные сбывшиеся предсказания. И прочие свершения, в том числе те, что, как бы это выразиться, обладали обратным знаком: у капитана Лазуткина, спьяну заехавшего Мэлсдоржу в морду, поселилась в ванной огромная кобра, видимая одному только капитану. Кобра капитана периодически кусала, да так, что он орал на весь дом (причем следов укусов не отыскивалось), потом стала гоняться за ним по всему городку, пока не достала окончательно на штабных учениях. Возможно, все дело было не в колдовстве Мэлсдоржа, а в водке. Но генералу из Москвы, рядом с которым прошли выпущенные Лазуткиным в настырную кобру пули, в любом случае следовало посочувствовать. Кстати, лейтенант Круподеров, с одиннадцати вечера и до рассвета искавший в насквозь знакомом военном городке свой дом, был непьющим и шприцев из набора противохимической защиты тоже не употреблял. Но все равно чуть не рехнулся – городок был, а его пятиэтажки не было. В детали он вдавался скупо, но ходил потом к Мэлсдоржу просить прощения и кланяться подарком…

Вспомнив все, что болтали о Мэлсдорже, Сварог испугался еще больше. И от испуга бухнул:

– Помочь можешь?

– Помогают человеку, когда он хочет, чтобы ему помогали, – сказал Мэлсдорж.

– А я что, не хочу?

– А откуда ты знаешь, чего хочешь? – сказал Мэлсдорж и поднял плетку.

Лохматая лошаденка обрадованно рванула вперед, и Сварог остался один – правда, в прямой видимости для часового под зеленым грибком, так что погружения пока исключались.

Дома он залез в ванну, вставил пробку, плеснул три колпачка свято сберегавшегося женой дефицитнейшего шампуня. Ванна понемногу наполнялась, пена щекотала плечи, с пола орал паршивенький магнитофон, дешевенький в Японии и стоивший бешеные деньги в Союзе. Сварог курил с закрытыми глазами и пытался представить, что он сейчас в Ницце, но и саму Ниццу он представлял себе смутно, так что ничего не выходило.

Вообще ничего путного не выходило. А то, что жизнь не вышла, выяснилось уже давно. Стоило ли долбить в училище французский, если не быть атташе ни в Париже, ни даже в Бухаресте и даже детективов на французском не достать? А те заграницы, где побывать довелось, лучше забыть навсегда. Стоило ли млеть возле ясноглазой студенточки, если из нее через десять лет получилась законченная стерва? Стоило ли становиться хорошим десантником, чтобы удерживать на тронах чужедальних мудаков? Стоило ли читать столько книг?

Все дебеты-кредиты были не в его пользу – поневоле взвоешь. Что же тогда удивительного в «погружениях»? Рехнулся он или все происходит на самом деле, ясно одно: к везучему и счастливому человеку такая дрянь определенно не привяжется. Надоело – очень емкое, точное слово…

В дверь, оказывается, давненько уже стучали, потом начали барабанить. Сварог протянул мокрую руку через край ванны, не глядя, убрал звук.

– Долго ты еще там? – вопросила жена не требовавшим ответа визгливым тоном.

Сварог передернулся и громко, с невероятным удовольствием спросил:

– Ты что, у Витьки подмыться не Могла?

Ответа он, понятно, не ждал. Вместо такового грохнула кухонная дверь – а вот этого он и ждал. Закатив глаза, Сварог довольно улыбнулся в потолок, зажег сигарету, закинул голову, шумно выпустил дым.

И провалился в глубину.

Стенок ванны уже не нащупать, он бешено молотил руками и ногами, не находя опоры, в глаза хлынула вода, и пришлось зажмуриться, ничего не соображая от ужаса. Воздуха в груди почти что и не осталось, вода, ставшая холодной, быстро волокла Сварога неизвестно куда. Превозмогая резь, он открыл глаза, инстинктивно рванулся туда, где, казалось, светлее.



И вынырнул под солнечный свет и голубое небо, фыркая, кашляя, отплевываясь, старался удержаться на поверхности, он вообще-то неплохо плавал, течение волокло его то к берегу, то на стремнину, а по берегу за ним неслись азартно вопившие всадники, и что-то свистело у них над головами, а потом свистнуло и у него над головой. Арканы. Полосатые, черно-белые. Две жесткие колючие петли туго захлестнули поперек туловища, всадники враз остановили коней и потянули Сварога к берегу. Косо волочась поперек течения, давившего на тело упругим напором, выплевывая воду, он смятенно думал одно: откуда в степи такая река? И, только оказавшись на сочной зеленой траве, осознал, какой он идиот, – его ведь достали наконец…

А всадники хохотали от души. И Сварог уже рассмотрел, что их высокие лошади ничуть не похожи на монгольских, а сами они, светловолосые и светлобородые, на монголов. Он сидел на траве, а они высились над ним, люди в чешуйчатой броне, ярких разноцветных плащах и остроконечных шлемах с гирляндами лисьих хвостов. Самые что ни на есть реальные, хотя им никак не полагалось быть.

Потом один из них расстегнул большую затейливую пряжку на правом плече и сбросил свой желтый плащ к ногам Сварога. Сварог встал, закутался в плащ. Подъезжали новые всадники, сужая кольцо вокруг него, и вдруг в одном месте кольцо разорвалось, почтительно освобождая проход кому-то важному, И прямо к Сварогу направился человек с золотой цепью на груди, в золотом широком поясе, с властным лицом начальника. Шлем его был позолочен и украшен черно-бурыми хвостами, а не рыжими, как у остальных. За ним вели белую лошадь, а рядом с лошадью бежал косматый старик без доспехов и без оружия, то и дело разражавшийся ликующими воплями.

– Теперь ты видишь, Великий Меч, что я… – заорал он.

– Что твоя голова пока что остается при тебе, – бросил вождь, не оборачиваясь, и воины расхохотались, качаясь в седлах.

Взмах руки, перехваченной в запястье широким золотым браслетом с драконьими головами, – и всадники рассыпались в стороны, поскакали, сбились табунком метрах в ста да так и стояли там. Остались только вождь, его коновод и лохматый старик, весь увешанный диковинными амулетами. И Сварог, понятно, запахнувшийся в желтый плащ, из-под которого торчали босые ноги. Сварог оказался выше всех ростом. Он попытался сообразить, почему так вышло, что он прекрасно понимает их язык, но догадки в голову не шли.

– А я совсем собрался было отрубить ему голову, – непринужденно, словно старому приятелю, сказал Сварогу вождь, кивая на старика. – Но он оказался прав. Дым зелий и заклинания и в самом деле позволяют путешествовать во времени.

– Я один помню великое знание, я последний… – завопил старик, отчаянно тряся амулетами.

– И теперь я буду тебя беречь, успокойся… – сказал вождь, вновь повернулся к Сварогу: – Я Нохор. Великий Меч… и кто-то там еще, есть другие титулы, ничуть не тусклее. Но все они – преждевременная лесть. Великие свершения требуют великих походов. Великие походы требуют не только множества воинов, но и немалого числа военачальников. И если случается так, что сказки про древнее искусство колдунов оказались правдой, можно взять военачальников, которые давно умерли… или еще не родились. Как ты.

– Но я-то родился, – буркнул Сварог, чуточку ошеломленный деловым напором.

– Это неважно. Я умер для тебя, ты не родился для меня, но вышло так, что мы встретились.

Глаза у него были желтые и холодные, рысьи. Сварог видывал рысей, а одну даже убил в Забайкалье, хоть и нечестно, из автомата.

Сейчас автомата не было, а Нохор опаснее десятка рысей…

Сварог отер ладонями мокрые волосы, мокрые усы. Мыслям далеко до полного сумбура, но все равно потрясение оказалось сильным. И Сварог оторопело молчал. Потом открыл рот. И бухнул:

– Может, это твоя могила и есть…

– Где?

– Там… – Сварог поднял руку, но спохватился, что не знает, в какую сторону показать. – Там, где я был… живу…

– Возможно. У каждого из нас когда-нибудь непременно будет могила. И я не настолько глуп, чтобы рассчитывать прожить… сколько ты говоришь, старый, нас с ним разделяет?

– Две тысячи лет! – ликующе заорал старик. – Ради тебя я превозмог две тысячи лет! Я…

– Две тысячи лет, – сказал Нохор. – Я не рассчитываю даже на сто лет. – Он улыбнулся одними глазами. – А там, рядом с моей могилой, нет ли случайно твоей?

«А кто его знает, – подумал Сварог. – Может, мы там оба, и Света сейчас нас обоих раскапывает… Кто же это – готы, динлины? Или один из многочисленных народов, от которых не осталось имен? К тому же каждый народ всегда именовал себя совсем не так, как называли его соседи…»

– Я не хочу… – вырвалось у него.

– Может, и не хочешь, – сказал Нохор. – А может, и хочешь. Этот старый болтун, пытаясь мне объяснить свои секреты, твердил, что будто бы не в состоянии уволочь того, кто этого не хочет. Что-то похожее говорил. Он ужасно много болтает, но я не слушаю, признаться, потому что меня интересует конечная цель, а не сопутствующие ей потоки высокоумных слов. Он не врал, что сможет забраться на две тысячи лет вперед и умыкнуть оттуда подходящего человека. Я в этом убедился. И этого мне достаточно. Тебе, я думаю, тоже. Сейчас тебе принесут оружие, одежду, приведут коня. Тебе будет интересно. У меня уже есть трое таких, что умерли сотни лет назад, но ты первый из тех, кто еще не родился…

Глаза, спохватился Сварог, нельзя смотреть ему в глаза, а я смотрю!

Он опустил голову, уперся взглядом в вечную зеленую траву, потом посмотрел на реку, широкую, полноводную, быструю, высохшую в незапамятные времена. В те времена, которым предстояло еще наступить тысячи лет спустя.

А в «незапамятных» временах он сам сейчас пребывал.

Сомнений в реальности происходящего у него не было решительно никаких. Однажды в далекой жаркой стране – не в той, где Аллах, а там, где посреди столицы, на площади, стоял каменный лев, – он допился до белой горячки и с тех пор считал себя знатоком галлюцинаций. Да наверняка таковым и был, как всякий, кому довелось столкнуться с Белой Леди (как выражался интеллигентнейший алкоголик доктор Зуев, раза три в год тихо гонявший из-под стола опричников, чекистов и вовсе уж экзотическую нечисть вроде друидов). Вокруг, без сомнений, была стопроцентная реальность – с яркой зеленью, шумом реки, запахами конского пота и нагретых солнцем кольчуг, и кожаной сбруи, и пропыленного плаща, в который кутался Сварог. С влажной землей под ногами и ветерком. С неизвестным Истории вождем Нохором, приверженцем крайне оригинальных методов вербовки новобранцев, явно не собиравшимся упрашивать или давать время на раздумье. Единственная поблажка, на которую вождя хватило, – не наезжать, с легкой улыбкой ждать, пока опамятуется ошеломленный небывалым прибытием на сборный пункт очередной рекрут.

«А почему бы и нет? – подумал вдруг Сварог. – Почему бы и не стать генералом доисторической конницы? Как бы там ни обстояло, хуже не будет. Это главное. Хуже не будет. Понижают в должности здесь наверняка просто – булавой по темечку. Зато и не превращают в дерьмо собачье в огромных кабинетах, не заставляют строить социализм на другом конце света, бегать за водкой для столичного генерала и нежно поддерживать его превосходительство за локоток, пока оно блюет с крыльца. Деньги здесь не деревянные, а золотые, а подлецов можно вешать, если найдется поблизости дерево. И все такое прочее. Но самое, Самое главное – здесь попросту режут и жгут, не подводя под все это идейную базу…

Вот только – воздух… «Мы обрушились с неба, как ангелы, и опускались, как одуванчики». Все правильно, и некоторых из наших в самом деле кончали еще в воздухе (отчего оставшиеся в живых им порой завидовали), но все равно непосвященному не понять, что такое для десантника, отнюдь еще не старого, провести остаток дней своих прикованным к земле. К тому же…» Сварог чутко прислушался. Где-то над самым ухом явственно слышалось далекое ворчание моторов, гудение дрянных, советской работы, водопроводных труб, орал магнитофон, под гром оркестра с божественной хрипотцой надрывалась Эдит Пиаф:

Он застонал и упал ничком

С маленькой дыркой над виском.

Браунинг, браунинг…

Игрушка мала и мила на вид,

Но он на полу бездыханный лежит.

Браунинг, браунинг…

Звуки его квартиры прорывались сквозь Необычное.

И Сварог понял, что не сможет. Он не в состоянии был уйти от прежней жизни, хоть и похожей на фантасмагорию, от ее идиотизма и надежд.

От неба. Высокие слова отчего-то чаще приходят на ум, когда стоишь голый на берегу. Шум утраченного было мира становился все навязчивее, громче, явственнее, и не потому ли лохматый старикашка, на котором амулетов больше было, чем одежды, ошарашено заметавшись, вдруг побежал к массивной трехногой курильнице, чадно дымившей неподалеку?!

Сварог кинулся к недалекому берегу, заметив краешком глаза, что всадники рванули галопом ему наперерез, и отметив краешком сознания, что они непременно опоздают. Он сам не знал, почему поступает именно так, – его словно бы вела чужая непонятная убежденность, опытная воля. Плащ полетел в сторону.

Всадники должны были опоздать. Они никак не поспевали. Но…

Как тогда, когда вынырнул в этой реке, в которую стремился вновь погрузиться, он услышал за спиной свист, вмешавшийся в перестук копыт и гиканье. «Арканы, так их! – зажегся в мозгу красный сигнал тревоги. – Наново могут спеленать – хорошо ведь бросают, черти. Ну, еще посмотрим».

До воды оставалось всего ничего, какой-то десяток метров, но времени, которое потребуется на их преодоление, вполне достаточно, чтобы уже раскручиваемые над головами воинов Нохора петли настигли его на этой финишной прямой. И тогда Сварог резко и, конечно, неожиданно для преследователей поменял направление бега. Он рванул вдоль берега к притулившимся у реки кустам. Нырнул в ракитовые заросли. И тут же услыхал, как вслед за ним в переплетение листьев и веток врезалось еще что-то. Теперь пускай ловят сучки!

Знакомая работа: за тобой гонятся, ты спасаешь шкуру. В этом-то он кое-что смыслит. Правда, удирать голышом от одетых и вооруженных ему вроде не доводилось, но надо же когда-то попробовать. Хотя продираться в чем мать родила сквозь кустарник, пускай и не такой густой, пускай и не колючий, – развлеченьице никакое. Особенно беспокоит сохранность библейского места, и ведь не будешь же его прикрывать руками – темп потеряешь.

Он вывалился из зарослей. Если слева и справа кусты подступали прямо к воде, то в том месте, где он выбрался – или ракиты не добрались еще, или река здесь отшатнулась от них, – но между зеленой стенкой и потоком оставалась еще полоска песка шириной шагов в пять. Пустяк. Но боковое зрение поймало движение слева. Он повернул голову и увидел, как на песчаную полянку из-за кустов и одновременно из реки выскакивает по колени мокрый один из воинов Нохора.

Этот из догадливых. Вовремя смекнул, что задумал беглец, но главное – вовремя покинул седло и сообразил обогнуть кусты по воде. Грамотно выполненный перехват. И ведь перехватывает, собака. Ну ничего, прорываться с боем тоже не внове, обучены и в теории, и на практике. Лишь бы до прибытия всей сотни успеть управиться.

Сварог побежал. И бежал он, нагой и безоружный, прямо на воина в чешуйчатой броне, желтом плаще, остроконечном шлеме с лисьими хвостами и с саблей в кожаной петле на боку, за которую тот не спешил хвататься. Ну, ясно, брать-то нужно только живым. «А вот кнут и аркан, милый друг, ты напрасно не прихватил с собой. Впрочем, я смотрю, ты и не сомневаешься в своем успехе», – успел подумать Сварог, прежде чем прыгнул.

Недавний всадник, кряжистый, с безжалостным и бесстрашным взглядом, видя, что зверь сам бежит на ловца, остановился и ждал, ударяя кулаками в кожаных рукавицах, обшитых медными бляхами, друг о друга. Он усмехался в бороду алебастрового цвета. Вот туда-то, под бороду, под эту улыбочку, в кадык, и нанес взлетевший над песком Сварог поставленный на «отлично» еще в училище удар пяткой.

Да, восточные единоборства тут, пожалуй что, не изобрели. К такому повороту ратник Нохора был ну никак не готов. И потому свалился, как подрубленный. Не успев выставить защиту, вообще как-то среагировать, даже не успев сменить улыбочку на что-нибудь еще, более подходящее поражению в поединке.

Путь к реке, до которой оставалось полтора шага, Сварог для себя расчистил. В голове у него мелькнула озорная мысль: если его сейчас перенесет обратно в его мир, то не попробовать ли захватить отсюда какой-нибудь сувенир. Скажем, эти рукавицы всадника. Свой трофей он честно заслужил. Там, у себя, подарит археологине Свете, она тоже вроде заслужила от него хороший презент, а двухтысячелетней давности рукавицы должны принести археологу такое же счастье, какое испытывает дама полусвета от бриллиантового колье, поднесенного любовником.

Так бы Сварог, может, и поступил. Но – не дали.

Маршрутом первого воина уже выбирались на песчаную полянку другие. Позади слышался треск ломаемых сучьев – к нему продирались, и его же собственным маршрутом. Пора, и срочно пора.

Сварог прыгнул. В воду он вошел косо, шумно. Целеустремленно и тупо, словно торпеда, пошел на глубину. Сильными гребками разметывая воду, рвался неизвестно куда, плыл словно бы уже не в воде, а в густом синем тумане, липнущем к телу. Потерял всякую ориентацию, не соображал уже, где он и двигается ли вообще. Разноцветные круги перед глазами превратились в плывущий навстречу бледный свет. Удушье стиснуло грудь, Сварог открыл рот, но не почувствовал хлынувшей в горло воды, совсем ничего не почувствовал, ни воды, ни воздуха, и это оказалось самым страшным. Он дернулся всем телом к свету.

И взмыл из родной ванны, расплескивая воду на пол. В горячке выскочил, перевернув магнитофон, дернул хлипкую задвижку, вывалился в комнату, запаленный, голый и мокрый.

Родная жена, изучавшая в кресле не особенно старый номер «Плейбоя», посмотрела поверх цветной красотки в строгом деловом костюме, но с провокационным вырезом до пупа; хмыкнула, спросила с надеждой:

– Ну что, крыша едет? Зуеву звонить? В трезвой полосе сейчас ваш Зуев, отходняк обеспечит… Вон там, под столом, есть кто-нибудь? Черти, скажем, или душманы?

Сварог, опамятовавшись, ответил ей простыми русскими словами (правда, по слухам, происшедшими от китайцев) – в том смысле, что под столом нет никого, а в кресле сидит… и… Жена, видя, что с ним все в порядке, разочарованно вздохнула и заслонилась замусоленным прапорами журналом. Сварог вернулся в ванную, быстренько обтерся, наскоро подтер воду и убрался в комнату смотреть телевизор, а точнее – быть на глазах у этой стервы, что исключало новые неприятности в виде удаленного на два тысячелетия, но оказавшегося таким близким вербовочного пункта. Странно… Считалось, что две тысячи лет назад стремян еще не было, не изобрели. Выходит, были, раз Сварог сам их видел, – они и сейчас еще позвякивали в ушах, как ни орал телевизор.

Интересно, как чувствует себя тот улыбчивый воин, сраженный голой пяткой? И что делает сейчас лохматый старикашка, крайне озабоченный сохранностью своей головы на шее? «Они ж меня достанут рано или поздно», – подумал Сварог, и эта мысль была сродни устоявшейся зубной боли. Чутье подсказывало, что Нохор в сто раз упрямее любого отечественного военкомата. И нет никакой возможности от него защититься. Нельзя всю оставшуюся жизнь провести безотлучно на чьих-то глазах. Хотя бы в туалет нужно периодически забредать.

Было даже хуже, чем в той стране, где вместо Бога был Аллах, чем в той стране, где торчала на площади статуя льва, – в дальних краях, забывшихся так надежно, что даже цветные ленточки на кителе и шрам на бедре с ними никак не связывались. Если прикинуть, там было даже лучше, там в него попросту стреляли и можно было отвечать, сколько душе угодно, а теперь – словно волна тащила подальше от берега.

С волной не договоришься, от нее не отобьешься…

Не отобьешься?

…Он стоял так, чтобы его видел часовой под зеленым грибком, слушал далекое порыкивание танкового мотора и смотрел на дорогу – точнее, скверную колею, пробитую машинами в сухой земле и подпорченную конскими копытами. Таких дорог тут было множество, они сплетались, разбегались, могли завести в самые неожиданные места. Когда-то совершенно трезвый доктор Зуев на старом «уазике» ухитрился заехать в Китай без всяких пограничных формальностей. Он ехал себе и ехал, заблудился, но ничуть не расстроился, потому что любая дорога куда-нибудь да приведет. И эта старая истина нашла подтверждение, когда впереди показались белые невысокие строения казарменного вида, осененные алым полотнищем на высоком флагштоке. Хорошо еще остроглазый доктор вовремя заметил, что полотнище-то алое, но вместо серпа и молота на нем красуется большая золотая звезда в компании четырех маленьких, золотеньких… Дело было, между прочим, еще при жизни Мао, когда по обе стороны границы ужасно друг друга не любили. Доктор рванул оттуда быстрее лани, в Китае его никто не заметил, а дома все обошлось, даже потом, когда эскулап проболтался-таки по пьянке, ему никто не поверил, включая бдительного особиста, знавшего по-китайски целых восемнадцать слов.



Сварог стоял и смотрел на дорогу – ничего другого не оставалось. По случаю воскресного дня динамик на столбе орал эстрадные песни, и идеологически выдержанная певица заливалась во всю глотку: «Прощай, король, прощай!» – как будто ее когда-нибудь могли подпустить беседовать к королю да еще разрешили «тыкать». Сварог в уме сказал про певицу матерное, не отрывая взгляда от дороги.

И он был вознагражден, дождался Мэлсдоржа. А тот нисколечко не удивился. Просто придержал конька и хладнокровнейшим образом спросил:

– Что, допек каган?

– Допек, – сказал Сварог.

– Я же говорил – беспокойный… Что, помочь надо?

– Надо, – сказал Сварог.

– Россия идет к рынку, Монголия идет к рынку…

– Что надо? – спросил Сварог.

– Автоматных патронов надо. Волков развелось.

– Делов-то, – сказал обрадованно Сварог. – Автомат не надо?

– Автомат мне уже звезданули, – сказал Мэлсдорж. – А вот золота надо. Не для меня. Для кагана.

– Откупаться? – не понял Сварог.

– Считай, что откупаться…

Если кто-то станет уверять вас, что майору в отдаленном гарнизоне ни за что не звездануть полрюкзака автоматных патронов, пошлите его к черту. Даже не обязательно быть майором. Дело совершенно житейское. Гораздо труднее, не зажигая света и не разбудив жену, ночью отыскать и сгрести в карман ее золотишко. А покинуть ночью территорию, перемахнув через забор из потрескавшихся бетонных плит, и вовсе проще простого, вы не в Чикаго, юноша, вы в советском военном городке…

Эта ночь своей веселой жутью, наверное, запомнится навсегда. Мэлсдорж привел его в какую-то мастерскую, где два монгола только что откупорили водку, совершенно по-русски распотрошив на газете «Унэн» селедку и плавленые сырки. Однако, увидев Мэлсдоржа, они поклонились чуть ли не до земли, убрались в уголок, враз забыв про водку, и пулей выскакивали оттуда, едва Мэлсдорж коротко отдавал непонятные распоряжения. Они разожгли огонь в горне, притащили инструмент и снова пристроились в уголке, испуганно таращась на Сварога – ему явно перепала доля суеверного почтения.

– Ты тут в законе, я смотрю, – сказал Сварог, неловко топчась посередине и все время натыкаясь на ржавые железяки.

– Много будешь знать, генералом не станешь, – сказал преобразившийся Мэлсдорж, вдруг ставший ловчее, проворнее, даже, похоже, моложе. – Садись туда и пей водку. Вон водка стоит.

– Да как-то… – зажеманился Сварог.

– Ничего. Им на работе нельзя, не хотят они водки.

Он что-то каркнул через плечо, и безымянные монголы подались из угла, отчаянными жестами показывая Сварогу, как им не хочется водки и как они рады его угостить. Сварог без церемоний уселся на пыльный ящик и взялся за водку. В целях успокоения расстроенных нервов.

Но он не дождался никакого колдовства с заклинаниями и таинственными тенями. Тени елозили по стенам самые прозаические – от занятого работой Мэлсдоржа, время от времени помогавших ему безымянных монголов и самого Сварога. Правда, Мэлсдорж все время бормотал себе под нос, но выглядело это вполне обыденно.

Он работал без устали – плавил золото, разливал его в крошечные формы, бормотал над формами. Сварогу все же порой становилось жутковато – то глаза у безымянных монголов закатывались в ужасе под самую черепушку, то из-под стола маячила посторонняя тень, то как-то по-особенному посвистывал ветер, – и он наливал себе еще на два пальца, как истый янки, только содовую, понятно, не лил, откуда здесь содовая?

А Мэлсдорж работал, как ювелир. Похоже, здесь, помимо прочего, делали еще и женские украшения – иначе откуда все эти тигельки и замысловатые инструменты, красивые, неуместные в мастерской, как две капли воды походившей на обиталище советского слесаря.

Когда в бутылке осталась треть, а крохотные отливки остыли, Сварог сообразил, что мастерит Мэлсдорж: пули под «макаровский» патрон, две штуки. Мэлсдорж, видимо, сделал главную работу – он сел на ящик рядом со Сварогом и выпил водки, а безымянные монголы вытаскивали из Свароговых патронов коричневые пули и осторожненько вставляли на их место золотые, следя, чтобы не просыпать пороха и не помять гильзы.

– Стреляй все равно куда, – сказал Мэлсдорж. – Главное, попади в него, в кагана.

– Ну, спасибо…

– Ладно, чего там. Дело не в тебе, майор, хоть мужик ты и хороший. Порядок должен быть. Если ты мертвый – лежи, а не скитайся по чужим векам. У нас от своих не продохнуть, скоро и в степи будет тесно, а тут еще и китайцы плодятся…

Сварог осторожно покачал пули кончиком пальца. Они сидели в гильзах крепко, словно генералы из «райской группы» в московских кабинетах. Мэлсдорж разлил остатки водки в два стакана, зашвырнул свою в рот, не коснувшись губами посуды (Сварог завистливо крякнул), пососал селедочный хвост, держа его за плавники, привычно вытер пальцы о голенище мягкого сапога, подумал и спросил:

– А чего ты, если подумать, ерепенился? Был бы уважаемым человеком, на лошадке скакал, города брал… Все лучше, чем сейчас.

– Да привык я здесь как-то, – сказал Сварог. – Прижился.

Он подозревал, что лукавит – в первую очередь перед собой. Видимо, все дело – в голой степи. Окажись на месте молодого честолюбивого степняка король из высокого замка (водопровод и канализация не обязательны), все прошло бы не в пример легче. Но степь выглядела очень уж пустой, необставленной, скучной. А Сварог был неистребимо городским. Степь (пусть и называвшаяся иначе) старательно и яро пыталась убить его и в стране Аллаха, и в стране льва, в степи пропал без вести отец, степь уже два года держала его здесь в плоской тюрьме без стен. Степь меняла облики и названия, степь ни разу не задела ни осколком, ни пулей, но всегда оставалась злокозненной плоскостью, богатой лишь необозримыми горизонтами да изредка – горами.

Он шумно вздохнул, защелкнул патроны в обойму, обойму в рукоятку, спросил:

– А еще водка есть?

Безымянные монголы, мешая друг другу, торопливо полезли в шкафчик.

Назад Сварог возвращался тепленьким, бодрым и совершенно бесстрашным.

Он передернул затвор, вдобавок еще взвел курок, чтобы не полагаться на самовзвод. Сие было чревато – случалось, «макар», лежа в кобуре или в кармане, сам собой срывался с предохранителя, бабахал самостоятельно, и хозяин получал пулю – в соответствии с присущим ему везением или невезением. Но Сварог хотел подстраховаться.

Он шагал, браво покачиваясь, держа курс на скудные огни военного городка и услаждая себя песней из французского репертуара:

Его отец был арлекином,

А мать наездницей была.

И с колыбели был подкинут

Он в мир добра и зла.

А колыбель его висела

Над самой клеткой льва,

И слышал мальчик то и дело

Судьбы своей слова:

«Ты был рожден акробатом,

Твой долг – менять города…»

Когда-то, в полузабытые времена больших несбывшихся надежд, он пел ее под гитару по-французски, а сейчас помнил только вариант на языке родных осин. Земля под ногами оставалась твердой, разве что норовила, стерва, то и дело вздыбиться и заехать под коленки. Нохор не появлялся. Под луной замаячил справа сутулый, чутко присевший снежный человек алмасты – но этот перебросками во времени не занимался и вряд ли сам знал точно, в каком времени живет. Для ученых он был загадкой, для читающей публики – сенсацией, а для местных жителей – неопасной вонючей тварью, обитавшей поблизости с незапамятных времен и потому столь же привычной, как закат или понос. Белые люди в военной форме поначалу принимали его за алкогольную галлюцинацию, но потом тоже пообвыклись, если не считать озверевшего от безделья особиста, полагавшего здесь замаскированные китайские происки.

Сварог поднатужился и гаркнул:

– Зашибу, сука!

Алмасты отпрыгнул, не сгибая колен, и припустил во мрак, в котором благополучно и растворился. Он уже успел понять, что от белых людей в военной форме нужно спасаться галопом.

– Это нормально, – сказал сам себе Сварог голосом то ли Горбачева, то ли Кашпировского, идиотски захихикал и пошел дальше под огромными звездами.

В эту ночь его так и не потревожили. Утречком он отпился холодной водой и поскорее убрался подальше от семейного очага, пока жена не обнаружила исчезновения золота. Насколько позволяли служебные обязанности и распорядок дня, он то и дело уединялся, откровенно нарываясь. Да так и не нарвался. Начал даже подозревать, что удрученный провалом эксперимента шаман умер от инфаркта или был сгоряча укорочен на голову.

Домой возвращаться как-то не тянуло. Он без всякого удовольствия забрел в гости к замполиту Ульянову (ни с какого боку не родственнику). Ульянов без всякой фантазии кушал водку и был мрачен, как никогда, – в голову ему стукнуло, что в нынешние бурные психопатические времена его под горячую руку причислят к родственникам вождя трудящихся всего мира и, чего доброго, положат в мавзолей. Симптомчики были знакомые, означавшие, что к ночи из холодильника полезет Карл Маркс и придется бежать за доктором Зуевым, который Карлу непременно прогонит, если только сам не будет гонять друидов. Правда, если подумать, для замполитовой печали были все основания – ходили стойкие слухи, что в ближайшее время замполитов ликвидируют как класс, а ничего другого Ульянов как-то не умел, да и не особенно-то порывался учиться, честно говоря. На сковородке у него догорал разодранный по страничкам партбилет – но Ульянов, как выяснилось, к демократам примыкать вовсе не собирался, просто разочаровался в родной партии, разучившейся делать перевороты. Сварог выпил водки, пожелал Ульянову приятной беседы с Карлом Марксом и направился к археологам.

На полдороге его и достало – и качественно. Он вошел в сухую твердую землю, как утюг в ведро с водой, чисто по привычке побарахтался немного, но потом опомнился, зачем-то поднял руки над головой, решив, что так пойдет легче, – и провалился из солнечного дня в ночь. Поблизости жарко пылали высокие костры, ржали лошади, вокруг стелился странно тяжелый, устойчивый дым из причудливых курильниц на затейливых ножках, и шаман, целехонький и здоровехонький, разразился столь радостными воплями, что голова его, похоже, еще миг назад и впрямь висела на волоске.

Радостные вопли тут же сменились на тревожные, панические:

– Мохолы напали, разъезд мохолов! Великий Меч их сдерживает. Скорее! Ведите же его!

Последнее относилось к трем воинам, появившимся из-за спины Сварога. Один из них, с иссеченными шрамами лицом, взял майора за локоть, будто клещами ухватил, и молча потянул за собой.

Глаза, пораженные внезапным провалом из света во мрак и в первые мгновения различавшие лишь то, что высвечивало пламя костров, пообвыклись и постепенно обретали обычную чувствительность. И вот уже темнота, присутствие в которой бурлящей жизни выдавали только звуки, наполнилась тенями: мечущиеся всадники, отблески костров на клинках и доспехах, встающие на дыбы лошади, валящиеся лошади, слетающие с них воины.

Сварог дал себя увести человеку со шрамами. Что еще оставалось?

Он никак не ожидал, что окажется в эпицентре доисторической междоусобной баталии, и пока еще не надумал, как ему быть, что предпринять. Он рассчитывал совсем на другое. На незамедлительную встречу с Нохором, Великим Мечом. Которого поблизости не наблюдалось. До которого необходимо добраться.

Его подвели к коню, которого держал под уздцы молодой малорослый воин в желтом плаще. Рядом били копытами о землю еще четыре лошади, видимо, тех, кто сопровождал его, и этого юноши.

Какой приказ им отдан? Отконвоировать его в безопасное место, куда, управившись с неприятелем, должен будет прибыть владыка? Человек со шрамами ударил Сварога по плечу, привлекая внимание, а когда привлек, показал на землю. Там лежали две кучи. Горка одежды, включающая и доспехи, горка оружия. Вторая побольше.

– Великий Меч ждет тебя, – наконец произнес его провожатый, после чего направился к лошадям, а с ним и двое его товарищей. Они взмыли в седла и галопом умчались в ночь на звуки сражения. Остался только молодой воин, держащий коня. Коня для него, Сварога.

Теперь ясно. Нохор и не думал беречь его для грядущих эпохальных битв, лелеять, холить и пыль сдувать. Для этих людей важнее прошлых и будущих тот бой, что идет сейчас. До будущих ведь можно запросто и не дожить. Что, кстати, и его, майора десантных войск, касается. Почему и не хочется ввязываться в эту ночную сшибку ископаемых вояк. Рубиться с какими-то мохолами… зачем? Нохор-то, понятно, желает, не откладывая, посмотреть, на что годен наемник из завтрашнего дня. Ну а погибнет, не беда, еще кого-нибудь вытянем. А что до того, что он говорил в прошлый раз, дескать, намечает меня в военачальники, то и с этим ясно – здешние полководцы обязаны превосходить умением своих бойцов во всем, иначе не заработать авторитет, и в первую голову – должны быть лучше рядовых ратников на поле битвы. Тут тебе не там, это московским генералам достаточно ткнуть пухлым пальцем в точку на карте, и работа сделана. Дальше пусть разбираются солдатики, ведомые младшим комсоставом: проявляют чудеса героизма, гибнут, зарабатывают медальки и инвалидности. А генерал уже может отдохнуть, понежить отвыкшее от обыкновенной ходьбы тело на мягких подушках и поглядеть последние новости – как там идут дела в горячих точках.

Еще вот что интересно… Выходит, хитрый вождь с рысьими глазами и не сомневался, что вторично вытащенный из не наступивших времен человек не попытается вновь удрать. Откуда у него такая уверенность? Из слов, что ли, его шамана: мол, нельзя уволочь того, кто этого не хочет. Ну и, дескать, если уж второй раз удалось меня вытащить, то, значит, точно – я все обдумал и согласен.

Ладно, оставим на потом досужие размышления. Что прикажете делать сию минуту? Вроде задача проста – приблизиться к Нохору да не промахнуться с двух попыток. Можно ведь и не входить по дороге в боевой контакт с мохолами, никто не неволит.

И вдруг Сварога словно из шайки холодной водой окатило – а если этого Великого Меча вдруг возьмут сейчас и зарубят насмерть? И в кого ж стрелять после прикажете? Не застрянет ли он тогда в этом веселом прошлом навсегда?

К черту раздумья. Так можно дораздумываться до опоздания на все поезда.

Сварог разворошил гору оружия. Похоже, они собрали для него в кучу все, что имели на сегодняшний день. Музей оружия ушедших времен, блин. Среди рубяще-колюще-огревающего предназначения предметов встречались и вовсе непонятные, которые даже не очень ясно, чем брать и как дальше использовать. Но таких все ж малое число. Прочие если даже формой и не походили на знакомые Сварогу, то имели аналоги в истории, и что с ними делать – ясно. Удивило майора отсутствие лука и, разумеется, стрел и колчана тоже. Забыли положить? Вряд ли. Не изобрели еще, выходит? Что ж так оплошали, а еще носят гордое звание кочевников-завоевателей, кого-то там покорить замыслили. А лук бы нынче – самое то.

В стрельбе из лука он мог бы посостязаться и с Чингисхановыми лучниками. Ну, на нет…

Сварог выбрал и взял в надежде, что не придется всем этим пользоваться: разновидность кистеня – серп, соединенный длинной цепью с бронзовой рукоятью; бронзовые же, каплевидные, с длинным и тонким острием предметы для метания, уложенные в чехол из лошадиной кожи; короткое копье, что на Руси называли сулицей.

Переодеваться в предназначенные для него одежды, надевать доспехи майор не стал. Захватил только желтый плащ в качестве опознавательного знака, чтобы, по крайней мере, одна сторона конфликта его ненароком не подрубила, перекинул перед собой через спину лошади.

Сварог не зачислял себя в лихие наездники, но держаться в седле умел, и не самым скверным образом. Тем более жеребца ему подобрали не норовистого, легко подчиняющегося воле седока.

Звуки боя отошли в ночь, отдалились от курильниц и жертвенников, от того места, где вооружался Сварог. Похоже, воины в желтых плащах оттеснили мохолов от полевой ставки Нохора. Победа за нами? Или пока рано торжествовать?

Молодой воин скакал позади. Интересно, это кто, телохранитель или надсмотрщик? Для того и другого – юн и хиловат. Впрочем, вспомни-ка прапорщика Кацубу: на вид – соплей перешибешь, а на деле – один опаснее взвода «зеленых беретов».

– Уйх! – оглушающе ворвался в уши предупреждающий крик. Сварог оглянулся и увидел, как его юный спутник поворачивает лошадь навстречу двум теням, грозно и стремительно нарастающим из темноты. Выходит, обошли с тыла таинственные мохолы.

Тени разделились: одна сшиблась с его безусым напарником, другая взяла курс на него. Сварог понял: хочешь – не хочешь, а придется ему поучаствовать в кавалерийской рубке. Скрыться он уже не успеет. Догонят и что-нибудь в спину. Он дернул поводья, развернул жеребца, всадил ему в бока каблуки десантных ботинок и понесся навстречу всаднику, своему нежданному, ненужному и, безусловно, смертельному врагу.

Сварог нагнул голову пониже, прижал к лошадиной гриве, чтобы не угодить часом под меткий бросок чем-нибудь мохольским или под выстрел из какой-нибудь доисторической фигни. Кто этих мохолов знает. Правая, свободная от поводьев рука раскручивала цепь кистеня, серп со свистом рассекал воздух рядом с несущимся жеребцом.

Они неотвратимо сходились. Сварогу вдруг показалось, что он затесался в шутовские военно-исторические игрища, что все совершается не всерьез, а потехи ради, от нечего делать. Отгоняя глупости, майор выругал сам себя, не жалея слов, и заставил думать только об одном – об этом налетающем темном всаднике, который не позже чем через три удара сердца попытается достать его чем-то и достать сразу насмерть.

Сварог держал своего коня, чтобы мохол оказался по правую руку. Какие-то метры…

Мелькнули черная грива, за ней опушенная мехом шапка, копье, направляемое в грудь, за ним – желтое лицо с глазами-щелочками.

Сварог подгадал. Раскрученная и вовремя выброшенная снизу вверх цепь кистеня отбила копье мохола, оно, выбитое из руки, взмыло над всадниками и пропало во тьме. Но увесистый кистень майор тоже не удержал.

Всадники проскочили мимо друг друга и теперь разворачивали лошадей. Рука Сварога скользнула в кожаный чехол. Вытащенная из него бронзовая «капля» удобно легла в ладонь, вызвав у майора то самое редкое, но знакомое ему ощущение броска, когда чувствуешь единение мышц и дыхания, уверенности и тяжести предмета, что предстоит метать.

И едва они ударили своих лошадей, заставляя их снова сходиться, – Сварог кинул бронзовую «каплю». Он попал куда метился – в лоб лошади мохола. Та, истошно заржав, дернулась, попыталась взмыть на дыбы. Всаднику-мохолу удалось сдержать, усмирить ее, но… Брошенный вслед за первым маленький бронзовый убийца вонзился длинным жалом в открытую, не защищенную никакими доспехами шею всадника-мохола.

Схватившись за шею, молча – ни стона, ни крика – убитый Сварогом воин упал на землю. Лошадь, освобожденная от седока, ускакала в одном ей ведомом направлении.

Сварог подъехал и склонился над поверженным врагом. Невысокий, скуластый, желтокожий, раскосый – один из тех, кто соперничал с Великим Мечом за господство над этими просторами, он же, наверное, предок тех, кто впоследствии покорит эти территории.

Майор тронул поводья. Если он не опоздал, надо все-таки помочь юному воину Нохора, взявшему на себя второго, вернее первого, мохола. Но он опоздал. Два человека, два воина лежали на холодной ночной земле. Рядом паслась лошадь под седлом, лошадь ратника воинства Нохора; мохолы ездили без седла. Из груди юноши проскользнувший меж чешуйками брони торчал топорик, напоминающий индейский, рука так и не выпустила окровавленную саблю. Для мужчины этого мира из неважно какого племени смерть на поле брани должна считаться почетной участью. Пусть они попадут в обители своих богов и героев, где их примут со всеми причитающимися почестями.

Ночь вокруг молчала.

И вдруг посвист, молодецкий, залихватский, заставил Сварога завертеть головой. Костры, пылающие возле курильниц и жертвенников, высвечивали желтые плащи. Люди Нохора вернулись. С вождем или без? Сварог направил коня туда, к ним.

Живой и невредимый Великий Меч стоял как раз на том месте, где появился вытащенный из будущего Сварог. Нохор улыбался.

Майор спрыгнул на землю. Плащ остался перекинутым через спину жеребца, копье вставлено в седельные ножны, чехол с метательными «каплями» брошен на землю. Сварог предстал перед вождем, как тому должно было показаться, без оружия. Незачем вынуждать Великого Меча быть настороже.

Это может помешать задуманному.

Нохор смотрел на Сварога с нехорошим удовлетворением, как на желанную, долгожданную игрушку, улыбался во весь рот, и у висков покачивались черно-бурые лисьи хвосты и еще какие-то плоские золотые висюльки, дракончики и кони. Сварог медленно и плавно, как во сне, опустил руку, дернул большим пальцем клапан кобуры.

– Ну и пришлось же за тобой побегать, – сказал Нохор. – Как за капризной девкой, право слово. Ничего, все позади… – И приказал, не оборачиваясь: – Приведите ему коня.

Кто-то, не видимый за пламенем костров, припустил прочь, отчаянно стуча сапогами. Все так же медленно и плавно Сварог поднял руку, отводя большим пальцем ребристый язычок, он успел еще испугаться, что по неведомым законам колдовства перенесенный в другое время порох не вспыхнет, а пружина не распрямится, – и тут же, в некий растянутый на долгие минуты миг, ощутил, как освобожденный ударник пошел вперед и кусочек золота ввинтился в нарезы, деформируемый страшным давлением, подпираемый упругим, удлинявшимся цилиндром раскаленного газа, коричневая гильза неспешно ушла вправо по параболе… Кажется, рядом вопили, звенели оружием, выхватывая мечи на бегу, кто-то проломился прямо сквозь костер черным чертом в ворохе ало-золотистых искр, – но вокруг Сварога уже смыкалась мутная пелена, и, стреляя второй раз, он уже плыл посреди этой пелены в непонятном направлении, видел еще, как прямо перед ним, перед дулом пистолета, возникла в сером тумане дыра с неровными краями и в ней виднелись далекие костры с мелькавшими на их фоне черными, неправдоподобно четкими силуэтами – а потом исчезли и дыра, и туман. Сварог стоял почти на том же месте, впереди виднелся раскоп, а пистолет был в руке.

Чисто машинально он выщелкнул обойму, большим пальцем вышелушил коричневые кургузые патроны. Их оказалось пять. Шестой, дело ясное, сидел в стволе, загнанный туда предыдущим выстрелом, а две золотые пули остались в неизвестном прошлом. Значит, удалось. Произошло так быстро, буднично и скучно, что на душе стало не радостно, а скучно и больно. Сказкам положено кончаться как-то не так – то ли веселее, то ли необычнее.

Но по дороге к раскопу Сварог пришел к выводу, что сказки всегда кончаются именно так – скучно и буднично. Никто не заглядывал в те будни, что простираются за словами «Тут и сказке конец», – а это еще не конец, там обязательно должно что-то происходить, ведь живы положительные герои и даже часть отрицательных, и удачливому принцу причитается полкоролевства, а спасенной принцессе не обойтись без законного брака, она же не подзаборная какая-нибудь и не кухаркина дочь. Голова дракона (или тролля) валяется в пыли под забором на заднем дворе, куда ее откатили пинками кухонные мужики, чтобы не мешала таскать с ледника говядину и запечатанные жбаны. У царевны (или принцессы) нет ни одного приличного платья, и нужно ее срочно обшивать, старшие сыновья на стенку лезут от злости, и их вполне можно понять: они, скорее всего, старательно и серьезно готовились к восшествию на трон, изучали экономику, финансы и военное дело, пока младшенький в обществе говорящих серых волков болтался за тридевять земель (к тому же наверняка без паспорта и подорожной, так что дипломатам теперь отписываться не одну неделю). Министры ломают голову, как надлежащим образом разделить королевство пополам, не разрушив устоявшихся хозяйственных связей, не задев границы баронских имений и общинных выпасов. Если там есть биржа, она на всякий случай паникует, и курсы иностранных денежек скачут самым причудливым и идиотским манером. Простонародье, усмотрев реальные шансы на лишний уик-энд, гуртуется в кабаках и у дворцовых ворот – вдруг выкатят бочку? Один папаша-король на радостях надрался и тискает фрейлин. А сам принц сидит в горнице и понемногу начинает соображать, что начинается скучная, будничная жизнь, потому что спасенная принцесса, став законной супругой, черта с два отпустит освобождать других принцесс и рубать драконов, ибо женщины невероятно практичны. В общем, болото, не зря же умница волк предупреждал, что больше они не увидятся…

Сварог добрел до края раскопа и глянул вниз. Мавзолей был уже вскрыт, бревна убраны, и гробокопатели в полном составе толпились вокруг, восхищенно лицезрея скелет, лежавший меж каких-то чаш, ржавых клинков с уцелевшими тускло-желтыми рукоятями (значит, золотыми) и прочего хлама, натасканного когда-то в могилу уважения ради. Сварог сначала наблюдал без всякого интереса, высматривая среди загорелых спин Светину, потом вдруг встрепенулся, проглотил подступивший к горлу комок, сбежал вниз по хлипким, шатким мосткам и стал проталкиваться ближе под недоуменное оханье тех, кому вгорячах наступал сапожищами на босые ноги.

На запястье скелета тускло желтел массивный браслет с драконьими головами. От черно-бурых хвостов, понятно, не осталось и следа, но обок пустых глазниц лежали плоские золотые висюльки, прикрепленные к шлему, – золотые дракончики и кони. Сварог стал высматривать пули – должны же быть где-то, что им, золотым, сделается? – но на него коршуном налетел ихний главный: бородатый демократ, сидевший на «Огоньке», как наркоша на игле, и оттого питавший к военным людям биологическую ненависть, какую старая дева питает к голым кисулям из «Плейбоя» – по определению доктора Зуева, ерника и консерватора, успевшего с бородатым подраться в зыбкие дни ГКЧП (правда, не по политике, а из обоюдного пьяного куража). Налетел и стал нудить про нетленные ценности науки, коей не имеют права мешать пьяными визитами представители имперской военщины. Сварог к тому времени давно протрезвел, но, чтобы не огорчать интеллигента, огрызнулся в классическом стиле:

– Если ты такой умный, чего строем не ходишь? Сталина на тебя нет…

Выбрался из раскопа и потащился в военный городок.

Он сделал не больше тридцати нешироких, вялых шагов, когда его окликнули. Света. В купальнике, загорелая, улыбающаяся, соблазнительная. Догоняет его какими-то танцевальными подскоками, отмечая ритм взмахами предмета, похожего на большую малярную кисть.

– Что не здороваешься, майор? Разлюбил?

– Да смотрю, ты вся в делах. Смотрю, тебе не до меня, живого, – тон получился каким-то заискивающе-оправдательным, что было Сварогу несвойственно.

– Промазал, майор, меня одинаково волнуют и живые, и покойники. Некрофилка я только наполовину. Он, кстати, – Света показала кистью в сторону раскопа, – уже никуда не убежит, отпрыгался, голубчик. А вот ты можешь. Вы, живые мужики, бегать горазды.

Сварог вдруг понял, что смуту, окутавшую душу, можно если не развеять, то приглушить, говоря без словесных фиговых листков, или водкой, или бабой. Баба – вот она, все при ней. А до водки он еще доберется. После.

Майор обхватил необдуманно приблизившуюся к нему девушку за упругую попку.

– Ты можешь поднять любого покойника и у любого покойника, моя прекрасная леди.

– Шалунишка. Увидят – что подумают? – Света игриво стукнула Сварога щетинками кисти по кончику носа.

– Мужчины позавидуют мне, женщины – тебе.

– Ох какие мы самоуверенные.

– Пойдем в палатку. – У него вышла отнюдь не просьба, а, скорее, приказ.

Света заглянула ему в глаза и сказала уже совершенно без игривости:

– Пойдем…

В палатке гостей встретила банная жара, а с их приходом стало еще жарче. Потом быстро пропитались и верблюжье одеяло, и воздух. Отирать пот, заливавший их лица, обоим было некогда. Обращать внимание на мелкие неудобства не хотелось. И вообще – на несколько минут (а не слишком ли прозаично мерить упоение друг другом минутами?) оба забыли про все и вся, кроме них самих…

…Светин затылок небольно давил на грудь, волосы разметались во все стороны, как лучи солнца на детских картинках. Ее рука нежным поглаживанием благодарила второе мужское «я» за подаренное удовольствие. Сварог чувствовал успокоение, душу перестало корчить от сомнений, давившее его ощущение опустевшей жизни отступило. Нет, что ни говори, женщина – лучшее из лекарств.

Из приоткрытого входного клапана наружу, под надвигающийся вечер, из палатки вытекала истома.

Ладонь Сварога пробежалась по Светиному атласному на ощупь животу…

– Что это у тебя? – кончики пальцев задержались на продолговатом бугорке, нарушавшем единообразие шелковистости животика.

– Ты только сегодня заметил? Хорош любовничек, нечего сказать. Что-что? Ничего особенного, шрам. Аппендицит вырезали. В те золотые годы, когда я была еще отроковицей, наивной и невинной.

Сварога словно двинули прикладом по лбу. Он закрыл глаза, унимая внезапное головокружение. Уж этот живот он изучил старательно, как карту вражеской местности перед заброской, изучил руками и губами. Шрамик появился только сегодня, не было его, не мог он его не заметить, не совсем же он…

А может, он действительно рехнулся, причем не сегодня, не сейчас, а уже давно? Стал заурядным параноиком и принимает рождающийся в его голове бред за реальность. И, стало быть, не было ни Нохора, ни провалов в иномирье, ни выстрелов золотыми пулями, ни ночи у Мэлсдоржа. А шрам на знакомом животике археологической Светы? Его что, не зафиксировало больное сознание? Или сейчас все происходящее ему мерещится?

Заваривающаяся в голове каша грозила полным умственным расстройством. Нестерпимо захотелось выпить. Может, раз пять по сто граммов помогут разобраться.

– Водка есть? А еще лучше спирт.

– Что?

– Выпить у тебя есть, Света?

– Не держим, – обиженно буркнула, потом, видимо, почувствовав, что не от скуки рядом с ней, не от неудовлетворенности ею как женщиной, а от чего-то другого, к чему она никак не может иметь отношение, потянуло мужика на мысли о выпивке, примирительно добавила: – Действительно нет.

– Пойду я. – Сварогу ничего не хотелось объяснять ей, да и как объяснишь? Слава Богу, Света не расспрашивала ни о чем, молча провожала его сборы внимательным взглядом, только перед самым уходом не выдержала, спросила:

– Заглянешь еще?

– Да, – он был рад, что не приходится врать, – если со мной ничего… Ну, ладно, пока…

«Мэлсдорж, Мэлсдорж. Он, пожалуй, единственный в этой долбаной степи, кому я сейчас могу выложить всю свою завихрень. Пожалуй, и помочь, кроме него, никто не сможет. Разве только сам себе. Например, пулей в лоб».

Но сначала, перед тем как отправляться к старику, требовалось выпить. Такого с ним давно не было, чтобы алкоголь превращался в навязчивую идею, в желудочное нытье, в категорическое требование всех клеток организма.

Ноги ускорили шаг, едва показались ворота с огромными красными звездами, бетонный забор, часовой под грибком.

Привычно бросив взгляд на бойца, наморщившего лоб (конечно, высчитывает, сколько там осталось до прихода разводящего со сменой), Сварог уже шагнул на крыльцо КПП, уже правая рука начала свой вылет, чтобы ухватиться за дверную ручку… Майора кинуло назад, развернуло к часовому. «Рядовой Жимнов, вторая рота», – услужливо пробарабанил вестовой его мозга.

Жимнов, заметив, как пристально разглядывает его майор, забеспокоился, автоматически оправил ремень, вернул на положенное место до того лихо заломленную на затылок «афганку».

«Бред продолжается? Или Жимнов совсем уж офонарел на втором году службы? Лучше бы второе…» – думал Сварог, пялясь на солдатский шеврон, приделанный к правому рукаву «парадки» часового.

Майору показалось, что он услышал вздох облегчения, когда наконец отвернулся от бойца и продолжил свое движение к КПП. Мозг отказывался анализировать происходящее. Где-то на самом дне сознания все-таки бултыхалась слабая надежда на Жимнова, на то, что тот забурел в «дедах» до идиотии.

Надежде суждено было развеяться уже в здании контрольно-пропускного пункта. У двух солдат с повязками дежурных по КПП шевроны располагались там же, где и у Жимнова, справа, противореча уставу и представлениям о жизни майора Сварога.

Видимо, когда он ступил на территорию родного военгородка, выражение лица у него было еще то, потому что образовавшийся рядом малознакомый прапорщик Кузьмин, ободряюще похлопав по плечу, заговорил голосом, каким обычно обращаются к тяжелобольным:

– Да брось ты, подумаешь. Ну, перебесится, будет еще прощения на коленях просить. Обычная наша, бля, гарнизонная история.

– Что? – вырвалось у Сварога.

– Да наладится у тебя с жинкой все. У всех, считай, такое с бабами творилось. Пошли лучше ко мне в каптерку, развеемся, сегодня ж «шило» выдали. Я тебе про свою расскажу.

– Почему сегодня? Спирт привозят в конце месяца.

– Да ты что, перегрелся? – хохотнул Кузьмин. – С девятого по двенадцатое, по графику, пока сбоев не было. Пошли, пошли…

– Да нет. Мне… домой надо, спасибо… в следующий раз… – Сварогу совсем не хотелось пить с Кузьминым.

И вообще желание надраться как-то враз отшибло.

– Ну, как знаешь. Пока!

«К Мэлсдоржу, срочно к старику, иначе если я не еще свихнулся до сих пор, то точно свихнусь». Но все-таки майор прежде решил пройтись по городку. Чтобы увериться… Вот только в чем?

Подтверждения не заставили себя ждать. Решетки на окнах санчасти. Их не могли поставить за полдня. И зачем они вообще нужны? Перила крыльца «военторга» с утра были ядовито-зеленые, сейчас выкрашены в голубое. Супруга старлея Григорьева, получается, за несколько часов сбросила килограммов двадцать и теперь щеголяла в юбке выше колен. На спортплощадке появились баскетбольные щиты.

Все, хватит. К Мэлсдоржу, пускай разъясняет.

Как он отмахал путь до юрты старого пастуха – не заметил. По дороге ни о чем не думал, любые размышления укрепляли бы подозрения в паранойе, усугубляли бы дурноту на душе. Он просто шел, просто вспоминал по пути любимые стихи. Юрта Мэлсдоржа, как тот и утверждал в одну из их последних встреч, стояла на старом месте. Сварог остановился у входа в нее, громко позвал…

…Он досидел возле юрты до сумерек. Не дожидаясь старика-пастуха, нет, того не дождешься, если правду говорят, что он уехал третьего дня куда-то на другой край степи и вернется не раньше чем через месяц. Просто никуда не хотелось идти. То немногое, что вокруг он мог назвать своим, близким, изменилось, сделалось чужим, чуждым, пугающим. К чему не хотелось прикасаться, к чему не привыкнешь, чего всегда будешь опасаться. А если он все-таки свихнулся («Хотя не похоже, – ощущал он на клеточном уровне, – хоть режь, не так это происходит».), то обречен или лечиться, распрощавшись навсегда с десантом и армией, или жить в мире своих глюков до тех пор, пока не разоблачат.

За горло схватило одиночество, не то, на которое жалуются за стаканом, а другое, настоящее, когда хочется выть и рвать на себе одежду, от которого стреляются. И ему вдруг показалось, что происходящее с ним сейчас – расплата за отказ, за те две золотые пули.

Сварогу вдруг нестерпимо захотелось переиграть все назад, крутануть обратно то колесо, которое крутится только в одну сторону. Изничтоженный своими руками шанс казался единственным, ради чего стоило жить, а собственная решимость избавиться от лучшего будущего – достойной последнего придурка. При мысли, что он, побывав за таинственной дверью, сам заколотил ее за собой и обречен отныне на этот мир, тоскливое бешенство захлестывало мозг. Нестерпимо хотелось иного – иных миров, иной жизни, иной судьбы.

Неизвестно, успел ли он подумать, что страстные желания имеют пакостное свойство сбываться.

А может, все произошло так быстро, что и не успел.

Потом пьяный доктор Зуев говорил особисту, что в Англии вот ежегодно пропадают без вести двенадцать тысяч человек и ничего, никто не делает из этого драмы. Трезвый особист послал его подальше и угрюмо сидел над докладной – он вообще-то привычно узрел в бесследном исчезновении майора С.С.Сварога китайские происки, но совершенно не представлял, как это аргументировать на бумаге. Мэлсдорж кое-что чуял, но его никто не спрашивал.

А в общем, пропавшего толком и не искали – на одной шестой части суши закручивались такие дела, что остальные пять частей пребывали в паническом обалдении, и где уж тут помнить о каком-то майоре, пусть даже кавалере парочки экзотических орденов…

Глава вторая. Меж двух времен, миров двух между…

Сначала была боль – обжигающая, пронизывающая, залившая тело от корней волос до ногтей на пальцах ног. Боль стала столь невыносимой, что вдруг исчезла, оставив тело в полной одеревенелости, и Сварог, оцепеневший, скорченный, увидел, как сквозь окружающий мрак проступают смутно-голубые и смутно-алые линии, наливаются красками, становятся ярко-синими и ярко-алыми, продлеваются, простираются в беспредельность, выгибаются, закручиваются в спирали, синусоиды и кривые, и все это – лишь крохотная часть заполнившего необозримую Вселенную необозримого переплетения.

Он попробовал закричать, но не смог зачерпнуть и глотка воздуха. Правда, и удушья он не ощущал. Тело просто-напросто стало камнем, в котором жило только сознание. Одного он не мог понять: это его несет вдоль разноцветных линий (к синим и алым незаметно добавились зеленые и фиолетовые), кружа и вращая, – или он висит неподвижно посреди этой загадочной необозримости, а разноцветные линии водят во-круг затейливые хороводы? Как бы там ни обстояло, головокружения он не ощущал. Но что он вообще ощущал? Что это не может быть сном, что он прекрасно помнит все предшествующее… И только.

Следовало бы испугаться, но этот то ли полет, то ли висенье посреди кружащейся разноцветной паутины тянулись так долго, что Сварог, как ни удивительно, не испугался, а заскучал. Он долго ругался, но истощил изобретательность и все старые запасы, пробовал читать стихи, но исчерпал боезапас еще быстрее, потому что ругаться гораздо проще, нежели вспоминать стихи. Принялся мысленно разбирать – в строгой последовательности и до последнего винтика – сначала «макаров», потом «манурин» МР-73 «Комбат», но запутался в винтиках, плюнул мысленно…

Мысленно?! Нет, самым натуральным образом. Губы шевельнулись, с языка сорвалась слюна и канула во мрак ртутно сверкнувшим комочком. Сварог осторожно вздохнул. Дышалось. Теперь можно было и кричать, вот только зачем? Он протянул руку, попытался коснуться оранжевой (уже появились и такие) линии.

Руку плавно отвело в сторону. Линии вокруг стали шире, напоминали ленты, и с них срывались искры того же цвета, словно высекаемые невидимым ветром, угасали в черноте, и это прибавляло уверенности, что движутся все же линии, а сам Сварог висит неподвижно.

Насколько он помнил, Бог в такой ситуации воскликнул: «Да будет свет!» Однако Сварог чувствовал, что эпигонство здесь неуместно – на всякий случай стоит воздержаться, – а из исторических афоризмов годится лишь краткий и энергичный, изреченный наполеоновскими гвардейцами при Ватерлоо.

Тут его начало кружить, словно насаженного на булавку жука – вокруг булавки, то по часовой стрелке, то против, то вовсе уж небывалыми виражами, и стало ясно, что движется все-таки он. Линии стягивались в сужавшуюся воронку с радужными стенами, где темноты убавилось настолько, что она сама стала лишь узенькими угольно-черными лентами, и в эту воронку засасывало Сварога.

И втянуло головой вперед. Показалось даже, будто воронка явственно булькнула, цинично и торжествующе. И дальше его несло сквозь серо-белесоватую мглу, кувыркая, швыряя и подбрасывая, тыкая под ребра – то чем-то тупым и твердым, то чем-то мягким, упруго поддававшимся, а вокруг мелькали цветные пятна и смазанные силуэты то ли предметов, то ли живых существ.

Хлынул звук – словно врубили клавишу. Выло, свиристело, ухало, скрежетало. Щемяще нежные ноты, обрывки песен на непонятном языке, чудесные мелодии перемежались с отвратительным хрупаньем и волчьим воем. Звук накатывал тугими волнами, уши и мозг едва это выносили.

Потом его швырнуло, бесцеремонно приложило в твердо-упругую поверхность – затылком, лопатками, всем телом. И на этом, кажется, полеты окончились, он стал неподвижен. Вокруг царила темнота, поодаль светились силуэты, отдаленно напоминающие человеческие, – светились бледным, призрачным гнилушечьим сиянием.

Сварог шевельнул руками, ногами, приподнял голову. Казалось, совсем близко, всего в нескольких сантиметрах над ним, висела неощутимая плита, чуточку поддававшаяся, но тут же замиравшая броневым листом. Ветвистые фиолетовые молнии, шипя и свистя, сорвались откуда-то сверху, впились в лицо, в голову, в грудь, он дернулся, заорал, но тут же осознал, что никакой боли не испытывает. Страха не было, крепла злость. Он понимал, что его вновь настигли невероятные странности, что это наяву и он заброшен неведомой силой неведомо куда, неведомо зачем. И не было ни сил, ни желания ни пугаться, ни удивляться. Сварог перешел в какое-то иное, не прежнее состояние души – попросту воспринимал окружающее как оно есть, и не более того. Хотя воспринимать особенно и нечего, окружающее не баловало его впечатлениями. Только темнота и маячившие вокруг немые силуэты, походившие молочно-белесым цветом на бледные поганки. Небогато и скучно, даже уныло. Но была во всем этом некая мрачная неотвратимость, убеждавшая, что это – всерьез и надолго. Отчего-то Сварог был в этом уверен. И почему-то ничуть не грустил по этому поводу. Но и не радовался – чему, Господи? Ничего пока не произошло…

Силуэты шевельнулись и словно бы подступили ближе. Сварог дернулся – невидимая преграда держала по-прежнему, равнодушно и надежно. – Скажи свое имя, – услышал он голос, самый обычный, тусклый и равнодушный до бесполости. Сварог шевельнулся. Все это было всерьез, окружающее проявляло признаки чего-то разумного, разговаривало с ним членораздельно, одним словом, вступало в игру, в какие-то отношения, а в любой игре есть игроки – и есть спортивный инвентарь. Каковым Сварог становиться никак не хотел. Пусть и не прятал в рукаве пока что никаких козырей, даже правил игры не знал.

– Воспитанные люди сначала представляются сами, – сказал он в темноту.

– А если они хозяева? – бесполым голосом спросила темнота.

– Тем более, – сказал Сварог.

И зажмурился, охнув, – темнота полыхнула багровыми языками пламени, огонь был со всех сторон, жар стягивал кожу, вот-вот, казалось, затрещат и вспыхнут волосы, займется одежда. Это было страшно. Но Сварог, подергавшись в тщетных попытках освободиться, очень скоро определил: огонь словно бы замер на некоем рубеже и дальше не распространяется. Лицо и руки пекло, часы с браслетом охватили запястье жарким кольцом, один нательный крестик на цепочке приятно холодил кожу. Но пламя не переступало границы. Прищуренными глазами Сварог наблюдал колыхание огненных языков вокруг. Багрово-золотистые, они сплетались и дергались, вздымались и опадали и отчего-то ничуть не походили на вырвавшийся на волю пожар. Скорее, на дерганье и ломанье марионетки, управляемой ловким и умелым кукольником. Их пляска не повторялась механически – но и кукла в сноровистых руках способна на многое и может показаться живой дикарю, ни разу в жизни не видевшему марионеток. Так вот, огонь был мертвый, как марионетка.

– Назови свое имя, – требовал назойливый голос. – Ты стыдишься своего имени? Ты трус? Твое имя слишком позорно звучит, чтобы произнести его, да? Ты трус! Ты боишься!

Хохот нескольких глоток сопровождал арию невидимого солиста. Хохотали наглые, сытые, уверенные в себе, и Сварог рявкнул в ответ, выкрикивая оскорбления, несравненно более обидные, чем те, какими его награждала невидимая свора. Этот дурацкий поединок длился недолго. Голоса умолкли, исчезло пламя, остался неведомо откуда идущий свет без теней.

И в этом свете над Сварогом склонилось чудовище.

Бледно-синее, безволосое, морщинистое. Лысая голова склонялась к лицу Сварога, ровным желтым светом сияли глаза с вертикальными кошачьими зрачками, щелкала треугольная клыкастая пасть, омерзительно вонявшая гнилью и падалью. Ссохшиеся пальцы с черными когтями тянулись к горлу Сварога и никак не могли до него добраться, словно невидимая преграда исправно работала на обе стороны, сковывая Сварога, но и защищая.

Узкий язык, красный, острый, дергался в слюнявом зеве. Чудище, раскачиваясь, брызжа слюной, орало:

– Скажи свое имя! Имя!

Но напугать оно могло разве что таежного отшельника, не приобщенного массовой культурой к хрипящим монстрам и воющим покойникам. А Сварог, мало того что многого насмотрелся на экране, еще больше жути пережил наяву – и сам творил эту жуть. Чем дальше, тем больше отдавало самой вульгарной комедией, детскими страшилками.

– Пошел вон, – сказал Сварог.

– Это все зря, зря, зря… – забубнили вокруг голоса, словно перекликались.

– Время уходит, уходит, его нет совсем…

– А мы бессильны, бессильны…

– Но мы не можем быть бессильными…

– Не имеем права…

Голоса искажались странным эхом, плыли, слова растягивались, тягучие гласные и резко, как выстрел, звучавшие согласные превратили шумевшие вокруг разговоры в сущую абракадабру, и Сварог ничего уже не понимал. Чудовище исчезло – незаметно, словно повернули выключатель, только что дергалось и хрипело над самым лицом – и вот его нет. И никто не пришел ему на смену. Ровный неяркий свет без теней поблек, сквозь него там и сям стали проступать непонятные контуры, путаница наливавшихся четкостью и чернотой линий проявлялась в нечто знакомое. Голова ощутила мягкую прохладу податливой подушки, тело – легкое свежее одеяло. Сварог лежал в постели. Белая комната, мирное голубое небо за окном, сирень на столике у изголовья. Человек в белом халате сидел у постели, лицо у него было доброе и заботливое, он радостно, ободряюще улыбнулся, склонился к Сварогу:

– Ну и задали вы нам хлопот… Знаете, сколько вы здесь лежите и бредите? Долгонько…

Сварог медленно расслаблялся, вытянул руку вверх – ну, конечно же, никакой невидимой преграды. Пальцы дрожали – ничего удивительного.

– Бред, – сказал он.

– Бред, – торопливо подтвердил врач. – А теперь напрягитесь-ка, вам следует все вспомнить. Сколько вас было в вертолете? Ну? Вас накрыло почти сразу же после взлета… Вы ведь капитан Лаврин?

– Нет, – сказал Сварог. – Я – майор Сварог. Нас в вертолете…

Что-то странное и неладное случилось с глазами. В той точке, куда он в данный момент смотрел, все виделось резким и отчетливым, но боковое зрение отмечало, что все, оказавшееся не в фокусе, зыбко колышется, расплывается…

И еще он совершенно точно помнил – не было никакого вертолета. Он с полгода не садился в вертолет. Да что же это с глазами такое? Там, куда переводишь взгляд, все вновь становится четким, стабильным, но захваченное краешком глаза лицо врача, такое ласковое, такое участливое, напряженно внимательное, словно подергивается пеленой раскаленного воздуха, дергается, гримасничает, нос стекает к подбородку, уши оплывают, проваливаются внутрь…

Он моргнул, присмотрелся к сирени. От нее совсем не пахло сиренью.

– Ну же, – торопил доктор. – Значит, в вертолете вас было… Вы майор Сварог… дальше! – В голосе у него промелькнуло что-то визгливое, скрипучее.

– Не было никакого вертолета, – сказал Сварог.

– Был, – мягко сказал врач. – Он упал. Вы хорошо помните, кто вы? Назовите себя!

– Вы не знаете, кто я? – спросил Сварог.

– Знаю. Скажите сами. Ваше полное имя.

– Не было никакого вертолета! – сказал Сварог. – Слышите?

Он приподнялся на постели, вскочил рывком, сгреб за халат этого лучезарно доброго врача с заботливыми усталыми глазами. Врач остался неподвижен, как манекен, а Сварог ощутил, что его рука вместо накрахмаленного белейшего халата намертво ухватила что-то жесткошерстное, мохнатое, горячее, живое, – и оно испуганно рванулось, так, что Сварога дернуло следом, он врезался головой в грудь застывшего на стуле врача. И голова прошла насквозь, Сварог свалился с постели, кудрявая шерсть выскользнула из руки, он барахтался на чем-то твердом и холодном, не мог вскочить, как ни пытался. Звуки, цвета, запахи, осязаемость предметов вместе со всеми предметами – вообще все, кроме самого Сварога, вдруг полетело, теряя формы, переплетаясь и сливаясь друг с другом, понеслось куда-то вверх. Словно, сдернув, утаскивали гигантское одеяло с картинками. Человека оставили наедине с чернотой, непроницаемой настолько, что она казалась вещественной и плотной до того, что хотелось резать ее, как пирог.

Это более всего походило на ощущение, какое испытываешь на морском берегу, лежа на линии прибоя, когда одна волна, обдав тебя мощью принесенной воды, отступила, но ты знаешь: сейчас накроет волна вторая, и ты сжимаешься, готовясь принять ее на себя. Сварог знал: то, что отхлынуло, вернется вот-вот, чтобы обрушиться на него новой мощью.

Не заставив себя ждать, это пришло. Дождем из мерцающих частиц, молниеносно сложившихся в новые декорации.

Дождь своей световой внезапностью в кромешной тьме ненадолго ослепил Сварога. Он прикрыл глаза ладонью, а когда отвел ее, его уже ждали. По ту сторону решетки. А по эту находился только Сварог, и за спиной у него мрак. Влево, вправо и вверх решетка уходила тоже во мрак, скрываясь в нем, как в черном тумане.

Со стороны перекрещивающихся, с палец толщиной и почему-то ржавых прутьев, в двух человеческих шагах от них скалилось существо. Довольно взвизгнувшее, когда встретилось взглядом с человеком. Нет, на этот раз его не пытались напугать. Они приготовили совсем другое.

В лапах существа дрожала белая от испуга девочка. Обыкновенная земная девочка, лет десяти, с косичками, с горошками на платье, с голубыми глазенками, огромными от страха и влажными от слез. Существо приставило к горлу девочки мясницкий нож, грязный от несмытой крови, с покрывавшими клинок бурыми оспинами ржавчины.

Сварог понял: сейчас начнется торг. И торг начался.

– Назовись. Или она умрет. – Оно говорило, и слюни стекали по подбородку на темно-синюю хламиду, на кожаный фартук. – Девочка из твоего мира. Взятая оттуда из-за тебя, по твоей вине. Она не вернется к маме.

Существо провело туда-сюда, как при бритье, ножом по шее девочки.

Игрун, мать его. Ведь блеф, провалиться мне еще глубже, чистый блеф, полное фуфло, уж больно все театрально, вычурно мелодраматически. Печенками понимаю, готов биться об заклад на что угодно – они просто берут дешево на понт, но… Все ломается об это «но».

Но вдруг девочка настоящая? Один шанс из сотни, но вдруг… Дешевку проворачивают, а ведь расчет ими сделан верно. Ведь могу сломаться на жалости.

– Я ее буду резать медленно. Постепенно превращу хорошенькую девочку в изрубленный кусок мяса. На твоих глазах. Ты можешь спасти ее. Назови имя! – знай старалось существо.

«Вокруг бушевал огонь, кожу жгло, а нательный крестик холодил ее, не подвластный адскому пламени», – вот именно в таком виде вдруг пронеслось в голове чьим-то тихим шепотом. Кто-то напомнил ему недавние ощущения.

Сварог уловил подсказку. Через голову, но быстро он снял нательный крестик и прыгнул на решетку. Вцепившись одной рукой в прутья, он выбросил другую вперед, на ту сторону, к существу. Крохотное распятие пролетело столько, сколько позволила длина спрямившейся ниточной петли. Отпустить нить, бросить крестик и разорвать между ним и собой связь Сварог не решился. Но распятие коснулось существа, чиркнуло по кожаному мясницкому фартуку, в который для пущего эффекта вырядилось это пугало. И нитки хватило.

Существо взревело, будто из него вынимали душу, которой у него, наверное, и не было. И выпустило из лап девочку. Собственно, девочка уже перестала существовать. В платьице в горошек путалось, сучило мохнатыми лапками нечто паукообразное. С синими бантиками на рожках и в коричневых советских босоножках…

Тяжелая тьма обрушилась сверху под зазвучавший со всех сторон вой, посвист, визг.

И он провалился в эту тьму, потеряв опору под ногами, под невыносимый вой и визг, выходивший за пределы слуха, сотрясавший каждую клеточку тела, летел куда-то вниз, как камень; сердце захолонуло и словно бы перестало биться от дикой скорости падения и бесформенного хаоса вокруг. Тяжелые клубы мрака кружили вокруг, метаясь во всех направлениях, – а может, это его переворачивало и вертело… Призрачно-белый свет прорывался короткими вспышками неизвестно откуда, и в эти секунды Сварог успевал заметить вокруг, на косматых и плоских черных облаках, свое многократное отражение, нелепо распяленную кружащуюся тень, охваченную плотным кольцом дергающихся нелюдских силуэтов, сопровождавших его с хохотом и воем, писком и царапаньем, их спутанный клубок напоминал странный венок, то и дело менявший очертания, но остававшийся отвратительным для глаз.

Он не знал, сколько продолжалось падение в неведомые глубины. Падал сквозь тьму, сквозь колючие вспышки мертвенно-белого света, отбиваясь от тянувшихся отовсюду лап, тонких, как сожженные сучья, изгибавшихся самым невероятным образом, как не способна изогнуться человеческая рука, царапавших то ли длинными когтями, то ли уродливыми пальцами, отбиваясь от каких-то морд, оравших и вывших в уши. Падал сквозь мир двух красок – черной и белой, сквозь странно изменившийся воздух, врывавшийся в легкие волной удушливого сухого жара, смердящего так, что вонь понемногу перестала ощущаться, застыла в ноздрях, во рту, в глотке плотными пробками, перехватывавшими дыхание.

Падение оборвалось столь же неожиданно, как и началось, умолкли визги и вой, уродливые тени отхлынули во все стороны и пропали неизвестно куда. Остался смрад, окутавший так плотно, что собственное тело казалось Сварогу пустым мешком, надутым жарким вонючим воздухом. Зато под ногами наконец-то оказалась твердая поверхность, напоминавшая шероховатый, выветрившийся камень, покрытый слоем невероятно сухого пепла, в котором ступни утопали по щиколотку. Пошевелившись и переступив с ноги на ногу, Сварог не услышал звука собственных шагов – все звуки терялись и глохли в идущем неведомо откуда-то ли вопле, то ли стоне, столь громком и неумолчном, что он скорее казался составной частью окружающего воздуха.

Осмотревшись, он понял, что стоит на крутом склоне невообразимо глубокой пропасти, исполинской воронкой уходившей в бездну, где дна словно бы и не существовало. Сварог это чуял, хотя и не смог бы объяснить, откуда знает. Повсюду, куда ни глянь, на фоне прямо-таки космической черноты отблескивало ало-багровое пламя – оно вздымалось лохматыми языками и тут же опадало, чтобы через миг вновь взмыть рваными гигантскими лоскутьями, оно изливалось тяжелыми фонтанами, гнувшимися к земле, струившимися медленными ручьями, оно светило высокими кострами, рассыпалось на мириады пожарищ, сливалось в чудовищные омуты. Но светлее от обилия огня не становилось ничуть – это был мир без теней, без света, мир, состоявший лишь из мрака и огня. И повсюду, куда ни глянь, корчились, бились, метались черные человеческие фигурки – словно мураши в охваченном огнем муравейнике, их было столько в окружающем необозримом пространстве, в реках и струях пламени, что к горлу подступила дурнота и все чувства, казалось, вот-вот откажутся служить, растворившись в безумии огня.

Больше всего это напоминало ад, и Сварог боялся подумать, что так оно и есть. Сознание вяло теплилось, и сам себе он казался песчинкой на дне колодца; над головой, чуялось, нависли неизмеримые выси, соразмерные расстояниям меж звездами, еще немного – и расстояние меж ним и голубым небом станет непреодолимым…

Он держался, отгоняя пытавшееся заползти в душу безумие. Повторял про себя: это наваждение, мираж, морок, ничего этого нет, а если и есть, не способно ни одолеть, ни проглотить, вот-вот рассеется, как дурной сон, время уходит, они сами говорили, что их время уходит…

Оказалось, он не брошен и не забыт – корявые, дергающиеся, хихикающие тени мелькали со всех сторон меж потоками и озерами дымящегося пламени, дразнили, смыкали круг, плясали на фоне багрового огня, вставали на рогатые головы, дразнились высунутыми языками – и все это в совершеннейшем безмолвии, можно и подумать, что оглох, если бы не долетал отовсюду этот многоголосый стон.

Тени отпрыгнули, прячась за пламенем, припадая к земле, дикий вой пронесся над склоном кратера, словно бы колыхнув повсюду пламя. Кто-то невероятно высокий, черный, неразличимый, окутанный крутящимся маревом багровых искр шагнул прямо к Сварогу, навис, жуткий и безликий, сотрясая землю и вздымая пепел поступью тяжелых лап. И взвыл, оглушая:

– Назови свое имя! Иначе оставлю здесь навсегда!

Однако Сварог уже ощущал в себе силы не просто сопротивляться – нападать, фантасмагории и ужасы только злили, минутная слабость пропала начисто, что бы там ни пугало вокруг, как бы ни тужилось. Слишком многое видел и многое прошел, чтобы сейчас сдаваться. Черный еще громоздился над ним, колыхаясь и подрагивая, словно отражение в текучей воде, но Сварог шагнул вперед, чертя в воздухе крест:

– Сгинь, нечистая сила!

Слова приходили сами собой – и черная фигура дернулась, отступая под визг пляшущих дьяволят.

– Сгинь, рассыпься!

Все закружилось вокруг в бешеной карусели: потоки бурлящего пламени, муравьиное скопище черных скрюченных фигурок, тучи сухого пепла; сознание погасло прежде, чем он успел увериться, что победил…

Глава третья. Прибытие

Сварог открыл глаза. Над ним был потолок, сводчатый, светло-серый, в ромбовидных черных узорах, словно бы едва намеченных водянистой черной тушью. Стены того же цвета, в тех же незамысловатых, но приятных для глаза узорах. Постель, на которой он лежал, стояла у окна, и за распахнутым окном, на небольшом отдалении, слегка покачивались верхушки деревьев. И никаких странностей со зрением. И на сей раз он ощущал запахи – от окна тянуло едва уловимым свежим ароматом загородного леса. Напрягая слух, Сварог даже различал шелест листьев, короткое звяканье – словно захлопнулась металлическая калитка, обрывки непонятного разговора. Захотелось пропеть: «По морям, по волнам, нынче здесь, завтра – там…»

Сторожко, словно угодивший в незнакомые места зверь, оглядел комнату. Дверь напротив окна – обычная высокая дверь, полукруглая вверху, аркообразная, с фигурной черной ручкой, затейливо выгнутой.

Овальное зеркало в желтой металлической раме – оно отражало часть пола и стены, а Сварога не отражало, он лежал в стороне. Пол то ли устлан серо-голубым ковром, то ли искусно раскрашен. Пожалуй, все-таки ковер, решил Сварог, хорошенько присмотревшись. Он долго пытался понять, чего в комнате не хватает. Сообразил вскоре: нигде не видно ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего светильник. Ни электрических ламп, ни канделябров со свечами.

Проходила минута за минутой, и ничего не случилось. Абсолютно ничего. Никто не появлялся – ни люди, ни чудовища. Едва слышно шелестела за окном листва, легкое дуновение ветерка пронеслось по загадочной комнате.

Сварог решился, откинул пушистое белое одеяло, состоявшее из мириад крохотных белых цветов, неведомым образом удерживавшихся вместе. Опустил ноги на пол. Его первые открытия сводились к следующему: во-первых, он был гол, как Адам, исчезли одежда, часы, обручальное кольцо, только крестик на шее остался; во-вторых, под ногами был действительно ковер, на редкость мягкий. И, разумеется, в-третьих… Самое интересное. Оказывается, за высокой спинкой кровати стоял широкий стол на толстых точеных ножках. Там лежала аккуратно разложенная одежда. Но не она казалась самым интересным, а предмет, как две капли воды похожий на меч в ножнах. Голубые ножны украшены золотыми на вид накладками – листья, стилизованные цветы, звезды с количеством лучей от четырех до семи. Черная рукоять, удобная для ладони, вся в ребристых выпуклостях, с короткой крестовиной. На крестовине и в навершии – красные ограненные камни с фасолину величиной. Хм, рубины? Быть может…

Воровато оглянувшись на дверь, Сварог левой рукой придержал ножны, прижимая их к столешнице, а правой осторожно вытянул меч – длинный, узкий, обоюдоострый. Лезвие зеркально отблескивало. Сварог коснулся им края стола, прижал едва-едва – и осталась глубокая зарубка. Пробормотав смущенно: «Тьфу, черт…», Сварог попытался загладить ее ногтем – не получилось.

Он взмахнул клинком – ну какой же мужик откажется поиграть такой игрушкой? – и опешил. Фехтованием он не занимался сроду, даже в детстве его обошла общая эпидемия – когда в шестьдесят шестом впервые показали французских двухсерийных «Трех мушкетеров» и пару месяцев пацанва лихо сражалась по дворам и улицам кто добротно выструганными шпагами, кто палками. Логично было бы предугадать, что с мечом он управится не ловчее сельской бабушки, которой сунули автомат с примкнутым штыком и велели поработать с манекеном.

Вышло совсем наоборот. Он как-то удивительно ловко и хватко взмахнул мечом. Непонятно, откуда что бралось, но Сварог почувствовал, что может владеть этой штукой, и неплохо. Он знал, что умеет владеть мечом, хотя не умел этого никогда. Примерно так можно описать его ощущения и впечатления.

Клинок свистнул в воздухе – Сварог сделал пару выпадов, не суливших ничего доброго противнику, если бы тот оказался напротив, закрылся, нанес сверху вниз косой рубящий удар. И подумал, что выглядит глупее глупого – голый с мечом в руке. Осторожно вложил меч в ножны, приступил к одежде – в конце концов, кому другому она предназначалась, как не ему? Присмотрелся, повертел, приложил к себе – и быстро разобрался.

Трусы были самыми обычными, разве что узковатыми и длинноватыми, чуть не до колен. Носки и белая рубашка с широким воротником раздумий не вызывали. Костюм, светло-серый с красным, заставил его покрутить головой озадаченно – штаны на пуговицах, заправленные в высокие мягкие сапоги, могли в сочетании с рубашкой обратить Сварога и в гусарского ротмистра вне службы, и в принарядившегося ковбоя. Зато кафтан – или камзол – никак не подходил ни двадцатому, ни даже восемнадцатому веку. Хотя и украшенный алым кружевом, золотыми пуговицами и шитьем на обшлагах, он не походил ни на один наряд, более-менее знакомый по историческим фильмам. Ровным счетом никаких ассоциации не вызывал.

– Хотя специалист из вас, майор, в данном вопросе, прямо скажем, хреновый, – сказал Сварог вслух ради вящей бодрости.

Взвесил на руке цепь, судя по тяжести, золотую – ее, ежу ясно, следовало надеть на шею, потому что больше просто некуда, не ногу же обматывать? Вряд ли привычки здешних обитателей настолько уж экзотичны. О назначении трех перстней с красным, синим и бесцветным – бриллиант? – камнями мог бы догадаться и дебил. Сварог, чуть повозившись, унизал перстнями пальцы, застегнул литую пряжку широкого пояса с мечом и, твердо постукивая каблуками, прошел к высокому зеркалу.

Ну что ж, могло быть и хуже. Он вовсе не выглядел ряженым. Все было ему впору, костюм сидел, как влитой, сапоги не жали. Присмотрелся внимательнее к своему лицу в зеркале. Это был он и не он – немножко не такой. Волосы и усы стали гуще, кожа слегка посветлела, стала чище и моложе. Словно юность вернулась. В курсантах он был точно таким, даже похуже. Сварог ухарски пригладил усы ногтем большого пальца. Румяный молодец в зеркале ему определенно нравился, несмотря на педерастическую золотую цепь – в конце концов, при таком наряде она кажется самой обычной, и если здесь все так ходят…

Подошел к окну, по пояс высунулся наружу, огляделся во все стороны, вверх, вниз.

Он смотрел из окна второго этажа, и над ним было еще несколько этажей. Как велико здание из темно-вишневого кирпича, определить не удалось – и справа, и слева стены круто изгибались, уходя из поля зрения. Словно он находился в башне. Повторяя очертания стен, вдоль дома тянулась желтая мощеная дорожка. За ней росли деревья, а за деревьями поднималась круглая темно-красная башенка с затейливыми зубцами поверху и узкими стрельчатыми окнами. И безмятежно сияло солнце. И тишина.

Ну и что дальше? Пора поискать кого-нибудь. Не похоже, чтобы он пребывал на положении узника, да и это старинное на вид здание, окруженное безмятежным лесом, не походило на узилище.

Правда, есть один нюанс… Именно в таких зданиях любят размещаться Конторы. А Конторы во сто раз опаснее тюрем…

Он заморгал, тряхнул головой, вцепился в подоконник. Нет, не чудится – темно-красная зубчатая башенка вдруг поплыла вдаль, уменьшаясь, а потом провалилась вниз, словно ушла под землю…

Сварог застыл с разинутым ртом. В голове промелькнуло: «Опять начинается?!» Растерянно огляделся, ожидая новых фантасмагорий и превращений.

Но ничего не происходило. Мир был реален, многокрасочен и четок, шелестели зеленые кроны, сияло солнце, из-за круто выгибавшейся стены здания показались два человека в черном и неспешно пошли по дорожке, чинно беседуя.

– То есть подсознательная боязнь океана? Вы полагаете?

– Вполне вероятно. Я могу показать расчеты траекторий.

Сварога охватило странное чувство – он понимал каждое слово и смысл фраз, но твердо знал, что говорят не по-русски и уж безусловно не по-французски. Повторялась история с мечом – он умел то, чего не умел никогда, знал что-то и не понимал, откуда он это знает. Еще раньше на прикроватном столике он заметил объемистую книгу в сафьяновом переплете с потемневшей вычурной медной застежкой. «Ну, если я еще и читать по-ихнему смогу…» Сварог подошел к столику, взял книгу, расстегнул застежку. Раскрыл обложку, перевернул лист. И первое, что бросилось в глаза, еще до того, как он перевел взгляд на название, – странная противоречивость желтизны как бы древних страниц со щербатыми краями и твердости, прочности их, чувствующейся на ощупь. Будто это подделка под старину, но явная, неприкрытая, если не сказать, наглая. «Может, мода у них на старину, – пришло в голову Сварогу, – причем во всем. Надо и не надо лепят под антиквар все подряд. И камзолы эти, и мечи, и королевского размаха кровати, и книжка вот – не что иное, как тупое копирование старины. Ладно, разберемся».

– «Алтарь Победы», – прочел он вслух название, составленное из букв, не принадлежащих ни кириллице, ни латинскому алфавиту. «Вот так вот. Как многое я знаю и умею, оказывается. Что ж, попользуемся умениями».

Сварог раскрыл книгу наугад. Уже название намекнуло ему, что перед ним не научный трактат, не справочник или путеводитель, а, скорее всего, местная беллетристика. Наверное, даже чтиво. Отрывок, попавшийся ему на глаза, подтвердил предварительную догадку: «Я буду ждать вас на закате у западной оконечности замка, – сказала герцогиня, оторвав уста от его руки. – Только, умоляю вас, маркиз, заклинаю Единым и вашими предками, не разговаривайте ни с кем до наступления заката. Я знаю, как вы относитесь к проклятиям и предсказаниям, но, поверьте мне, слова Черного Оракула…»

– Ну-ну, – сказал Сварог вслух, – сдается, много точно такого же я уже прочел. Посмотрим еще…

Он открыл одну из последних страниц, наткнулся на иллюстрацию в манере старинных гравюр, изображающую всадника на толстоногом коне, сносящего голову какому-то злобного облика ящеру. На нарисованной земле валялся предмет, смахивающий на пулемет.

– Не может же это быть в самом деле пулемет. Но похоже получилось, – продолжал разговаривать вслух Сварог.

Взгляд, оторвавшийся от иллюстрации, попал на такой текст: «Выбитый из рук шаур соскользнул в бездонную пропасть. Торжествующий хохот Эгома сотряс скалы. Милорд, отерев с лица кровь, обнажил меч и бесстрашно шагнул навстречу чудовищу. И вдруг! Он увидел вырвавшийся из облаков брагант…»

– Какой слог! Между прочим, встречаются слова, значение которых мне не известно. Обидно, право. Обязательно прочитаю от корки до корки.

Сварог хотел было посмотреть на выходные данные книги, если таковые у нее имелись, но не пришлось. Пришлось вернуть фолиант на прикроватный столик.

За его спиной серебристо прозвенел колокольчик.

Звук шел от двери. Сварог обернулся туда. Вот они и начинаются, события… Рука каким-то очень привычным жестом легла на рукоять меча, но пальцы тут же отдернулись – у его неведомых хозяев было предостаточно и возможностей, и времени причинить ему вред, пока он то ли валялся без сознания, то ли спал.

Дверь распахнулась плавно, бесшумно, в комнату вошел старый, седой человек в темном костюме того же покроя, что у Сварога, – только вошедший был без меча. Зато на груди у него на золотой цепи висела золотая же эмблема, до смешного, до недоумения знакомая эмблема медиков – змея и чаша. А на левой стороне груди посверкивала красной эмалью и красными камешками то ли звезда, то ли снежинка – нечто весьма напоминавшее орден. С блюдце величиной.

Двигаясь не без грации, но явно суетливо, старик очутился перед Сварогом, быстро окинул его взглядом и изобразил обеими руками нечто церемониально-галантное:

– Я рад приветствовать…

– Доктор? – вопросительно произнес Сварог.

Старик радостно заулыбался:

– Вы меня узнаете?

– Не имею чести, – сказал Сварог. – Эмблема…

– Эмблема? Ах да, разумеется… – Его улыбка все же оставалась натянутой, как он ни пытался это скрыть. – Эмблема, конечно… Как вы себя чувствуете?

– Неплохо, – сказал Сварог. – И если бы знал, где нахожусь, чувствовал бы себя вовсе прекрасно… Послушайте, вы тоже горите желанием узнать мое имя?

– О, что вы! – Доктор раскланялся любезнейшим образом. – Какая в том необходимость? Мне нет нужды интересоваться вашим именем, я его прекрасно знаю. Вы – лорд Сварог, граф Гэйр.

– Я? – только и нашелся сказать Сварог.

– Собственно, можно было бы титуловать вас и маркизом Черро, но Геральдическая коллегия до сих пор не пришла к единому мнению в столь запутанном вопросе. Лично я не сомневаюсь, что ветвь Гэйров в вашем лице имеет все права на маркизат Черро, однако до официального решения вопроса я могу высказываться лишь приватным образом, а нынешняя наша встреча носит в какой-то мере официальный характер, в любом случае я сейчас нахожусь при исполнении обязанностей чиновника лейб-канцелярии ее величества…

Он плел что-то еще, столь же вежливо и многословно, но у Сварога создалось стойкое впечатление, что доктор просто-напросто не знает, как выпутаться из создавшегося положения. Сварог ему искренне сочувствовал – сам-то он вообще представления не имел, что за положение создалось. Недоразумение? Щекотливая ситуация? А в чем ее щекотливость?

– Извините великодушно, вы не ошибаетесь? – спросил он.

– Простите? – Доктор мгновенно замолчал и принял вид сосредоточенного внимания.

– Извините. Доктор…

– Доктор Молитори, к вашим услугам. Советник одиннадцатого департамента лейб-канцелярии ее величества, вице-камергер…

– Любезный вице-камергер, вы не могли ошибиться? – в тон ему сказал Сварог. – Сварог – это я и есть, но я не лорд и не граф. Не говоря уж о маркизе – вы сами сказали, что с маркизом все в высшей степени сомнительно…

На миг любезное лицо благообразного доктора стало непререкаемо жестким. И Сварог вспомнил.

…Они попросили напиться, и старик принес им воды. Новенькое пластиковое ведерко, полное до краев прозрачной воды. Но они с Вильчуром служили тут уже второй год, навидались всякого, и Сварог, коверкая чужой язык и помогая себе жестами, предложил: сам, мол, сначала отпей. По старшинству. Старик обеими руками поднял ведерко к лицу, непроницаемому, отрешенному, восточно-загадочному, но в глазах, должно быть, мелькнуло что-то, потому что Вильчур, ухватив за руку одного из стоявших тут же стариковых внучат, другой перехватил ведерко, мотнул старику головой: нет, пусть-ка он…

И тогда старик, не меняясь в лице, но наверняка предвидя дальнейшее, выплеснул воду на пыльную каменистую землю. Все было ясно, как перпендикуляр, и Вильчур, не снимая автомата с плеча, выпустил короткую очередь, «семьдесят четвертый» зло тявкнул, подпрыгнув на ремне, и старик медленно опустился прямо на темное влажное пятно, бачата брызнули во все стороны, а в деревне была засада, конечно…

Этот случай как раз и напомнило Сварогу лицо доктора Молитори. Он молча ждал, не отводя взгляда. Доктор произнес вежливо, но твердо, чеканя слова:

– Боюсь, что ошибаетесь именно вы, милорд. Вы – лорд Сварог, граф Гэйр. У вас есть замок и все прочее, приличествующее человеку вашего сословия и принадлежащее именно вам. Вам отведено соответствующее место в обществе. Разумеется, сами вы вправе считать себя кем угодно, это, собственно, ваше личное дело. Не следует лишь делиться этими мыслями с кем бы то ни было. Ради вашего же блага в первую очередь. Вы – лорд Сварог, граф Гэйр. И вы останетесь им навсегда, так как некие процессы необратимы и возврата в какое-либо иное состояние быть не может. Нравится вам это или нет. Нравится мне это или нет. Хотим ли мы с вами этого или нет. Надеюсь, милорд, я выразился достаточно ясно и все расставил по своим местам?

– Безусловно, – кивнул Сварог. И добавил преувеличенно вежливо: – Я просто боялся, как бы не случилось какого-нибудь недоразумения, ошибки, потому и поспешил вас предупредить, как честный человек, что я вовсе не тот лорд и граф, за которого вам было угодно меня принять…

Он замолчал и остался собой чрезвычайно доволен – никогда бы не подумал, что умеет так краснобайствовать.

– Ни о каком недоразумении или ошибке не может быть и речи, – сухо сказал доктор.

– Нравится вам это или нет… – бросил Сварог.

– Совершенно верно. Приватным образом могу вам признаться, что мне это ничуть не нравится.

– Что именно?

– Очень многое, – отпарировал доктор Молитори бесстрастно. – Очень многое, знаете ли.

Он отвернулся и склонился в поклоне – в комнату вошли двое. Прошествовали с величавостью цирковых слонов. Сварогу поневоле захотелось щелкнуть каблуками – они держались с холодной властностью высоких чинов, ставшей привычной, как вторая кожа, и представляли, несомненно, армию. Одинаковые бирюзовые с черным костюмы, одинаково расшитые золотыми дубовыми листьями. У каждого на левом плече торчит пышный золотой султанчик, похожий на георгин. Одинаковые мечи в черных ножнах с золотыми накладками-драконами и эфесами, усыпанными зелеными камнями. Почти одинаковые наборы орденов – только у того, что с усами, еще и сине-желтый бант на правом плече, приколотый к рукаву мундира золотой брошью в виде короны. Даже лица одинаковые, холеные и высокомерные, пожалуй, даже не генеральские – маршальские. Точно, маршальские, подумал Сварог, вон сколько понатыкано на орденах бриллиантов и прочих самоцветов, куда там дорогому Леониду Ильичу… У этих даже лампасы золотые, а у нас Гречко так и не додумался…

Оба золотоносных вельможи разглядывали Сварога с минами генштабистов, узревших на улице пьяного прапорщика стройбата. Но и с нескрываемым интересом. Он не знал, как держаться, поэтому стоял «вольно»: во-первых, они ему не начальство, во-вторых, раз уж он сам лорд и граф…

Тот, что с усами, полуобернулся к доктору:

– Итак?

Сварог ему даже позавидовал: вельможа ухитрился вложить в коротенькое словечко массу разнообразнейших оттенков и нюансов. Тут тебе и снисходительное превосходство, и тень барской фамильярности, и многое другое. Доктор, даром что советник и вице-камергер, являл фигурою неизъяснимое почтение. Он поклонился еще ниже:

– Милорд, граф Гэйр согласился со мной, что является лордом и графом…

– Во-от как? – небрежно бросил усатый. – И это единственное достижение, которым вы можете похвастать после столь долгих и усердных трудов?

На доктора жалко было смотреть. Сварог, так ничего и не понявший, тем не менее сделал вывод, что доктор, весьма похоже, потерпел некую катастрофическую неудачу. Обещал несказанно больше, чем сделал. Даже жаль вице-камергера, право слово. Сразу голову отрубят или бросят в яму к медведям? Эти могут, ох могут…

– Высокий герцог, определенные успехи… – лепетал доктор. – Владение оружием…

– Неужели? – наигранно удивился герцог. – Столь высокие достижения? Гей!

Сварог, уловив краем глаза быстрое движение, отпрыгнул. Два субъекта в черном, неведомо когда вошедшие, надвигались на него с обнаженными мечами, пригибаясь, разведя локти, пошевеливая усами и скаля зубы. Физиономии у обоих были весьма мерзкими. Сварог нерешительно взялся за меч.

– Вот-вот! – подбодрил усатый. – Ну-ка!

Сварог выхватил меч, как раз вовремя – субъекты в черном бросились на него, клинки сверкнули у самого лица. Звон стали, хриплое дыхание… Они хорошо дрались, без дураков, на полном серьезе, но Сварог, что удивительно, им ничуть не уступал и даже ухитрялся сдерживать обоих. Он вовсе не чувствовал, будто кто-то им управляет, будто его телом движет неведомая сила. Он делал то, что умел. И знал, что в состоянии убить обоих, – вот только сможет ли? Вместе с обретенным неведомым образом умением он отнюдь не приобрел сноровки хладнокровно вонзить клинок в живое тело. Так ему убивать не приходилось. Да и комната была самая мирная.

– Убивать не обязательно! – словно прочитав его мысли, командным тоном крикнул усатый герцог. – Кончайте схватку, как хотите, только – не убивать! Ну!

Сварог поднажал – и один меч улетел в угол, а его владелец, зажав ладонью глубокую царапину на плече, нанесенную концом клинка, исчез за дверью. Со вторым Сварог решил не торопиться. Ему вдруг стало любопытно посмотреть на собственное, вновь обретенное мастерство, определить, насколько он теперь знатный фехтовальщик. Или, если не врать самому себе, захотелось наиграться, как пацану, которому подарили вожделенную деревянную сабельку и сразу стало невтерпеж откладывать игрища, остро приспичило намахаться ею прямо вот сейчас.

Рука и меч в ней отражали незамысловатые выпады субъекта номер два. Субъект явно переводил дух, присматривался и готовил какое-то фехтовальное коварство. «Конечно, высматривает слабое место моей защиты. Правильная, здоровая тактика единоборства. Ну-ка, ну-ка, покажи, где у меня слабина, с чем неведомые учителя недоработали». И супротивник Сварога не замедлил показать.

Мгновение назад показно неторопливый и якобы уставший «второй» со всей внезапностью, на какую был способен, совершил выпад, метя острием Сварогу в шею. Майор чуть отклонил туловище назад и контрударом отвел от себя вражий клинок. Но выпад, оказалось, задумывался как ложный. И меч «второго», отбитый Сварогом, незамедлительно пошел вниз по дуге и должен был завершить замысел Сварогова недоброхота, войдя новоиспеченному графу лезвием в бедро ладонью выше коленного сгиба. Исполнено все было безукоризненно. Перекрыть сталь сталью майор не успевал. Но спасли реакция и десантная выучка. Спасли буквально в последний миг, швырнув тело в сторону, прочь от летящего клинка. Майор (он же граф и маркиз) упал на ковер, перекатился, вскочил и вновь изготовился к продолжению поединка.

«Все то же самое, – вздохнул Сварог про себя, – старая моя беда, плохо контролирую ноги. Что этот гад и учуял, что делает ему честь. И раньше, бывало, пропускал удары в голень, по колену, в бедро. Правда, мечом до сегодняшнего дня меня разрубить не пытались. Эх, долбил же мне инструктор по рукопашке – о низе думай. Кстати, а не пора ли заканчивать утреннюю разминку?»

Сварог перекинул меч из руки в руку, крутанул вокруг запястья – все это сближаясь с супротивником, – и сделал уже свой выпад. «Второй» проморгал выпад, и Сварог, выполнив по всем правилам отвлекающий маневр, зацепил клинком его правый локоть.

– Браво. – Герцог два раза приложил ладонь к ладони, что, должно быть, означало бурные рукоплескания. – Насколько я понимаю, на этом и кончаются ваши успехи, вице-камергер?

Он так издевательски подчеркнул это «вице», что даже Сварогу было ясно: Молитори рассчитывал за труды праведные подняться гораздо выше в табели о рангах – но сидеть ему, похоже, в вице-камергерах до самой смерти и в полном бесславии. Если не отнимут и то, что есть.

Жалкий вид доктора подтверждал эту гипотезу. Оба сановника поворачивались к двери.

– Подождите! – Сварог, убрав в ножны меч, рванулся к ним. – А мне… Что мне теперь делать?

Они переглянулись, слегка пожали плечами.

– Да делайте что хотите, право, – сказал герцог. – У вас тут где-то замок, я полагаю? Подробности – у этого вот господина. – Он показал через плечо большим пальцем на доктора Молитори, едва заметно склонил голову и вышел. Следом удалился его спутник, так и не проронивший ни слова во время странной аудиенции. Дверь за ними затворилась как бы сама собой.

– Подробности, – сказал Сварог.

– Что? – Доктор покосился на него непонимающе, зло.

– Герцог вам велел посвятить меня в какие-то подробности.

– Да какие вам еще подробности? – прямо-таки стоном вырвалось из щуплой груди бедняги доктора. – Подробности… Здесь вам, во всяком случае, делать больше нечего. Ступайте в парк и избавьте меня от вашего присутствия…

– Между прочим, я к вам не набивался в гости, – сказал Сварог, чуточку разозлившись. – Так что извольте-ка объяснить внятно, что мне теперь делать.

– Вот как заговорили, – с грустным сарказмом покачал головой доктор. – Сообразили, что со мной теперь можно не считаться…

– Да бросьте вы, – сказал Сварог примирительно. – Я-то при чем? Должен же я знать, что со мной произошло.

– Провалились в дыру во времени, – отрезал доктор. – Есть такие… Угораздило ступить не туда и не вовремя…

Сварог ни капельки не верил. Но видно было, что большего от доктора не добиться.

– Ну а что мне делать?

– Идите в парк, – сказал доктор. – Я распоряжусь, чтобы вызвали вашу виману. И прощайте, смею думать.

– Я вне себя от счастья, видя вашу столь сердечную заботу обо мне, – сказал Сварог. – Очень вам признателен, милорд вице-камергер…

– Я не милорд, – сказал доктор столь печально, что Сварогу стало его жаль, и он великодушно утешил:

– Ничего, глядишь, и станете…

Судя по лицу доктора, Сварог сболтнул совершеннейшую глупость. И если Сварог хоть чуточку разбирался в людях, у него теперь имелся личный враг – нужно надеяться, не способный на серьезные пакости. Личный враг – с первых минут пребывания здесь, где ничего не знаешь и ни в чем не разбираешься? Черт, скромнее надо жить, скромнее…

Он махнул рукой и пошел к двери. Помедлив на пороге, все же обернулся:

– Скажите хотя бы, где я?

– Это называется Талар. – Доктор раздраженно сделал рукой широкий жест. – Или – Великий Талар.

– Страна?

– Планета.

– А когда это?

– Для вас это – будущее. Весьма и весьма отдаленное. – И доктор выпалил со злобным торжеством: – Впрочем, теперь для вас это, сами понимаете, настоящее. И навсегда. С чем имею честь вас поздравить.

– Спасибо, – сказал Сварог и вышел.

Перед ним открылся длинный, широкий, светлый коридор с белыми статуями в нишах, мозаичным полом и расписным потолком, и он бездумно зашагал по этому коридору, тихому и пустому. Почему-то не тянуло ни удивляться, ни грустить, он не сожалел о мире, который покинул, но и не радовался ничему. Он как-то по-другому представлял себе будущее – мегаполисы, бешеные ритмы, коловращение загадочных механизмов, яркие краски, суета, неон, синтетика, гигантские объемные телеэкраны на стенах небоскребов… и тому подобное, потрясающее размахом, пестротой красок и чудесами. Вместо этого – тишина и захолустье, герцоги и вице-камергеры, мечи и лорды… Попахивало чем-то средневековым – не в смысле атмосферы, а в смысле атрибутики и декораций. Впрочем, и атмосфера… Ничего, быть графом посреди средневековья – тоже не самая худшая участь…

Он увидел широкую лестницу с прекрасными малахитовыми вазами на площадках, спустился по ней, не обнаружив у двери ни часового, ни привратника, вышел под открытое небо. Вокруг было тихо и пусто. Сварог попробовал ощутить себя графом, чинно гуляющим у замка, но не смог вжиться в образ – совершенно не представлял, что должен чувствовать и о чем думать чинно гуляющий у замка граф. Да ни о чем особенном, наверное. Смотря по обстоятельствам. В его случае обстоятельства самые загадочные. Такое впечатление, что он прибыл сюда вместо кого-то другого, на чье появление весьма рассчитывали: доктор Молитори по соображениям насквозь меркантильным, а вот соображения и резоны величественного герцога и его безмолвного спутника – полная загадка. Герцог был ужасно разочарован, хотя старался чувств своих не показывать…

Замок так замок, решил Сварог. Обживусь. Освоюсь. Найду занятие. Вообще-то благородные они люди, эти раззолоченные фельдмаршалы, оба-двое: могли бы и выставить к чертовой матери без всякого вида на жительство и средств к существованию. Нет, ну откуда эта сноровка в обращении с мечом? И отчего это сначала так стремились узнать его полное имя, а потом, мало того что потеряли к этому всякий интерес, навязали чужое? Наполовину чужое, предположим, и все равно…

Сварог остановился. Задумавшись, он и не заметил, как вышел на опушку леса, и там, за невысокой ажурной оградой темно-красного цвета, был обрыв, высоченный, должно быть: далеко впереди клубились белые облака, гораздо ниже той точки, с которой смотрел Сварог. А еще ниже, в разрывах невесомо-нежной белой пелены, виднелась буро-зелено-серая земля, казавшаяся с птичьего полета, как это обычно бывает, чистеньким, аккуратным, с любовью изготовленным макетом какой-нибудь обетованной страны. С такой высоты не видно ни грязи, ни мух, ни рытвин, ни мусора. Земля кажется прекрасной и благородной с такой высоты.

Именно высота и насторожила Сварога. Чересчур уж высоко. Километра два, самое малое. Пожалуй, даже три лиги наберется. Стоп, каких еще лиг? Да самых обыкновенных, таларских, тут же ответил он сам себе.

Подошел вплотную к ограде, достигавшей ему до груди, посмотрел вниз, перегнулся насколько мог. Ноги сразу стали холодными, ватными, как это частенько случается со многими, хлынуло на миг шальное, безумное, жаркое желание броситься вниз.

Но отшатнулся он не поэтому.

Не было никакого обрыва, никакой горы. Вниз уарда на три уходила вертикальная, угольно-черная плоскость, а ниже, под замком, под лесом был только воздух. И облака. Особняк вместе с окружавшим его лесом парил над облаками, ощутимо перемещаясь, пусть и с небольшой скоростью. Летучий замок. Сварог присмотрелся: далеко справа, чуть пониже, над облаками виднелось зеленое пятно – деревья, и среди них вздымаются молочно-белые башенки другого замка, бесшумно, плавно скользившего в ту же сторону, только помедленнее. Что-то яркое, разноцветное, обтекаемое отделилось от опушки и быстро пошло в сторону, противоположную движению.

У Сварога захватило дух. Ничего похожего на тесные самолеты, где ногам мешает кресло впереди, а пониже спины упираются колени сидящего сзади… Будущее начинало ему нравиться.

За спиной вежливо покашляли. Сварог обернулся. Перед ним стоял молодой человек в таком же, как у доктора Молитори, костюме, только цепь была медная и эмблема гораздо меньше. Он торопливо поклонился:

– Милорд, вас ожидает ваша вимана.

Он смотрел на Сварога с отчаянно скрываемым, но рвавшимся наружу любопытством – как-никак был совсем юный.

– Великолепно, – сказал Сварог. – А что делают с виманой – прогуливаются под ручку? Едят на десерт? Или надевают поверх кольчуги, собираясь в гости?

Судя по лицу юнца, он не хуже Сварога помнил – ни единой живой душе нельзя говорить, что произошла накладка и новоиспеченный граф, строго говоря, не совсем граф… Дисциплина и страх победили. Юнец улыбнулся с таким видом, словно понял и оценил хорошую шутку.

– Ну-ну, – сказал Сварог ободряюще. – В конце-то концов, могут у господина графа быть капризы? Скажем, он вдруг ненадолго забыл, что такое вимана. Как вы думаете, молодой человек, коли уж вы медик, – могут случаться у благородных особ внезапные провалы памяти?

Юнец нерешительно кивнул.

– Прекрасно, – сказал Сварог. – Итак?

Юнец решился, огляделся и тихо сказал:

– Вимана летает.

– Ну вот и отлично, – сказал Сварог. – Любопытно, а будет ли рядом кто-то, кто возьмет на себя труд помочь страдающему выпадением памяти благородному графу?

– На вимане прибыл ваш дворецкий, милорд.

– Отлично, – сказал Сварог. – Ведите.

Он шагал следом за юным эскулапом, позвякивал мечом и думал, о чем бы спросить еще, пока он не ввергнут окончательно в коловращение новой незнакомой жизни. Вопросов было множество, и оттого они, ясное дело, ужасно мешали друг другу. Наконец Сварог все-таки выбрал самый глупый и легкомысленный вопрос:

– Скажите, а почему все так стремились узнать мое полное имя? И что это были за рожи?

Молодой человек споткнулся, резко повернулся к Сварогу. Лицо у него стало белым от ужаса, так что и у Сварога невольно поползли по коже ледяные мурашки. Он даже остановился, похлопал юнца по плечу, успокаивая. Тот медленно приходил в себя, но дара речи никак не мог обрести.

– Я пошутил, – сказал Сварог, всерьез опасаясь, как бы милого молодого человека не хватил удар у него на глазах. – Успокойтесь, что вы, в самом деле…

– В-вот ваша вимана, – еле выговорил юнец. – Честь имею откланяться, милорд…

Он неловко дернул головой и заторопился прочь. Раза два казалось, что он вот-вот оглянется, но юнец превозмог себя и скрылся за плавно изгибавшейся стеной дома.

Сварог посмотрел в указанном направлении. Там стоял на изумрудно-зеленой лужайке маленький двухэтажный домик – прямоугольный, плавно-обтекаемых очертаний, без выступающих деталей, если не считать галерейки на торце, над дверью. На этаже – по восемь окон на длинной стороне и по четыре – на короткой. Сам домик светло-серый, а полукруглая крыша – алая. Цвета лорда Сварога, графа Гэйра, надо понимать. Дверь была распахнута, и возле нее навытяжку стоял благообразный старик самого чопорного облика, в одеянии серого цвета с алыми обшлагами и пелериной, неисчислимым множеством золотых пуговиц. Сварог никогда не видел наяву настоящих ливрей, но это могла быть только ливрея. Он никогда не видел наяву и настоящих, старого закала английских дворецких, но твердо уверен был, что его собственный заткнет за пояс всех бриттов – по всем параметрам. Такой уж у него вид. Одни бакенбарды чего стоят.

Дворецкий склонил голову, ухитрившись в сем незамысловатом жесте совместить величественность и готовность служить сюзерену:

– Прошу пожаловать, милорд.

Сварог вошел в дверь, тут же затворенную за ним дворецким. Посмотрел в окно. Ну разумеется, домик бесшумно оторвался от лужайки и поплыл ввысь. Замок быстро исчез, вимана перешла в горизонтальный полет, скользя над облаками и видневшейся далеко внизу землей. Пару раз там мелькнули скопления крохотных домиков, переплетение ниточек-дорог, участки, выделявшиеся четкими очертаниями и цветом, – поля.

Сварог огляделся, присел в мягкое кресло, отметив при этом, что сумел привычно ловко расположить меч самым удобным образом. Спросил:

– Как вас зовут?

– Макред Двадцать Второй, – склонившись вперед всем корпусом, ответил дворецкий.

– А цифры здесь при чем?

– Двадцать одно поколение Макредов имело честь служить вашим предкам, милорд.

– Ну да? – с любопытством сказал Сварог, впервые узнавший такое о своих предках. Что ж, ясно: вместе с прочими благами ему достался и полный набор благородных предков. Мечта любого нувориша, не стоившая Сварогу ни гроша.

– Именно так и обстояло, милорд. Позволю себе заметить, что ни один из Макредов никогда не обманул доверия графов Гэйров.

– Рад слышать, – сказал Сварог. – Надеюсь, вы не нарушите семейную традицию. Мы летим на землю?

– Нет, милорд. Благородные лары и их особо доверенные слуги обитают в небесах.

– Лары? – спросил Сварог. – Что-то мне напоминает… Ах да, Талар.

– Совершенно верно, милорд. «Талар» на древнем языке как раз и означает «обитель ларов».

– Только ларов? Там, внизу, виднеются какие-то города…

– Милорд, населяющие их варвары недостойны давать планете свое, иное название…

– Ну, вам виднее, – сказал Сварог. – Вы, может, присядете? Ах да, понимаю, этикет… Скажите, а чем мне предстоит заниматься?

– Всем, чем пожелаете, милорд.

– Чем же обычно занимаются лары?

– Они бывают при дворе ее величества, охотятся, развлекаются, иногда посещают другие миры. Порой занимаются науками. Впрочем, науки – как правило, удел младших сыновей.

– Они что же, не получают наследства?

– Отчего же, милорд, получают. Но, видите ли, традиционно считается, что занятия науками – участь, не вполне достойная старших сыновей.

– А я – который?

– Вы – единственный. Следовательно, старший. Более того, вы – последний из рода Гэйров и оттого имеете право на титул «майорат».

– Значит, мои батюшка, матушка…

На лице Макреда не дрогнул ни один мускул.

– Ваши отец и мать давно покинули этот мир. Близких родственников у вас нет.

– Прискорбно, – сказал Сварог. – Значит, я одинок? Мне же будет скучно.

На самом деле он только радовался: могли еще, чего доброго, и супругой снабдить…

– У вас есть домоправительница, милорд.

– Да? Ну, это меняет дело, – изрек Сварог, откровенно забавляясь. – Совершенно меняет… Пушки палить будут?

– Простите?

– В честь моего прибытия.

– Нет, милорд. Будет торжественное построение вашей дружины… и на этом, боюсь, церемонии закончатся.

– Так… – Сварог встал и вплотную подошел к дворецкому. – Любезный мой, а думать вам при вашей должности позволяется?

– Не возбраняется, милорд.

– А высказывать свое мнение?

– Если прикажете, милорд…

– Отлично. Приказываю, – сказал Сварог. – Приказываю вам немедленно признаться: что бы вы мне посоветовали? В данной ситуации. Только без лишней дипломатии. Ну? Увертюры можете опустить.

Если в сознании его собеседника и происходила внутренняя борьба, на обрамленном седыми бакенбардами благообразно-непроницаемом лице это никак не отражалось. Макред сказал:

– Сам я предпочитаю не обсуждать решения и мотивы особ, стоящих неизмеримо выше. Думаю, вам следует избрать такую же линию поведения. И просто жить – не нарушая установлений и традиций, с которыми у вас будет время ознакомиться и усвоить их. Библиотека в замке имеется.

– Вы сущий светоч мудрости, – сказал Сварог. – Постараюсь почаще обращаться к вам за советами. А теперь я хочу посмотреть, как эта штука управляется. Установлений и традиций это не нарушает?

– Ровным счетом никаких, милорд.

Они вошли в маленькую комнатку с двумя окнами. Из кресла, обращенного к простенку, вскочил человек в костюме цветов Сварога:

– Милорд, ваш пилот Дагоар Восемнадцатый…

– Вольно, – сказал Сварог и осмотрелся.

Пульт управления поражал спартанской простотой. Из стены перед креслом торчали два рычага, больше всего напоминавшие растопыренные восьмипалые птичьи лапы, – и каждый палец, судя по всему, обладал свободой перемещения нескольких степеней. Из стены выступали две прозрачные полусферы размером с футбольные мячи. Правая была заполнена мешаниной находившихся в непрестанном, на первый взгляд хаотичном, движении крошечных шариков – белых, синих, желтых и черных. Вторая – налита непроницаемой чернотой, в которой вспыхивали и гасли, перемещались и кружили золотистые искорки. И ничего более.

– Трудно научиться со всем этим обращаться? – спросил Сварог.

Пилот, не обладавший выправкой дворецкого, посмотрел удивленно:

– Двухминутный сеанс соответствующей магии, милорд. Конечно, необходима и короткая практика…

– Понятно, – сказал Сварог, чуточку ошарашенный упоминанием о магии. – Хм… Благодарю за службу. Она что же, летит сама?

– Штурман включен, милорд.

– Понятно, – сказал Сварог. И на сей раз ему действительно все было понятно.

Дворецкий кашлянул:

– Милорд, на горизонте – манор Гэйр. Прошу проследовать на галерею…

Глава четвертая. …И охотник вернулся с холмов

Сварог стоял у перил узенькой галерейки. Судя по мельканию облаков и земли, вимана шла на приличной скорости, не уступая истребителю, и в первый миг Сварогу даже страшно стало выходить – ждал тугого потока воздуха, бьющего в лицо. Но, странное дело, на галерейке царило полное безветрие. Что, это и называется – соответствующая магия? За последние дни (настолько долгие и насыщенные, что на полном серьезе задумываешься, а не недели ли пролетели?) магия вошла в жизнь как данность, как разновидность бытия, перестала восприниматься как нечто сугубо фольклорное или газетно-сенсационное. Да, она есть, и с этим, похоже, отныне придется считаться. Последнее время вообще было чересчур богато на события, которые как-то не укладываются, не раскладываются, не увязываются, не поддаются… Эвона, сколько всего нагорожено: первое уволакивание черт-те куда, второе – туда же, едва удалось покончить с древней Монголией – сюрприз с полусвоим, получужим миром, потом без перерыва – фантасмагорическая свистопляска с вызнаванием имени, наконец – доктора, герцоги, графья, виманы-швиманы. Ну и что, это последняя станция или как? Почему затеяли игру со мной, как с мячиком, гоняют туда-сюда? Кто затеял? Кто ответит не то что за все или на все, а хотя бы на некоторые вопросы? Уж, конечно, не Макред номер такой-то. Ладно, все выясним когда-нибудь. Будем разбираться потихоньку.

Вимана гасила скорость. Она неслась бесшумно, не ревели моторы, не вертелись винты, не стелился сзади инверсионный след – и потому казалось, будто это она неподвижно застыла в воздухе, а манор наплывает снизу навстречу ей. Четко очерченный квадрат со стороной примерно в две лиги, кусок зеленого леса, неведомой силой сорванный с земли, словно скальп, и подвешенный в небе. Замок из темно-вишневого кирпича с черной крышей, поодаль разбросаны еще строения, побольше и поменьше, тоже довольно красивые. На главной башне развевается знамя – на жемчужно-сером поле алый бегущий конь.

– Странная архитектура, – сказал Сварог.

Она и в самом деле была странной. Ни одной прямой линии, стены выгибаются дугами и параболами, повсюду плавные кривые, крыши напоминают китайские – чуть вогнутые, с загнутыми вверх краями. Все остальные здания исполнены в том же стиле.

– Простите?

– Странно все построено, – сказал Сварог. – Ни одной прямой линии. Признайтесь честно: никто из моих предков… – Он сделал многозначительную паузу. – На почве архитектуры?

– Архитектура самая обычная, милорд. Старинная, призванная обезопасить жильцов от вторжения злых духов. Видите ли, многие злые духи способны двигаться только по прямой…

Сварог быстро повернулся к нему. Дворецкий был в своем обычном состоянии – непроницаем и серьезен.

– Только этого не хватало, – сказал Сварог. – Злые духи? И много их здесь шляется? Вы-то сами хоть одного видели?

– Разве непременно надо видеть что-то существующее, чтобы поверить в него, милорд?

– Логично, – сказал Сварог, тяжко вздохнув про себя.

Вимана опустилась на лужайку перед стоявшими в безукоризненном строю дружинниками – десять шеренг по десять человек в каждой. Светло-серые с алым кафтаны, блестящие черные кирасы с золотым силуэтом бегущего коня.

Стоявший на два шага впереди командир – шлем его в знак отличия был украшен белым пером – щелкнул каблуками, и Сварог форменным образом умилился, услышав донельзя знакомое:

– На кр-ра…ул!

Бравое воинство, как один, воздело вверх блестящие предметы, напоминавшие то ли дубинки, то ли эфесы, – и брызнула сотня золотых вспышек, у каждого в руках оказался меч с блиставшим, ярко-оранжевым лезвием, напоминавшим застывшее бездымное пламя.

– Что рубит? – не поворачивая головы, тихонько спросил Сварог.

– Все что угодно, – прошептал Макред.

Воинство замерло. Никакой подсказки от дворецкого так и не последовало, и Сварог, чувствуя себя в родной стихии, набрал побольше воздуха в грудь, рявкнул:

– Благодарю за службу, орлы!

Солдаты без промедления ответили бравым нечленораздельным ревом, в котором легко угадывался вариант извечного: «Р-рады стараться, вашество!» Командир, багровея от усердия, проорал приказы, золотистые лезвия погасли, дружинники слаженно сделали «кругом» и замаршировали прочь, посрамляя выправкой караул у Мавзолея.

– Орлы, – сказал Сварог. – Мы что, воюем с кем-нибудь? Старые счеты, родовая вражда?

Только этого не хватало – получить в наследство еще и родовую вражду с кем-то абсолютно ему неизвестным и не сделавшим ничего плохого.

– Ну что вы, милорд, – сказал дворецкий. – Одна из традиций. У благородного лара должна быть боевая дружина. В незапамятные времена дружины, правда, были конными…

– Одним словом, это доказывает, что лары произошли оттуда? – Сварог показал пальцем себе под ноги.

– Да, милорд. Однако с тех пор, как предки благородных ларов ушли в заоблачные выси, пошла шестая тысяча лет…

– Ну, это уже детали, – сказал Сварог. – Что ж, направим стопы свои к родовому гнезду…

Они направились к замку. Вечерело, от деревьев и зданий потянулись длинные тени, но обычной вечерней прохлады не чувствовалось. Переводя на привычные Сварогу мерки, он сказал бы, что сейчас стоит сентябрь, – а ведь на такой высоте независимо от времени года должно быть холодновато… «Соответствующая магия», – пробормотал он с видом знатока. А что же еще?

Над главным входом красовался гербовый щит – пятиугольный, острым концом вверх. Вдруг всплыло странное слово – «дегоар».

Сварог откуда-то знал, что именно так называется гербовый щит такой формы. Светло-серый дегоар с алым конем.

В огромной прихожей с каменным полом, покрытым великолепной резьбой, их встретили трое слуг – двое помоложе, один почти ровесник дворецкого. Неизбежные низкие поклоны, конечно. Сварог уставился вверх – под потолком сходились черные балки, с них свисали пестрые вымпелы, знамена, засмотрелся даже, опомнился, повернулся к Макреду:

– Это что, весь штатный расчет? Всего трое слуг на этакую громадину?

– Слуги великолепно владеют соответствующей магией, милорд. И вполне справляются.

– Хорошо, скажите, чтобы шли по местам, – сказал Сварог, уже заинтригованный постоянными упоминаниями о магии. – Что у нас еще? Где моя домоправительница?

Раздался шелест платья, мягкий шелковый шорох подола по каменным плитам.

– Меони, ваша домоправительница, милорд.

«Ей-богу, это уж слишком», – подумал Сварог, разглядывая склонившую голову и присевшую в низком поклоне девушку и особенное внимание уделив низкому вырезу ее желтого платья в синюю и красную полоску, щедро украшенного оборочками, кружевами и прочими фестончиками.

Она подняла голову – светлые волосы упали на плечи, – с некоторой робостью улыбнулась Сварогу, не отводя зеленых глаз. Она была такая миленькая, что Сварогу нестерпимо захотелось облизнуться. Он панически искал слова, и дворецкий выручил его:

– Меони, милорд голоден, начинайте готовиться к ужину…

Девушка гибко выпрямилась, улыбнулась уже смелее и ушла. Сварог огромным усилием воли сделал лицо непроницаемым.

– Ну-ну, – сказал он живо. – М-да. И, разумеется, многие поколения ее предков служили верой и правдой…

– Ах, милорд, – философски, с ноткой фривольности сказал Макред. – Это так естественно – домоправительница в замке неженатого благородного лорда…

– Знаете, я с вами согласен, – сказал Сварог и задумчиво покрутил пальцами левой руки в воздухе. – Но что, вот так вот… как само собой разумеющееся?

– Вы полный хозяин в своем замке, милорд. Традиции многих поколений…

– А могу я, простите, повесить вас всех на воротах замка? Там, правда, нет ворот, но сучьев в парке достаточно…

– Как вы, должно быть, понимаете, мне самому это не доставило бы никакого удовольствия, милорд. Но вы, разумеется, в своем праве. Однако должен заметить, что подобные прецеденты случались крайне редко, и слуги благородных графов Гэйров никогда не давали повода…

Кажется, он в глубине души опасался, не собирается ли Сварог зайти в нововведениях чересчур далеко. Сварог же в задумчивости озирал резной каменный пол, широкую лестницу, штандарты на черных балках, гобелены, доспехи на стенах.

Как-то кошка предложила мышке: «Дорогая, пробеги-ка из одного угла кухни в другой, и я тебе отвалю целый кувшин масла». Мышка подумала и отказалась, заподозрив неладное, потому что работа предстояла чересчур легкая, а плата за нее чересчур высокая. В том-то и дело. Чересчур щедро его осыпали подарками. И ничего не требовали взамен – разве что держать язык за зубами и соблюдать правила игры. Прав был товарищ Сталин, неустанно твердивший о бдительности, или ошибался?

– Нужно решить очень важный вопрос, милорд, – сказал Макред. – Завтра вам предстоит ознакомиться с фамильной книгой заклинаний. В силу… гм, вполне понятных и простительных причин вам должен помочь в этом маг. Прикажете вызвать мага из Мистериора, или… – Он явственно запнулся, выражая голосом легкое презрение, как солидный человек, которому пришлось говорить о неприличном. – Или из Магистериума? Разумеется, право окончательного выбора за вами, и молодое поколение имеет свои вкусы и пристрастия… но я осмелился бы рекомендовать Мистериор.

– А какая разница? – спросил Сварог.

– Милорд, Мистериор освящен установлениями и традициями, а Магистериум… Эти новомодные заведения… Он отнимет у вас гораздо больше времени, не в пример больше, и в итоге…

– Хорошо, на ваше усмотрение, – сказал Сварог. – Ужин скоро будет готов?

– Милорд, ужин будет готов в любую минуту, когда вам угодно. Меони прекрасно владеет нужными заклинаниями.

– Что-что? – сказал Сварог и понял. – Что же, никаких поваров?

– Именно так, милорд. Вот уже тысячи лет благородные лары не употребляют пищу, приготовленную варварским, то есть естественным, образом. Исключение делается лишь для охотничьей добычи.

– А это…

– Не тревожьтесь, милорд. Все сотворенное при помощи магии делится на иллюзорное и реальное, но могу вас заверить: еда таковая совершенно реальна.

– Прекрасно, – сказал Сварог.

– Насколько я понимаю, вы вряд ли захотите ужинать в главной трапезной?

– Догадываюсь по вашему тону, что это нечто просторное и крайне церемониальное… Сделайте что-нибудь попроще. Найдется у меня в замке комната, где не нужно пускаться на другой конец стола за горчицей верхом?

– Прошу вас, милорд.

Он деликатно притворил за Сварогом дверь, оставшись снаружи. Комната оказалась небольшая по здешним меркам, с камином, столом и массивными креслами. Стол был девственно пуст. Меони, напряженно ожидавшая у камина, встрепенулась:

– Прикажете подавать, милорд?

– Конечно, – сказал Сварог, сел за стол и вопреки этикету водрузил на него локти.

– Фамильное серебро? Малый сервиз?

– На твое усмотрение, – сказал Сварог. – Есть хочется, и вовсе неважно на чем.

Он огляделся: ни люстры, ни свечей – ничего. И все равно в комнате светло, и все предметы отбрасывают тени, словно светильники все же есть, только они невидимы.

Отшатнулся – прямо меж его лежащими на столе руками возникло большое серебряное блюдо. То, что на нем лежало, имело весьма привлекательный вид и распространяло крайне аппетитные ароматы жареного мяса, грибов и неизвестных приправ. Следом появились блюда и тарелочки, массивные золотые вилки, графины с разноцветными жидкостями, бокалы из игравшего сотнями разноцветных искорок хрусталя, тонкого, как мыльный пузырь. Меони стояла, подняв глаза к потолку, беззвучно шевеля губами.

– Хватит! – взмолился Сварог. – Я же столько не сожру, а попробовать всего хочется!

Меони послушно замерла.

– Прошу. – Сварог показал ей на кресло напротив.

Она робко присела. В некоторой растерянности Сварог оглядел яства, которых хватило бы на изголодавшийся взвод, и в голову ему пришла совершенно великолепная мысль:

– А начнем мы с вина!

Он нацелился на графин с содержимым благородно-вишневого цвета, но руку протянуть не успел: графин воспарил над столом, накренился, струя вина полилась в тончайший бокал, украшенный разноцветными стеклянными медальонами. Вслед за тем бокал неспешно проплыл над блюдами, не расплескав ни капли, ловко скользнул в руку Сварогу. Сварог растерянно стиснул витую ножку и осушил бокал до дна. Посидел, прислушиваясь к глубинам организма. Организм свидетельствовал, что ничего лучшего в жизни пробовать не приходилось. Сварогу подумалось, что, проводя жизнь за таким вином, сожжет он скоро один из мостиков в памяти, связывающих покинутое им время и приобретенное. Позабудет он – как пить дать, быстро позабудет – дорогие имена: «Солнцедар», «Яблочное», «Медвежья кровь», не раз выручавший в тягостное безденежье портвешок «Три семерки» и даже любимое «Каберне». Ну, разве что сохранится в памяти благодарственная страничка, посвященная абхазским домашним винам – они если и уступают здешнему вину, то, право слово, самую малость. Сварог только глянул на графин с нежно-зеленым вином – и тот поплыл к бокалу.

После нежно-зеленого, черно-багрового и светло-янтарного вина Сварог откинулся на спинку кресла и сказал:

– Сказка…

– Вам следовало бы сначала поесть, милорд, – тихо промолвила Меони.

– Конечно, – ответил Сварог, сцапал золотую массивную вилку прежде, чем она успела скользнуть в руку, и остался горд этой маленькой победой.

– Прикажете разжечь камин?

– Разжигай. А музыку можешь?

– Какую вам угодно?

– Что-нибудь… романтичное. Скрипки-клавесины. Если только ты знаешь, что такое клавесин.

В комнате стало темнее, дрова в камине вспыхнули ровным, не коптящим пламенем, и по стенам сразу же заколыхались тени. Тихо зазвучала музыка. Почувствовав, что утолил первый голод, Сварог поднял глаза на Меони.

Она едва прикоснулась губами к краю своего бокала и ответила чуточку испуганным взглядом. Сварог беспомощно ругнулся про себя. Он никогда не страдал робостью в обращении с прекрасным полом, но трудно было свыкнуться с мыслью, что эта красоточка – его вещь. С обычной доступностью это имело мало общего.

Он вышел из положения наипростейшим способом – придвинул бокал, налил до краев особенно полюбившегося черно-багрового и отправил его по назначению. Спросил:

– Слушай, а почему посуда больше сама не прыгает?

– Я заметила, что вам это не особенно нравится. Я неправильно сделала?

– Ну что ты, все правильно, – сказал Сварог. – А то руками шевелить разучишься. Должен тебе сказать, ты идеальная домоправительница.

Он старался не особенно нагло таращиться на низкий квадратный вырез ее платья, обшитый синим кружевом, но глаза поневоле работали в автономном режиме, тем более что музыка лилась, отдаваясь в висках горячей волной, и на юном личике девушки играли тени. Сварог решительно взял ее за руку. Она чуть заметно вздрогнула и показалась ужасно беззащитной. «Аристократ, бля», – не без самокритики подумал Сварог.

И спросил:

– Ты откуда?

– Из Антлана, – сказала она чуть удивленно. – Как все ваши слуги… Как все слуги здесь.

– И где же этот Антлан? Внизу?

– Нет. На другой планете. На Сильване.

– Это город?

– Континент, принадлежащий ларам. – Она напряженно ждала. – Милорд, что вам еще угодно приказать?

«Нет, это будет даже похуже изнасилования», – подумал Сварог растерянно. Встал, продолжая держать ее за руку, и они оказались лицом к лицу. Глаза у нее стали совсем испуганные.

– А ты-то сама что хочешь делать? – спросил Сварог, взяв ее за локотки. – Что ты хочешь?

Она прошептала что-то, отворачивая лицо.

– Громче, – сказал Сварог.

– Я хочу… чтобы вы больше были человеком, чем господином, милорд, – выпалила она на одном дыхании и вновь вознамерилась отвернуться, но Сварог не позволил. Как это случается с подвыпившими, его бросило из одной крайности в другую – от жуткого нетерпения в заботливую нежность.

– Пойми ты, я все ж не скотина, – сказал он, как ему представлялось, чертовски веско и убедительно, погладил ее по щеке. – Не бойся…

– Я не боюсь. Установившиеся традиции и вассальный долг…

– Плюнь, – великодушно сказал Сварог. – Освоимся, привыкнем, перебедуем… Ты думаешь, мне легко? Зашвырнуло куда-то…

Меони решительно, без тени ласки зажала ему рот ладошкой.

Шепнула на ухо:

– Тише… Не надо… Вы же еще не прошли обряда, вас могут слышать, видеть… Милорд, умоляю вас…

– Думаешь? – спросил он шепотом.

– За вами могут наблюдать. Вполне возможно, хотя и не обязательно.

– И все равно готова была…

– Я же обязана вам повиноваться…

– Глупости, – сказал Сварог погромче. – Никому ты ничего не обязана, понятно? Только не надо мне говорить, какой я добрый. Я вообще-то злой. Но я в жизни никого не насиловал. И не привык, чтобы у меня в собственности были люди. А ты мне жутко нравишься вдобавок, и это, оказывается, обезоруживает… Ты когда-нибудь научишься говорить мне «ты»?

– Я попробую. – Она чуть отстранилась, умоляюще заглянула ему в глаза: – Пожалуйста… Я заслоняю комнату, но долго не смогу. Вы должны быть осторожнее, милорд.

– Мне что-нибудь грозит?

– Не знаю. Милорд, я простая девушка из Антлана, где тысячелетиями живут вассалы благородных ларов. И знаю одно: ничто не происходит случайно. Вам следует быть осторожнее и побыстрее овладеть заклинаниями.

– Постараюсь, – сказал Сварог и отпустил ее. Меони вздохнула с неприкрытым облегчением, опустилась в кресло. Сварог сел рядом, чуя, что некая преграда меж ними рухнула.

– Послушай, а зачем мне заклинания? – спросил он деловым тоном, давая ей понять, что их отношения, каких пока что и не было, на сегодня переходят в другую плоскость. – Звать магов, чему-то там учиться…

– Лары – властители магии. Владение магией – качество, отличающее цивилизованного человека, властителя небес, от земного варвара, – заученно продекламировала Меони.

– Ну, если по уставу положено… – сказал Сварог. – К тому же это, должно быть, интересно.

– Не особенно.

– Почему это? – Сварог даже обиделся чуточку. – Можно делать всякие штуки, пошептав в потолок…

– Конечно, – грустно улыбнулась Меони. – Сначала так и кажется. А потом начинаешь понимать – ничего в этом нет…

– Ну почему? – никак не мог понять Сварог. – Можно ведь делать что-то такое… значительное. Ну я не знаю, вызывать бурю или, наоборот, прекращать…

– А зачем? – тихо сказала Меони. – Если посмотреть в самую суть – зачем вам насылать бури?

– Действительно, – сказал Сварог. – Маленький зеленый крокодильчик…

– Что?

– Ты знаешь, что такое крокодил?

– Конечно.

– Так вот. Есть огромный остров. Посреди острова – огромный лес. Посреди леса – огромное болото. А посреди болота сидит на крохотной кочке маленький зеленый крокодильчик и печально думает: «Ну и зачем мне все это нужно?»

Меони звонко рассмеялась, и Сварог подумал, что со своим громадным запасом наверняка неизвестных здесь анекдотов он без труда завоюет себе репутацию записного остряка. Хмель у него почти выветрился – тут угощали отнюдь не советской сивухой из старых автопокрышек.

– Вообще-то мне чертовски нужен хороший советчик… – сказал он.

– Я не гожусь, милорд. Что я знаю? В замке есть библиотека и все остальное…

– Библиотека – это прекрасно, – сказал Сварог. – Но мне нужен и доверенный друг…

– А почему вы думаете, что их у вас никогда не будет? – Меони вдруг схватилась за щеки. – Ой! Сегодня же полнолуние, и скоро полночь…

– Ну и что?

– Идите в портретную галерею, милорд. Можно посоветоваться с вашими предками.

Сварог хотел понимающе рассмеяться, но обнаружил, что она говорит серьезно, глядя испуганно и решительно.

– Пойдемте, – сказала она. – Скоро полночь. Если они захотят вам помочь…

– Нет, ты серьезно? Они что… приходят?

– Боитесь?

– Чтобы я боялся собственных предков? – сказал Сварог браво, хотя по спине и пробежал этакий холодок, предчувствие загадочного. – А ну-ка, пошли!

В коридорах царил таинственный синий полумрак, явно имевший своей природой не естественные вечерние сумерки. Сварог не задавал вопросов. Стараясь ступать потише, он шел за державшей его руку Меони по высоким извилистым коридорам, широким лестницам, сводчатым залам, мимо окон, за которыми стояла покойная звездная ночь, мимо рыцарских доспехов, батальных полотен во всю стену, мозаичных картин от пола до потолка, громадных ваз, чучел тигров, драпировок и ваз. Это было как во сне, про который к тому же неизвестно наперед, страшным он окажется или приятным. Наверняка можно было зажечь свет, но Меони отчего-то этого не делала, и Сварог не стал спрашивать почему. Он покорно шел, шарахаясь поначалу от чучел, застывших в крайне натуральных позах, держа теплую ладошку, чувствуя себя отчего-то совсем юным, не отягощенным воспоминаниями и житейским опытом, которые следовало бы выжечь каленым железом.

Ладошка Меони вдруг дрогнула, трепыхнулась в его пальцах.

Девушка обернулась, приложила палец к губам, потянула его в полукруглую нишу – быстро, испуганно. Сварог автоматически крутнулся на каблуках, прижался к стене так, словно из коридора навстречу им должен был заработать пулемет. Рука пошарила у пояса, и он не сразу сообразил, что тело отреагировало, как встарь, и пальцы ищут гранату…

– Что такое? – прошептал он.

– Тс-с! – вовсе уж беззвучно шепнула Меони. – Домовой!

Сварог осторожно выглянул. Поперек коридора протянулись прямоугольники проникавшего в окна звездного сияния, озарявшего синий полумрак. Далеко впереди что-то шевельнулось, пересекло коридор поперек – маленькое, сгорбленное, косматое, без четких очертаний, оно скользнуло меж двух высоких ваз на круглых постаментах и пропало куда-то, больше Сварог его не видел, как ни вглядывался.

– Ушел, кажется, – прошептал он, чуточку уязвленный тем, что приходится прятаться в собственном замке от какой-то твари. – Он что, сердитый?

– Нет, но все равно… Не принято его замечать, пусть себе идет…

Ее теплое дыхание коснулось щеки. Сварог повернулся к ней, взял за плечи, оцарапав костяшки пальцев о жесткий ковер на стене, и наконец-то поцеловал по-настоящему. Меони закинула голову, не сопротивлялась, отвечала, потом ее пальцы скользнули по плечам Сварога, ладони уперлись в грудь. Сварог неохотно отвернулся, превозмогая откровенно пещерные желания.

– Скоро полночь, – будто извиняясь, сказала Меони. – Вам пора…

Перед высокой двустворчатой дверью она остановилась, тронула витую ручку:

– Идите. Нет, я подожду здесь, мне нельзя…

Высоченная массивная дверь неожиданно мягко и бесшумно закрылась за Сварогом. Он оказался в длинном прямоугольном зале, заканчивавшемся высоким витражным окном. Справа и слева – нескончаемые шеренги портретов в полный рост, в натуральную величину. Массивные золоченые рамы, пылающие факелы на стенах. Факелы? Сварог стоял совсем рядом с ближайшим, воткнутым в затейливую кованую подставку, но не чувствовал жара и не слышал треска пламени. Это была полная иллюзия факела – и только. Но света давала даже больше настоящего.

Изменчивые тени колыхались на потемневших от времени портретах, и неподвижно застывшему у двери Сварогу стало казаться, что портреты шевелятся, явственно меняют позы, двигаются, оживают…

Багровое сияние проникло сквозь витражи, поползло от окна к Сварогу, и он едва справился с желанием заорать и пуститься наутек – портреты действительно оживали. Туманное свечение словно бы вспыхивало в глубине обретших трехмерность картин и медленно распространялось на все пространство, заключенное в золоченую раму. Фигуры шевелились, выступали за рамы, призрачно полупрозрачные, меж ними и плоскостью картин явственно обозначалось пустое пространство, лица медленно, слепо оборачивались к Сварогу, отыскав его взглядом, замирали. Он поймал себя на том, что тихонько пятится к двери, и застыл – все-таки они не отдалялись от рам, они стояли и смотрели, словно ожидая что-то от него…

«Конечно, – вспомнил он, – призраки не могут заговорить первыми».

– Простите, – сказал он негромко. – Мне посоветовали к вам… с вами… Но разве такое возможно?

– Это Фатероль, – прозвучал в ответ столь же негромкий голос. – Он был великим живописцем и великим магом…

– Великим…

– Говорят даже, что он продал душу дьяволу, взяв в уплату волшебные кисти…

– Говорят…

– Никто не знает всего – но его полотна стали дверью, способной порой приоткрываться в тот мир, что терпеливо ждет всех, обитающих по другую сторону…

Голоса звучали отнюдь не демонически, они были почти обычными, человеческими, хотя и лишенными чего-то привычного, важного. Сварог немного приободрился, и тут кто-то резко бросил, почти крикнул:

– Милорды, но разве это граф Гэйр?!

Сварог машинально глянул в ту сторону – бородатый старик в черной кирасе поверх кафтана и широкой золотой перевязи уставился на него подозрительно и зло.

– Мне представляется, что маршал прав, – сказал сосед старика, человек помоложе. – Но не всецело.

– Вы хотите убедить меня, что перед нами – последний граф Гэйр? – поджал губы маршал.

– И не пытаюсь, дядюшка. Но в этом молодом человеке есть что-то странное, не позволяющее решительно и безоговорочно отказать ему в праве именоваться графом Гэйром. В чем эта странность заключается, я не знаю, но вынужден удостоверить ее наличие…

– Адвокатские штучки. Вся эта ваша казуистика… Последний граф Гэйр исчез три года назад в Море Мрака.

– Повторяю, дядюшка, я вовсе не идентифицирую этого молодого человека с последним графом Гэйром, – не уступал адвокат. – И я помню, что последнего графа Гэйра нет ни среди живых, ни в Царстве Теней, что само по себе достаточно странно… Я могу прозакладывать голову – простите этот оборот из лексикона живых, звучащий в нашем обиходе невысокого пошиба шуткой, – что перед нами не граф Гэйр. И тем не менее… В этом человеке есть что-то от нас.

– Да, я тоже это чувствую, – поддержал кто-то.

– И я, признаться. Маршал, вы всегда грешили поспешностью суждений – и решений, увы…

– Не замечал за собой, – буркнул маршал, буравя Сварога прокурорским взором. – Юноша, не соблаговолите ли объяснить, откуда вы взялись в маноре Гэйров, собственно говоря?

– Из прошлого, – сказал Сварог.

– Точнее?

Сварог называл даты, страны, события – но призраки лишь растерянно переглядывались.

«Это в какую же даль меня занесло?» – смятенно подумал Сварог.

– Здесь необходим ученый, – заключил адвокат. – Милорд Орим, не сможете ли внести ясность?

– Боюсь, не смогу ничем помочь, – сказал человек в мантии и большом берете. – Я не могу вспомнить ничего похожего ни в истории Талара, ни в истории Сильваны, не говоря уж… – Он сделал многозначительную паузу, понятную, очевидно, для всех. Кроме Сварога. – Ничего схожего…

– В истории всех планет есть крайне отдаленные периоды, от которых не осталось никаких свидетельств…

– Зато остались те, кто ушел в Царство Теней как раз из таковых периодов. Конечно, следует учесть прекрасно известные вам обстоятельства… И все равно в истории человечества нет таких эпох, свидетелей которых мы не встретили бы у себя.

– Вы безукоризненно логичны, братец.

– И прав, смею думать.

– И тем не менее! – не уступал адвокат. – Наш гость – данность, от коей не отмахнуться. Мы должны прийти к какому-то решению, ибо второй раз с этим молодым человеком встретимся не скоро. Нам далеко не безразлично, кто стал владельцем родового замка Гэйров, а ему, думаю, не безразлично, получит ли он наше расположение…

– А если – безразлично?

– Смею заверить, весьма небезразлично, – сказал Сварог. – Поймите, я сюда не рвался. Я не стремился заполучить эти титулы и этот замок. Я вообще не знал, что существуют такие места… Не я все это затеял. И если все это – ваше, мне бы никак не хотелось представать странным самозванцем… Может, вы знаете, кому и зачем понадобилось меня сюда поселять?

– Увы, – сказал адвокат. – В силу своего положения мы знаем многое о прошлом, но о настоящем знать не можем ничего…

– Есть отличный план! – вмешался молодой, выглядевший ровесником Сварога призрак в шитом золотом мундире, усатый, с тремя пистолетами за поясом и подзорной трубой в руке. – Незнакомец, вам следует прикончить того, кто все это затеял. А уж потом, когда он окажется среди нас, ему будет затруднительно что-то скрыть. И в следующее полнолуние, пусть это и не скоро, мы найдем, о чем поболтать…

– Самый простой способ разделаться с мышью – поймать ее и насыпать на хвост соли… – бросил маршал. – Кузен, вы навсегда остались гвардейским вертопрахом. Прежде чем отправить к нам виновника, его следует обнаружить. А обнаружив его, обойтись и без нашей помощи.

– Черт, верно… Как-то не подумал. Господа, мне этот парень отчего-то нравится. И если он хоть на самую малую толику Гэйр… Не забывайте, три года истекли. Вы хотите, чтобы перевернули герб и манор сам превратился в призрак, плывущий над облаками? Или был присоединен к владениям невероятно дальнего родственника? Из таковых у нас остались только графы Раль, а они все поголовно – сволочь последняя… Уж если этого парня отчего-то согласились признать графом Гэйром…

– Да, но нужно же разобраться, что за всем этим кроется.

– Вот он и разберется. Он мне не кажется размазней.

– И все же – наши чувства, гордость фамилии… – упорствовал маршал.

– Я не припомню, чтобы прежде случалось нечто подобное происшедшему с этим молодым человеком, в облике которого, признаю, усматриваются иные фамильные черты…

– Иные? Да он же вылитый Гэйр! – сказал гвардеец. – Сбрейте мне усы или ему прицепите – и получится полное сходство. Говорите, такого прежде не случалось? А скажите-ка, дядюшка, разве случалось раньше, чтобы из Царства Теней исчезали…

– Лейтенант, молчать! – рявкнул маршал.

Сварог заметил, что загадочная реплика гвардейца словно бы вызвала у призраков легкий переполох. И навострил уши. Но никто не возразил маршалу. Очевидно, растяпа-гвардеец по простоте душевной коснулся чего-то такого, что надлежит тщательно скрывать, – то ли от одного Сварога, то ли от живых вообще.

– Позвольте мне, – вмешался старик в черной кольчуге с золотым гербом на груди. – Я вас всех внимательно слушал. Теперь извольте-ка слушать одного из тех, кто и сделал Талар таким, каков он сейчас есть, – быть может, на беду… Мне давно кажется, что лары мельчают. Что исчезло нечто важное, что впереди нет великих целей. Вы хотите полного вырождения? Вряд ли. Слишком многое тогда канет в небытие. Нужна новая, горячая кровь. И не так уж важно, откуда она приходит. Для чего-то же мы сжигали одни города и строили другие? Совершенствовались в магии и в могуществе?

– Сама История вещает вашими устами, милорд сенешаль, – сказал гвардеец, подмигнув Сварогу, уже полностью освоившемуся в этом странном обществе.

– Щенок, – сказал старик в черной кольчуге. – Я таких на кол сажал, случалось.

– Вот только пропустили того, кто помог вам раньше времени переселиться в Царство Теней…

– Перестаньте, – сказал адвокат. – Неужели никто не в состоянии оценить серьезность момента? – Он повернулся к Сварогу: – Боюсь, молодой человек, в чем-то мы покажемся вам смешными и даже глуповатыми. Что поделать, мы ведь призраки людей. Уходя в мир теней, никто не становится ни умнее, ни талантливее, ни могущественнее. Он всего лишь узнает много нового, но это не добавляет ума, а способно лишь прибавить печали – если бы тени обладали прежними чувствами… Так что мы остались, какими были. В том, что это непреложно, вам, извините за бестактность, самому предстоит убедиться через несколько столетий. Вы ведь, я догадываюсь, хотели получить какой-то совет? Ответы на некие вопросы?

– Да, – сказал Сварог.

– Прошлое не годится в советчики, потому что оно не знает настоящего. А ответы вам предстоит искать самому. Разумеется, вас никто и ничто не обязывает. Мир, куда вы попали, предоставляет все возможности прожить жизнь беззаботно, приятно и легко. Но вам, боюсь, это не удастся. То, что случилось с вами, никогда не происходит просто так, по слепой игре случая, природы…

– Я догадываюсь, – сказал Сварог.

– Тогда вам следует быть готовым ко всему. К любому. Чем больше вы узнаете об этом мире, тем сильнее станете, когда придет пора…

– Но у меня создалось впечатление, что на меня махнули рукой, когда поняли, что не достигли желаемого, – сказал Сварог.

– Возможно. Или у вас умышленно создали именно такое впечатление. Здесь, за облаками, давно прекратились войны…

– А жаль, – вмешался призрак в черной кольчуге.

– Войны прекратились, – продолжал адвокат. – Но интриги и заговоры – вещь неистребимая. Вас уже посвятили в тайны книги заклинаний?

– Обещали сделать это завтра, – сказал Сварог.

– Конечно, вам будет трудно. Одно дело – овладеть книгой в пору отрочества и совсем другое – человеку более взрослому, по сути – постороннему… Но вам это поможет.

– И не забудь овладеть родовым умением, – сказал черный пращур. – У каждого рода есть свое заклятие, фамильная тайна…

– Какая у вас?

– Мы, Гэйры, обладаем великим даром – можем вернуть к жизни павшую лошадь. Но только на сутки.

– Великолепно, – сказал Сварог.

– Не кривись. Когда-то это чертовски помогало.

– Думаю, что внизу, на земле, это и сейчас может пригодиться, – сказал адвокат. – Итак, граф Гэйр… Надеюсь, присутствующие не возражают против употребления этого имени применительно к нашему гостю? (Судя по лицам, у некоторых имелось на сей счет особое мнение, но вслух они его не высказали.) Если потребуются законные основания, здесь вполне применим Указ о Сыновьях и постановление Геральдической коллегии, основанное на прецеденте Этерскела, – в части второй…

– Говорите, дядюшка, по-человечески, – сказал гвардеец. – Мы вам и так поверим. Наш гость, думаю, тоже.

– Хорошо. В связи с особыми обстоятельствами обговорено и решено: этот молодой человек признается полноправным графом Гэйром, и на него ложатся все привилегии, преимущества, обязанности, старые счеты, пророчества, родовые заклинания и возможные неудобства, проистекающие из его нынешнего положения. Отныне манор Гэйр становится его домом, он обязуется заботиться о чести рода и фамильной славе, каковую должен по мере возможности приумножать, не допуская ее умаления. Поклянитесь на мече, двадцать второй граф Гэйр.

Сварог растерянно коснулся пояса – меч он давно снял, садясь за ужин, но призрак в черной кольчуге выбросил перед собой туманное лезвие широкого меча. Пройдя к нему сквозь двойную шеренгу бесплотных зрителей, Сварог притронулся пальцами к мерцающему клинку, и пальцы погрузились в пустоту – невероятно холодную, ожегшую кожу.

– Ищи Доспех Дорана, – сказал старик.

– Дедушка, кому теперь нужны эти сказки, – бросил гвардеец. – Главное, пусть он домоправительнице скучать не даст.

– Доспех Дорана – вовсе не сказки.

– Все равно. О нем вот уж которую тысячу лет ни слуху ни духу. Он спасал владельца от многих опасностей, но сам себя спасти не мог. Сейчас он может лежать где-нибудь на дне океана, в чьей-то забытой могиле или под мостовой любого города.

– Или висеть на стене в доме того, кто понятия не имеет, чем владеет.

– Все возможно… Что же, прощайте, граф Гэйр, до следующего полнолуния…

Сварог был немного разочарован – снова все прошло скучно и буднично. Ни великих истин, ни роковых тайн, ни ужасных чудес. Тихие семейные посиделки… Он остался на месте, а полупрозрачные туманные фигуры попятились к массивным золоченым рамам, слились с полотнами, и вскоре остались лишь неподвижные изображения давно умерших людей – старики в броне, сановники в орденах, осыпанные самоцветами дамы и молодые офицеры. Вполне возможно, что запечатлевший их художник и не продавал душу дьяволу, – о многих талантах во все времена кружили такие байки…

Пальцы, которыми он коснулся лезвия призрачного меча, побаливали, будто отмороженные. Сварог хотел подойти и рассмотреть портреты, но решил, что это можно отложить на завтра. Повернулся и вышел. Меони порывисто подалась к нему:

– Что, милорд?

– Благословили, – сказал Сварог. – Никакой я теперь не самозванец, с чем себя и поздравляю.

– Великолепно! Пойдемте, здесь было так жутко…

– Зажгла бы свет.

– Опять домовой ходит. Такое редко случается, мне страшно.

– Глупости, – сказал Сварог.

– Только не здесь. Слышите?

Сварог прислушался – снаружи, из теплой звездной ночи, долетали возбужденные голоса. Меони скользнула к ближайшему окну, Сварог пошел следом, выглянул за широкий парапет. Он хотел посмотреть вниз, откуда слышались голоса, но невольно задрал голову к небу.

В небе висел огромный желтый диск, размером с футбольное поле, казалось, он вот-вот обрушится на голову, затрещат верхушки деревьев, рассыплется крыша… Диск был покрыт туманными параллельными полосами, темноватыми пятнами неопределенных очертаний, а повыше экватора красовалось круглое алое пятно. «Юпитер, чтоб мне провалиться, – подумал Сварог. – Нет, ну что у них тут творится? Куда перенесло Землю?»

С трудом оторвавшись от впечатляющего зрелища, Сварог посмотрел вниз. Среди деревьев мелькали большие шары неподвижного сиреневого света, цепочка таких же двигалась к лесу со стороны служб. Хрипло, пронзительно заревела неподалеку труба. И сейчас же коридор ярко осветился.

Сварог невольно зажмурился, а когда открыл глаза, увидел спешившего к нему Макреда. Дворецкий ухитрился сохранить величавость даже при беге трусцой, но выглядел чуточку испуганным. Он остановился в двух шагах, пытаясь отдышаться.

– Ну, что там? – спросил Сварог. – Воры лезут?

– Милорд, ваши гвардейцы уверяют, что в лесу видели Гэйр-Бара.

Меони охнула за спиной Сварога.

– А что это за субъект? – спросил Сварог.

– Фамильный призрак Гэйров, милорд. Безголовый медведь, чье появление случается крайне редко и обязательно предвещает большие перемены.

– К добру или наоборот?

– А вот этого, милорд, никогда наперед не знаешь… Гвардейцы клянутся, что он бродил по лесу…

– Так, – сказал Сварог. – Безобразий и убытков от него много?

– Никаких, милорд, это же призрак…

– Тогда к чему весь этот цирк с иллюминацией?

Макред помолчал, вздохнул:

– Я и сам не знаю, милорд. Так уж повелось…

– Кончайте этот переполох, – сказал Сварог. – Пусть бродит, если ему так уставом положено. А вы укажите мне немедленно родовую спальню. Колыбельную петь не нужно, я и так усну на совесть, можете не сомневаться…

Он уже падал в зовущую пропасть сна, когда в сознании, засасываемом болотом покоя, зажглись огненные буквы, как на какой-то стене какого-то библейского царя. Буквы сложились в фразу. В вопрос: «Почему именно меня?»

И Сварог успел понять, какое продолжение у этого вопроса.

Почему именно его, а не кого-то другого вытащили вместо графа Гэйра.

Успел понять, что ответ на огненный вопрос имеет огромную важность, и не только для него. Ответ даст ему больше, чем просто удовлетворение любопытства. В нем кроется нечто…

И трясина сна сомкнулась над сознанием…

Глава пятая. Милорд принимает гостей

Сон, в котором за ним гнались разъяренные титулованные пращуры, а спасал от них почему-то безголовый медведь Гэйр-Бар, растаял, неуловимо перетекая в зыбкие мгновенья пробуждения, когда еще не понимаешь толком, на каком ты свете, а недавние видения кажутся убедительной реальностью. Глаза еще склеивало сонным наваждением, и Сварог подумал сначала – жаль, что придется расставаться с таким великолепным сном. Потом, не открывая глаз, отметил необычную пышность и мягкость подушки. Открыл глаза и понял – ни с чем не придется расставаться. Он лежал в огромной постели, по которой можно было маршировать строевым шагом, стены были затянуты синим шелком с вышитыми золотом узорами, в окна лились солнечные лучи, играя на рыцарских доспехах в нишах, а у изголовья стояла зеленоглазая светловолосая девушка. Она улыбнулась и сказала:

– Милорд, через четверть часа прибывает маг из Мистериора.

И он осознал, что ничего ему не приснилось, что он остается в благодатных краях заоблачного безделья. Блаженно улыбнулся и сказал:

– Иди сюда.

Меони улыбнулась, мотнула головой:

– Маг прибывает.

– А кофе в постель? – спросил Сварог, твердо решив вести самую великосветскую жизнь. – Есть хочу.

Меони улыбалась:

– Есть вам нельзя, милорд. Овладение книгой заклинаний требует пустого желудка, – она лукаво склонила головку к плечу, – и неотягощенной неподобающими побуждениями души…

– Ну, ты мне еще попадешься, – сказал Сварог. – Ладно, готовим встречу. Что там полагается – трубачей на стены? Салют из всех орудий?

– Достаточно фанфар и четырех гвардейцев у входа, милорд. Макред уже распоряжается.

К хорошему тоже надо привыкать. Эту истину лары решили привить Сварогу повседневными мелочами. Переделать его натуру, привыкшую к спартанской обстановке. Вдолбить, что удобство – не только и не всегда развращение души, а и просто экономия времени для чего-то поважнее и понужнее ежедневных обязанностей и необходимостей, и в придачу нахождение приятности в пустяках. Все в конечном счете зависит от души. Не захочет – не развратится.

Взять давеча откушанный ужин из воздуха. Не надо никому стоять у плиты, вдыхать гарь, торопиться к назначенному сроку. А не убитое на готовку время употребляй себе на любимые развлечения или, того лучше – на пользоприносящие занятия, укрупняй себя как личность, или, что уж совсем похвально, – на добрые дела. Нет, другой вопрос, если нравится кашеварить, если в этом находишь свое предназначение, тогда, конечно…

Да и летающие графины со стаканами… Тоже удобно, если разобраться, держать такое умение в кармане, про запас. Бывает, сыт, размяк и так неохота вставать, тянуться за посудой, а надо. Тем самым испытываешь хоть маленький, но стресс. Что вредно. Конечно, этими сибаритскими придумками, как и всем прочим на свете, следует пользоваться с умом, не злоупотреблять…

Такие рассуждения лениво, как ползают мухи по стеклу в полуденную жару, протекали по мозговым извилинам Сварога, графа Гэйра, разлегшегося в ванне. Нет, отставить русско-советскую терминологию, никак не годящуюся в данном, феодально-магическом случае. В какой такой ванне? В купели, по меньшей мере. Да и словом купель не охватишь, не измеришь этот шедевр, стоящий посреди комнаты для омовений со стенами из темного дуба, изнутри покрытый теплой и мягкой, ласкающей кожу эмалью. Захотели растянуться и раскинуться – вуаля, стенки купели услужливо отодвигаются в стороны. Хотите поплавать, как в бассейне, – ноу проблем. Не успели возжелать, а вокруг уже сложилась нужная иллюзия, вроде как вы оказались в настоящем бассейне. Работая руками и ногами, меняя стили, вы, может, и остаетесь на самом деле на месте, но вам-то не все равно? Главное – полное впечатление, что плещетесь в бассейне. Как и заказывали. Охота в море – пожалуйста. Очертания купели стираются, зато появляются горизонт, желтый берег вдали, ощущение глубины под вами, птицы над головой, рыбки выпрыгивают из воды или там рассекают воды треугольными плавниками совсем рядом с вами, а вы вспарываете морские волны, зная, что они не морские, хоть и стали солеными на вкус. Кстати, и волны можно заказать любого размера. Хоть девятый вал по Айвазовскому. Лепота! Разумеется, и водомассаж предусмотрен в этой чудо-ванне, в этой сантехнической мечте человечества.

Нежась под взбадривающими струйками того самого гидромассажа, Сварог разомлело заключил, что ларом быть все-таки недурственно.

И бритье ему пришлось по душе. Да и по физиономии тоже. Правда, если б не Меони, он сам бы не скоро дотумкал, чем тут у них бреются. Сознание настроило бы на поиски чего-то привычного: или острых предметов, или аналогов электробритв. И уж всяко провело бы мимо кисточки, похожей на детскую акварельную, какими когда-то приходилось пользоваться в школе на уроках рисования. Только эта кончиком позаостреннее и волосом помягче. И что б вы думали? Дотронешься таким кончиком до проступившей на физиономии щетины и – то ли растворяется она, то ли всасывается кистью – короче говоря, волшебным образом устраняется с лица без порезов и раздражения. Одни лишь приятные ощущения. И, тонким кончиком водя, можно выбривать такие замысловатые фигулины на роже, такие после бородки да усики отращивать – панки, хиппи и демократы обзавидовались бы.

Меони пообещала, что когда-нибудь его обучат заклинанию, которое он произнесет, и волосы на лице перестанут расти раз и навсегда. Что ж, подумал Сварог, дельную штуку придумали лары, но он, пожалуй, не будет лишать себя вторичного мужского полового признака. Привык, понимаешь. Без колючей поросли на морде лица поди будешь чувствовать себя наполовину кастрированным.

А сортир?! Будь такой сортир у него на Земле, да разве б он куда захотел перемещаться! Да ни в жисть! Королевское восседание на подушечно-податливом троне, принимающем форму тела, с откидывающейся под любым углом спинкой, среди любых пожелаемых ароматов, под заказанную музыку – блаженство, чего уж там стесняться в определениях.

И были еще шампуни, взобьющие для тебя хоть эльбрусы пены, напитающие тело запахами, какие по сю пору и в природе не водились, – только захоти, выдумай, закажи.

Но одно из самых гениальных ларских изобретений – это, бесспорно, зубная щетка. Вернее, штуковина, ее заменяющая. Которую тоже без подсказки Меони он ни за что бы не отыскал. По виду – пилюля. Принцип действия – клади в рот. Дальше – ощущения сплошь необычные. Полное впечатление, что на зубы с долго сдерживаемым рвением набросились микроскопические уборщики со швабрами, тряпками, щетками, «ежами», а некоторые из них, покрепче телом, массируют десны. И тебе приятно не только от наступающей свежести во рту, но и от того, что на тебя с таким старанием, с душой кто-то там работает.

Проходит минута, а то и меньше, и в голове сама собой складывается картинка: все готово, микротрудяга, вытянувшись в струнку со счастливыми лицами, ждут, когда ты ополоснешь вычищенные зубы водой и смоешь трудяг, исполнивших свое предназначение.

– А банька у вас имеется? – спросил Сварог у хорошенькой домоправительницы, дожидавшейся его, чистого и взбодрившегося, у дверей ванной комнаты. Личико Меони выразило удивление, она попросила уточнить, о чем именно он говорит, что имеет в виду. Сварогу пришлось объяснять, описать внешний и внутренний виды, принцип действия. Нет, ничего такого Меони не знает. «Ага, – подумал граф, – и мы вас кое в чем обошли на повороте».

– Обязательно построю вам баньку, леса вокруг замка достаточно, – пообещал Сварог. – Вместе сходим, попаримся, веничками похлещемся…

Через несколько минут Сварог стоял на верхней ступеньке парадной лестницы. Дверь была распахнута настежь, и у створок попарно стояли навытяжку четверо гвардейцев. Сияло солнце, небо выдалось безоблачное, внизу виднелись дымки над крохотными крышами неизвестного города, далеко раскинувшегося посреди желтых полей. Интересно, что это за город и над каким он континентом? И как вышло, что земные обитатели деградировали до положения варваров, а меньшая их часть оказалась за облаками?

Гвардейцы слаженно выхватили мечи, и четыре ослепительно сияющих клинка взметнулись «подвысь». Сварог встрепенулся, зашарил взглядом по небу.

К замку приближался странный четырехугольный предмет, в котором вскорости удалось опознать не что иное, как ковер-самолет. Именно так это средство передвижения и выглядело. Посередине темно-красного с серебристыми узорами ковра, поджав ноги и гордо выпрямившись, сидел старик в синей мантии, усеянной золотыми каббалистическими знаками, и остроконечном черном колпаке, увенчанном золотым полумесяцем. Ни дать ни взять – старик Хоттабыч. Где-то на галерее зазвучали фанфары. Сварог приосанился, чувствуя себя полным идиотом. Больше всего это напоминало скверный фильм для дошкольников, по недостатку денег бедный эффектами.

Ковер-самолет замер в воздухе у подножия лестницы, повисел пару секунд и мягко опустился на траву. Опереточный звездочет выпрямился во весь рост, прошествовал к Сварогу. «Сейчас, чего доброго, руки возденет», – подумал Сварог и оказался провидцем – старик воздел руки, торжественно объявил:

– Да пребудет над сим замком благодать небес!

– Да пребудет, – согласился Сварог, уже натасканный Макредом и Меони.

Слава богу, на этом торжественная часть и закончилась. Старик с деловым видом засеменил вслед за Макредом, возглавлявшим шествие, направлявшееся в подвалы замка, где Сварог, к своему полному разочарованию, не обнаружил ни прикованных в незапамятные века скелетов, ни раскрытых сундуков с грудами сияющих самоцветов, ни даже паутины. По обе стороны сводчатого коридора было множество низких, окованных железом дверей, но коридор оказался чистым, светлым и сухим, так что вряд ли можно было рассчитывать, что за дверями – темницы с забытыми пару сот лет назад узниками, пыточные и сокровищницы.

Дворецкий остановился перед последней дверью, распахнул ее и низко поклонился. Внутрь он не вошел, притворил дверь за Сварогом и его гостем.

Внутри было интересно. Именно то, чего Сварогу подсознательно не хватало. Со сводов свисала паутина, внушавшая почтение толщиной и обилием, – она скорее напоминала обрывки рыбачьих сетей. Пауков Сварог не заметил, но они вполне могли укрыться по углам, утопавшим в загадочных тенях, – единственным источником света был висевший под потолком тускло-багровый шар, первый увиденный здесь Сварогом настоящий светильник. На полу лежал толстый слой пыли, ноги утопали чуть ли не по щиколотку, и противно першило в горле.

Посередине, на небрежно отесанной каменной глыбе лежала толстенная книга, но Сварог лишь мельком глянул на нее и уставился на стены.

На черепа, пожелтевшие, древние, размещенные на толстых кованых крючьях, вбитых меж закопченными кирпичами стен. Черепов было множество, но и свободных крюков хватало. Сварогу стало не по себе от такого множества оскалов и пустых глазниц. На лбу одного из черепов тускло отблескивал золотой обруч с зелеными каменьями. Другой был увенчан самой настоящей короной – золотой, с прямоугольными зубцами, рубинами и двумя дугами.

– Надеюсь, это не предки? – тихо спросил Сварог.

– Это враги ваших предков, милорд. Наиболее опасные и родовитые, за что и удостоились такой чести. Вот это – подлинная жемчужина. – Он указал на череп в короне. – Король Горрота, черный маг полуденных гор. С тех пор, как этот череп угодил на крюк, прошло четыре тысячи лет, но королевство Горрот существует по-прежнему, и с вашей стороны было бы полным безрассудством оказаться в его владениях. Даже несмотря на ваше положение. Тот, кто захочет отомстить, всегда найдет способ. Ваши предки оставили внизу порядочно врагов, и не все счета истлели от времени…

Сварог покачал головой. Нельзя сказать, чтобы такой поворот дела ему особенно нравился, но что поделать, привилегии идут в паре со старыми неоплаченными счетами. Одно утешение: земные кредиторы в замок не доберутся…

– Вот этот – один из стародавних великих герцогов Харланских. – Старик указал на череп с обручем. – Посему…

– Посему мне и в Харлане не стоит появляться?

– Не стоит, милорд. Ничего страшного, есть много других, более богатых и красивых стран, где вы можете пребывать в полной безопасности.

– Я вижу, предки умели и поохотиться, и нажить доброжелателей… – сказал Сварог. – Слушайте, а это еще что такое?

Череп этот ничем не отличался от остальных – если не считать третьей глазницы, расположенной во лбу над двумя традиционными. Это была именно глазница, а не пробитое каким-то оружием отверстие.

– Боюсь, никто этого не знает, милорд, – сказал маг.

– Но Царство Теней… – сказал Сварог с видом знатока.

– Этот череп привез неизвестно откуда ваш предшественник, последний граф Гэйр. За две недели до своего исчезновения.

– В Море Мрака?

– Так предполагают. Где именно он пропал, неизвестно до сих пор.

– Но разве нет способов…

– Маги не всесильны, милорд. В особенности когда им противостоят… не менее могучие силы. В этом мире нет такой мощи, которая могла бы назвать себя всепобеждающей. Подозреваю, ее в нашей Вселенной нет нигде. Есть лишь хрупкое равновесие…

– Интересно, – сказал Сварог. – А скажите…

Вот тут у него по-настоящему сперло дыхание. Рядком висели шесть крохотных черепов, и на лбу каждого, на странно темной кости, – позеленевшая медная цепочка с грязно-желтым камешком.

– Не изумляйтесь, милорд, и не волнуйтесь. Это не дети. Это черепа гномов. Маленький, злобный, колдовской народец. Хвала богам, он, кажется, сгинул без следа… В соседних помещениях вы найдете не менее интересные трофеи – черепа животных, ценности отдаленных земель. У вас еще будет время… Давайте исполним то, ради чего мы сюда пришли. Откройте книгу. Вот тут. Положите правую руку на страницу, а левую – на грудь, против сердца. Замрите.

Сварог не видел, что делает маг за его спиной, и делает ли вообще.

Над книгой вспыхнуло золотистое сияние, повторявшее ее контуры, медленно распространилось на Сварога, охватило. Ладони коснулось странное, чуть щекочущее тепло, черные, старинного начертания рунические буквы стали алыми, тепло поползло к запястью, заливая, пронизывая все тело, проникая в каждую клеточку, до мозга костей, до кончиков самых крохотных кровеносных сосудов, играя искрами в крови, покалывая изнутри костей, пенясь под черепом. Волна поднялась, захлестнула, схлынула. Она была недолговечна – длилась от одного удара сердца до другого. Но между двумя толчками крохотного мускульного мешочка проскочили тысячелетия. И он их увидел. Он словно заглянул в глазок детской игрушки «калейдоскоп», только не кусочки стекла сложились перед ним в причудливый узор, а эпохи. Озаренная светом ярче солнечного, безграничная перспектива вмещала все ушедшие, исчезнувшие, погибшие и существующие цивилизации, расы и народы, их блеск и упадок, их начало и закат, их завоевания, свершения, созидания, поиски, знания. Он различал бесконечно разных людей, зверей и существ, здания, машины, скульптуры и пепелища, всесметающие катаклизмы, пустые земли, возрожденные города, перенаселенные города, века металла и века пещер. Он видел все сразу с одинаковой отчетливостью, не в состоянии выбрать взглядом что-то одно и вглядеться пристальнее. Это были не картинки, сменяющие друг друга, а – Картина. Какая не снилась ни одному художнику. Мимолетная, но о вечности. Печальная, но обнадеживающая. И дающая Знание.

Грянул второй удар сердца, волна схлынула, смыв Картину, как язык прибоя слизывает песочный замок.

Теперь он знал. Как сотворить из ничего еду и питье, как создать табак и зажечь огонь, как позвать слугу, не прибегая к словам, и какие слова следует произнести мысленно, чтобы открыть дверь в замке, не касаясь ее рукой. Как управлять виманой, ялом и брагантом, какие заклинания требуются, чтобы мгновенно освоить любой незнакомый механизм. Как оживить на сутки павшую лошадь, как обезопасить себя и свой замок от тех, кто подслушивает и подсматривает с помощью магии. Как перемещать вещи у себя в замке, как распознать яд в пище и питье, как лишить предмет веса, как разговаривать со змеями и понимать их язык, как читать на Древнем языке и Древесном алфавите.

И узнал кое-что еще. Что лара можно ранить или убить только предметом, который держит чья-то рука, а любое другое оружие, которое придется метнуть, бросить, выпустив из руки, не причинит никакого вреда – от камня из пращи до пули. Стрелы, пули, камня, копья, обрушившихся стропил и упавших с потолка плит бояться не следует.

Как и рукотворного пожара. Опасность для лара представляет лишь пожар, возникший от естественных причин, и падающий предмет, обрушенный самой Природой, Эти свойства лары с помощью магии приобрели в старые времена, когда еще обитали на земле, и, оказавшись внизу, любой лар имел бы массу преимуществ перед тамошними жителями – хотя, конечно, не мог остаться неуязвимым полностью.

Сварог прислушался к себе – он остался прежним, но где-то глубоко внутри почувствовал еле уловимые изменения. Он напрягся – по телу пробежала дрожь, какую нельзя было бы описать обычными человеческими словами, и череп в золотой короне подпрыгнул на крюке, сухо брякнул, корона перекосилась, придавая ему ухарский вид. Пыль в углу взвихрилась и опала.

Маг снисходительно наблюдал за ним, словно за шалящим ребенком, и Сварог, вновь вспомнив о маленьком зеленом крокодильчике, подумал: а зачем все это, если вдуматься?

И спросил:

– Но ведь это, насколько я понимаю, далеко не все?

– Подавляющему большинству ларов на всю жизнь хватает и этого, – сказал маг. – Конечно, это только первая ступенька, а ступенек много. Но высшая магия, неизмеримо превосходящая все эти домашние мелочи, доступна только тому, кто годами будет совершенствоваться под руководством учителей Мистериора…

– А Магистериум? – вырвалось у Сварога.

И он тут же об этом пожалел – маг уставился на него так, словно Сварог вознамерился вытереть сапоги полой роскошной мантии звездочета. Или уже вытер.

– Магистериум – порождение разврата нравов, не признающего традиций и авторитетов, – проговорил маг с видом крайнего отвращения. – Жалкие попытки достичь Высшего Знания с помощью ремесленных ухищрений, мертвого железа… Прекрасно известно, чем такие попытки кончаются…

«Конкуренция здесь на высоте, – подумал Сварог. – Интересно, в каких выражениях отзывается о Мистериоре Магистериум?»

– Простите, – сказал Сварог насупившемуся магу. – Просто к слову пришлось. Не отобедаете ли со мной?

– Благодарю, я спешу, – сухо ответил чародей.

Больше он не произнес ни слова – молча шагал по коридорам, молча прошел мимо салютовавших ему гвардейцев, шурша мантией, умостился на ковре в величественной позе, и ковер-самолет моментально взмыл в небо. Сварог посмотрел ему вслед, хмыкнул и вернулся в замок, на ходу заставляя взглядом подпрыгивать вазы и доспехи, а чучела тигров – бить хвостами по полу. Встретив Меони, не выдержал и созорничал – остановился, уставился на нее, верхняя пуговица платья девушки вдруг выскочила из обшитой золотой тесьмой петельки.

Меони отшатнулась, ее глаза потемнели.

– Я вижу, вы становитесь настоящим ларом, милорд…

– Брось, чудачка, – сказал Сварог. – А то в мышку превращу. В серенькую, пушистенькую, но все такую же очаровательную…

Она испуганно отодвинулась:

– Вы в самом деле можете?

– Не могу, – сказал Сварог. – И рецептом приворотного зелья меня тоже не одарили, так что можешь не беспокоиться.

Она упорно отводила взгляд, страх в ее глазах не таял. Сварог осторожно, указательным пальцем приподнял ей подбородок:

– Ну что ты? Неужели думаешь, что человек может стать законченной скотиной, освоив какую-то старую книгу?

– Такое слишком часто случалось, милорд…

Сварог сделал вывод, что с правами человека здесь дело обстоит не самым лучшим образом. Потомственные вассалы, лишенные права выбора и собственной воли, как-то не сочетались с межпланетными путешествиями и летающими поместьями. Впрочем, такие вещи – или примерно такие – ухитрялись сочетаться во все эпохи. Начиная с тех времен, когда на высокомудрого Аристотеля работали рабы, считавшиеся одушевленной вещью.

– Не сердись, ладно? – попросил он. – В моем положении чертовски легко делать промашку за промашкой…

Она улыбнулась, почти успокоившись:

– Мне не полагается сердиться… Будете завтракать, милорд?

Сварог, все еще под впечатлением подвала с черепами, мотнул головой:

– Что-то не хочется пока. Пойду-ка я осмотрю свои военно-воздушные силы. Оказалось, у меня на земле хватает врагов, и порох следует держать сухим…

– Лары не воюют с обитателями земли, – сказала Меони. – Нет такой необходимости. Чересчур неравные силы. Если бы вы оказались внизу один, вам пришлось бы нелегко, несмотря на все ваши заклинания. Но с ларами такого просто не случается, они живут в вышине, недоступные, как боги, а попадая на землю, окружены многочисленной пышной свитой…

– Непременно? – спросил Сварог.

Меони поколебалась:

– Конечно, находятся сорвиголовы, любители приключений… Но они подвергают себя огромному риску. Императорские сановники косо смотрят на тех, кто роняет престиж небожителя перед земными варварами, и тот, кто отправляется вниз в одиночестве, лишается всякой защиты. Есть неписаный закон… Там, внизу, знают, что суровой кары за убийство одинокого лара не последует, и потому могут произойти всякие случайности.

– Они что, накидываются на любого лара, стоит ему там появиться?

– Нет, что вы, – сказала Меони. – Просто любой небожитель, спустившись на землю в одиночестве, без свиты, кортежа, рискует тем, что к нему там станут относиться, как к рядовому обитателю земли. И полагаться ему придется только на себя самого. Там, внизу, есть и разбойники, и звери… Это не Антлан.

– Что он, в конце концов, такое – этот твой Антлан?

– Континент на Сильване. Там находятся поместья ларов – и ваше тоже. Там небожители отдыхают и развлекаются, когда им захочется ощутить под ногами твердую землю. А еще там живут те, кому предназначено становиться потомственными слугами новых поколений ларов. Таков давным-давно устоявшийся порядок вещей, и не похоже, что он когда-нибудь изменится…

Она отвернулась, голос слегка дрогнул. Сварогу стало неловко. Дают ли в этом мире слугам вольную и может ли им вольная хоть чем-то помочь?

– Пойду посмотрю корабли, – буркнул он и быстро направился к лестнице.

Вимана, как он успел уже убедиться во время полета сюда, была, по сути, летающим садовым домиком (правда, домик этот, подобно имевшимся в наличии драккару и браганту, мог совершать и межпланетные путешествия). Драккар был машиной посерьезнее – похож на виману, только побольше и обтекаемее, этакая небольшая крепостца с наклонными стенами и многочисленными башенками, откуда торчали самые разнообразные дула и жерла. Сопровождавший Сварога пилот, командор его крохотного флота, рослый усатый блондин в серо-алом мундире с серебряной птицей на груди, сначала сыпал экзотическими названиями оружия, а потом высказался по-военному кратко и энергично:

– Милорд, это нужно видеть. У вас в библиотеке можно ознакомиться с подробными описаниями – но это нужно видеть. Если один драккар пройдет, паля из всех стволов, над любым паршивым королевством улиток… Я не поменял бы свой пост на любой улиточный трон.

– Улитки – это кто? – спросил Сварог.

– Это у нас так прозвали нижних, милорд. У них там есть воздушные шары и фанерные самолетики, но это не меняет дела…

Сварог с любопытством посмотрел на него. Меони, дураку видно, откровенно тяготилась своим положением. А это был другой тип слуги – верный холуй, презиравший тех, кто стоит ниже, даже сильнее своего хозяина. Тот-то из врожденного аристократизма как раз не тратит времени на презрение…

Командор то и дело старался подчеркнуть, что он хоть и вассал, но все же гвардеец благородного лорда, и не стоит равнять его с дворецким и прочими форейторами. Порой это производило весьма комический эффект, как раз противоположный тому, на какой командор рассчитывал.

– Вы тоже из Антлана? – спросил Сварог.

– Так точно! Ромер одиннадцатый, потомственный пилот графов Гэйров. – Он помялся и добавил с ноткой фамильярности, готовый замолчать в любой момент, если хозяину такой тон не понравится: – К сожалению, милорд, ни моим предкам, ни мне так и не довелось пока что повоевать по-настоящему…

Сварог искоса взглянул на его застывше-мужественное, глупое лицо. И сказал:

– Вот как? Дорогой командор, война имеет один существенный недостаток: не только вы стреляете, в вас тоже палят почем зря…

На лице командора читалось, что это-то как раз и здорово. Сварог украдкой вздохнул, отошел от серо-стального драккара.

Брагант оказался чем-то вроде шикарнейшего спортивного автомобиля без колес – Сварог даже воспрянул, отыскав наконец хоть что-то, вполне отвечавшее его представлениям о будущем. Бортовым вооружением он значительно уступал драккару, но тоже мог натворить нешуточных дел, если возникнет такая необходимость. Оставался еще ял, служивший чем-то вроде брички для визитов к ближайшим соседям. В межпланетном пространстве он не летал, вооружения на нем не имелось, и больше всего он напоминал изящную лодочку, куда втиснули роскошное кресло. Отягощать его оружием было все равно, что ставить пулемет на байдарку.

Обозрев свои военно-воздушные силы (и воскликнув в душе: да на кой они черт, если здесь ни с кем не воюют?!), Сварог направил свои стопы в библиотеку. Она была обширна, красива и выглядела совершенно нежилой, словно туда за все время ни разу не забредал ни один из Гэйров. Стены покрыты книжными полками с сотнями томов и ячейками, где в сотнях гнезд лежали горизонтально синие стержни длиной с авторучку, с черными головками, напоминавшие огромные спички – местный аналог видеокассет. На маленьком столике стоял синий усеченный конус, а рядом – белая клавиатура. Вот и вся здешняя видеодвойка. Другой стол, огромный, дубовый, с вычурными ножками, должно быть, предназначался для ученых занятий – и был девственно чист. Третий стол – собственно, черная рама на прозрачных ножках с примостившимся сбоку пультом – был, как Сварог уже знал, крайне интересным устройством, за которое продали бы душу дьяволу современные Сварогу шпионы и генштабисты. Оно позволяло увидеть и услышать все, что происходило в любой точке Талара – на улицах, на балконах, в чистом поле. Только внутрь домов заглядывать не могло.

Из украшений имелись большие, невероятно красивые модели парусных кораблей, стоявшие на подставках меж полками. К какому времени относятся корабли, Сварог определить не смог – насквозь незнакомые суда. Был еще огромный глобус, то ли в самом деле старинный, то ли отличная подделка: надписи со старомодными кучерявыми завитушками и лихими вертикальными хвостиками у согласных, пышно-вычурные розы ветров, морские страшилища и сухопутные чудища, очертания суши изображены так, как она представлялась малосведущим географам древности. Суша…

Суша. Сварог покрутил глобус – высотой ему по грудь – и уверился, что он изображает совершенно неизвестную планету. В одном полушарии – большой континент, напоминающий широкий осколок снаряда с рваными краями. В другом – россыпи островов, несколько крупных архипелагов, два длинных острова, протяженных и широких, которые, если учесть размеры планеты, могли и гордо назваться континентами. Второсортными, правда. Вроде Гренландии или Новой Зеландии, каковые, как ни крути, все же не континенты.

Совершенно ясно, что глобус изображал не Землю. Сварог пожал плечами, перешел к черной раме, наугад нажал несколько клавиш. В черной раме возникло удивительно четкое и ясное изображение – кроны деревьев, казавшиеся тугими клочками зеленой ваты, видимая с птичьего полета извилистая лесная дорога, по которой ползли темно-коричневые повозки, запряженные парой лошадей каждая. Казалось, Сварог парит над ними в каком-то бесшумном летательном аппарате, глядя в незастекленный люк в полу. Он крутанул большим пальцем вертикальное хромированное колесико. Теперь какой-то уард отделял его от парусиновых крыш повозок и чуточку большее расстояние – от голов в вязаных колпаках. Двое, сидевшие на облучке, безмятежно беседовали. Гнусавый голос поучал:

– …это если пшеничка ронерская, дурья твоя голова, тогда и можно пускать ее по два баранчика за гарнец, а над горротской трястись особенно не стоит – мало того что она похуже, народишко против нее имеет жуткое предубеждение, как против происходящей из королевства колдунов. Все это сплошное суеверие, кум, между нами-то говоря. Не настолько, сдается мне, они там в Горроте коварные, чтобы пихать всякую злую магию в каждое зернышко. Сколько лет Горрот торгует лесом, и что, из бревен черти вылазят? У меня самого амбары из горротского леса, стоят себе двадцать лет, мороком не пугают… Но поди объясни ты это всякой сиволапой деревенщине. Значит, что? Значит, покупателя нужно искать специфического – тюремное ведомство или военного интенданта, их клиент все сожрет и рыло воротить не будет. Понял? Но пока ты его найдешь, семь потов сойдет, другие не дурней тебя, и не ты один имеешь дело с горротской пшеничкой. Да и они, покупатели, будут стараться заплатить подешевле, знают, канцелярские крысы, что выбора у тебя особенного нет. Так что не связывайся ты больше с горротской пшеницей, опять в убыток вгонишь…

М-да, не слишком захватывающая сценка. Попробовать еще раз? Вроде делать-то особо нечего, а игрушка забавная…

Сварог вновь наобум прошелся по клавишам. Черная рама немедленно отозвалась новым изображением. Ударила по глазам сплошная яркая зелень. Вглядевшись, Сварог разобрался в том, что ему показывают. Трансляция велась с высоты птичьего полета, чудо-камера парила над полем, поросшим сочной некошеной травой. Одноцветность картинки нарушали три перемещающиеся черные точки. Крутя вертикальное хромированное колесико, предназначение которого Сварог уяснил на первом подглядывании, он повел транслирующее устройство на плавное снижение. Точки укрупнялись. Превращаясь в участников «живого эфира». Скоро стало ясно, что на сей раз ему явили далеко не идиллическую деревенскую зарисовку. Скорее – с точностью наоборот.

По полю мчались (и камера теперь держалась, давая красивый план, у них за спиной) два всадника. В их одеждах третьего цвета не отыскивалось, лишь два: черный и желтый. В руках пики, на боку палаши. Они догоняли бегущего человека – «телемагический глаз» достиг его в два счета, показав крупным планом. Парень, босой и по пояс голый, перепачканный, штаны изодраны, местами прожжены. Рука сжимает меч. Молодой и мускулистый, но чувствуется – выдохся, бежит на последних резервах. Однако на что-то ведь надеется… Новый ракурс показал – на что. Впереди, уардах в ста, находился овраг. Прыжок с обрыва заставит преследователей бросить лошадей или отказаться от погони. Но успеть парень сможет, разве только если припустит со скоростью не то что спринтера, а вдобавок олимпийского чемпиона. Всадники, понимая это, сокращают расстояние, не очень нахлестывая лошадей.

Что это? Народные игры?

Услужливая, будто улавливающая мысли камера (а почему будто?) развернулась на сто восемьдесят, и Сварог увидел то, от чего удалялись беглец и преследователи: охваченные огнем дом и прилегающие постройки. Снующие вокруг черно-желтые фигурки. Повозки, перегруженные кладью. Ревущий скот.

Сварог тяжело вздохнул. Все ясно. Светлое будущее, блин, повзрослевшее человечество. События разворачивались примерно так: люди из дружины местного князька с дозволения оного или без (что не так уж важно) совершили набег на хутор во владениях соседа. В своих землях грабили бы по-другому – налогами и уж точно без пожара. Причем, скорее всего, у правителей заключен мир и давно ничего похожего не случалось, иначе хуторянин был бы подготовлен к возможному налету. А так, судя по всему, его и тех, кто жил с ним, застигли врасплох. Спасся один этот парень (свидетели преступлений не нужны во все века, остальных, конечно, перебили). Неизвестно, сам ли то хозяин, его сын или, может, батрак. Спасся благодаря своей силе и ловкости, недаром у него в руках отобранный у грабителей меч с черно-желтой кистью, украшающей навершие рукояти. Значит, по крайней мере одного разбойника на тот свет спровадил. Молодец. Но ему не убежать, а против двух конных не устоять.

Сварог с досады выругался в полный голос. Угораздило ж поймать передачу! А самое обидное – не вмешаться, потому что неизвестно, как это можно сделать. Да еще за какие-то оставшиеся до развязки секунды.

А праздным созерцателем беды, развеивающим скуку пресыщенным дворянчиком быть не хотелось, не научился еще. И Сварог отключил прибор.

Хотя, безусловно, перенастрой «всевидящее око» на сцены мирные и познавательные на манер сюжетов «Клуба кинопутешествий» и смотри себе дальше. Но смутное беспокойство тянуло назад к глобусу. Очень странному глобусу. Совершенно чужому.

Обернувшись к ячеистому стеллажу, Сварог задумался, шевеля губами. Наконец протянул руку ладонью вверх. Одна из «спичек» метнулась наружу, словно ракета из кассеты боевого вертолета, проплыла по воздуху, опустилась на ладонь. Сварог вставил ее головкой вверх в отверстие усеченного конуса, тронул клавишу пальцем, запоздало спохватившись – ведь мог включить и мысленным усилием.

Воздух над конусом сгустился, потемнел, превратился в шар бархатистого мрака, усыпанного искорками звезд. В нем возникли золотые буквы, отплыли в глубь шара, уменьшаясь, сложившись в слова: «История Талара. Краткий курс». Потом буквы исчезли, на их месте появилась неспешно вращавшаяся планета, крайне похожая на уменьшенную копию глобуса – правда, очертания материка и островов были несколько иными, да еще добавился большой треугольный остров у северного полюса и другой, формой близкий к кругу, – почти на экваторе.

Впрочем… Может быть, это и не острова. Они окрашены в иной цвет, совсем не такой, как прочая суша, и кромка их прорисована как-то иначе…

Ласковый, вкрадчивый женский голос заговорил:

– Мой юный друг! Ты, должно быть, уже знаешь, что именно так выглядит из космоса наша планета, Великий Талар, обитель властелинов-небожителей…

Сварог ударил по клавише. Изображение погасло. Он опустился в кресло, мысли беспорядочно прыгали.

При всем своем невежестве в геологии он помнил: для того чтобы превратить привычные земные континенты в то, что он сейчас видел, потребуются миллионы лет… или страшная глобальная катастрофа. Выбор невелик – неспешная естественная эволюция или катаклизм. Или одно из двух, как говорят в Одессе.

А может, кое-что третье?

Он, не вставая, резко выбросил руку в сторону. Вторая «спичка» спикировала на ладонь, больно царапнув кожу, – так он торопился.

Вновь золотые буквы: «Строение Солнечной системы. Краткий курс». Во мраке вспыхивает косматое, ослепительное солнце. На смену ему возникает планета, наполовину затянутая облаками, но все равно можно разобрать, что она не похожа ни на Землю, ни на Талар. Вокруг нее кружит крупный, серо-коричневый спутник. Женский голос вкрадчиво сообщает:

– Нериада, первая от Солнца планета, владение Великого Талара, и ее спутник Голг.

На смену загадочной Нериаде появляется бело-голубая планета, кое-где увитая белоснежными струями облаков, – вокруг нее кружит спутник еще крупнее, зеленый.

Женский голос сообщает:

– Сильвана, вторая от Солнца планета, владение Великого Талара, и ее спутник Селена.

Сварог остановил изображение, потом пустил медленнее. Это, несомненно, Земля – только меж Европой и Америкой протянулся с севера на юг неизвестный континент, и еще один, довольно большой, обнаружился в Индийском океане, а третий тянется от северного побережья Азии к Канаде (лишившейся Гудзонова залива), и в океане обнаружились большие, совершенно неизвестные острова, и Австралия сплошной полосой суши соединена с Индией, и от знакомого Сварогу Средиземного моря почти ничего и не осталось, на его месте лишь три озерца, и нет Каспийского моря, зато в Центральной Азии голубеет огромное озеро, и очертания материков иные… Но все же это – Земля.

Сварог почти все уже понял, но все же нажал клавишу.

Появилась светло-рубиновая планета с тремя маленькими спутниками, континентами диковинной формы. Женский голос торопится прокомментировать:

– Тетра, третья от Солнца планета, владение Великого Талара, и ее спутники Бадб, Амрун и Брес.

И, наконец, появился уже знакомый Талар.

– Четвертая от Солнца планета – Великий Талар, Земля Ларов, Обитель Небожителей.

Когда возник Юпитер, Сварог выключил экран, не дожидаясь здешнего названия красного гиганта.

Такая вот космогония. Меркурия нет, Нериада вполне может оказаться Венерой, с Землей и так ясно, а Талар и Тетра (про которую еще неизвестно, мужского рода это название, женского иди же среднего) – сплошная загадка. Одна из двух планет – несомненный Марс. Но откуда взялась вторая? Сколько же тысячелетий прошло? Лары ушли за облака пять тысяч лет назад… Судя по очертаниям земных материков, родную планету в прошлом сотрясали нешуточные катаклизмы…

Сварог помотал головой, пытаясь уместить в сознании груду тысячелетий, о которой подозревал, что она огромна. Рассудком он осознавал, насколько далеко от своего времени оказался, но чувства бунтовали – чересчур уж далек оказался путь, он предпочел бы что-нибудь поближе. Разницы, если подумать, никакой, но он чувствовал бы себя уютнее, окажись поближе к родному времени. Слишком далеко. Невероятная чужбина. Очень уж другое все…

Звон гонга проник в библиотеку. Сварог недоуменно поднял голову.

Дверь распахнулась, и Макред возник на пороге в состоянии полной растерянности. На ливрее у него обнаружилась незастегнутая пуговица, он даже запинался:

– М-милорд…

– Опять безголовые домовые?

– Милорд, вас вскоре навестит императрица! Нас только что известили! Вимана уже показалась! Милорд, невиданная честь, за все время существования манора Гэйр коронованные особы посещали его лишь трижды!

– Готовьте, что там полагается, – сказал Сварог, тоже чуточку опешивший.

– Милорд, все готово, дружина построена, императорские штандарты вывешены. Нас известили, что визит ожидается частный, свиты нет, и потому салют производиться не будет – только фанфары…

…Сварог, следуя указаниям Макреда, спустился к подножию лестницы, по обе стороны которой уже стояли гвардейцы в парадных золоченых шлемах и кирасах. Поправил золотую цепь на груди – тоже парадную, настолько усаженную всевозможными драгоценными камнями, что золото едва проглядывало сквозь радужное сияние самоцветов. Впервые в жизни ему предстояло принимать у себя дома коронованную особу, и он немного волновался.

И еще ему было тягостно, беспокойство крепло, становясь едва ли не привычной деталью повседневности, такой же обыденностью, как предупредительно-сановитая физиономия Макреда и каменные кони по обеим сторонам парадного входа.

«Мышка, мышка, – сказала кошка, – пробеги-ка из угла в угол, а я тебе дам кувшин масла…»

Мышка, в отличие от Сварога, по кухне бегать не стала…

Алое пятнышко быстро росло, превратилось в пурпурного цвета виману с золотой крышей, оконными рамами и галереей. Она опустилась на лужайку, золотая дверь распахнулась, проворно выскочили раззолоченные лакеи и почтительно замерли, придерживая створки. Следом за ними появился субъект, до того украшенный золотым шитьем, алыми кружевами и пышными перьями, что способен был вызвать у свежего человека самый непочтительный смех. Сварог, понятно, сдержался, хотя далось это нелегко. В руке этот павлин держал золотой жезл выше собственного роста, заканчивавшийся вырезанной из огромного рубина фигуркой диковинной геральдической птицы. Каковым жезлом торжественно ударил оземь (что не прозвучало должным образом на заросшей мягкой высокой травой лужайке), напыжился и возгласил:

– Ее величество Яна-Алентевита, императрица четырех миров!

Макред, не шевелясь, взглядом подал знак Сварогу. Вступили фанфары. Ослепительно сверкнули мечи дружинников. Сварог двинулся вперед, старательно придерживая парадный меч, зачем-то считая про себя шаги. Он прошел восемнадцать, остановился перед павлином в человеческом облике – тот выполнил своим жезлом несколько сложных церемониальных приемов, отступил назад и влево, отведя жезл так, словно отдавал караул по-ефрейторски.

У Сварога едва не отвисла самым предательским образом челюсть.

Перед ним стояла девчонка в коротком, воздушном алом платье и пурпурном плаще, расшитом золотом, тяжеленном на вид, но двигавшемся за ней, когда она шла, так легко и послушно, словно он был невесомым. Волну великолепных светлых волос, падавших до пояса, перехватывал надо лбом филигранный золотой обруч с четырьмя шариками – белым, голубым, зеленым и красным. В ушах, на шее, на груди, на пальцах красовался добрый килограмм брильянтов. Точеное личико, от лицезрения коего холодело в сердце, было, как пишется в старинных романах, исполнено подлинного величия – Сварог лишь теперь понял, что имели авторы в виду, увидел, как это выглядит в жизни. Огромные синие глазищи смотрели на Сварога лишь самую чуточку благосклоннее, чем на облака и траву под ногами.

И все равно это была почти девчонка – уже можно думать о ней, как о женщине, не рискуя угодить в сексуальные маньяки, но рановато, пожалуй, претворять думы в жизнь. Сварог чуть опустил глаза – ножки в чулках из розового тумана были, надо признать, безукоризненными и, если так позволено думать в сей торжественный момент, весьма приманчивыми, под стать всему остальному. А сама девица, голову можно прозакладывать, капризна и надменна, как сто чертей: трудно ожидать чего-то другого от императрицы такого возраста, владычицы четырех планет. И совершенно непонятно, почему эта холеная очаровательная куколка решила вдруг самолично наведаться в гости к ничем не примечательному графу.

Сварог поклонился, примяв подбородком пышные синие кружева. На сей раз красноречие его решительно подвело, но сказочная принцесса с большим, надо отдать ей должное, тактом поторопилась его выручить:

– Рада вас приветствовать, граф. Я столько слышала о вашем славном замке, но бывать здесь пока не доводилось…

– Прошу вас, ваше величество, – опомнился Сварог.

Она торопливо прошла вдоль строя гвардейцев, словно все эти церемонии успели надоесть ей до смерти. Наверное, так оно и было. Сварог шел следом, отступив на шаг, а за ним бесшумно скользили два сановника в золотом шитье и орденах, словно получили приказ его конвоировать. Макред успел объяснить, чем отличается частный визит от церемониального, но вести юную императрицу все равно предстояло в главный зал запаса, ибо так и следует принимать коронованных особ, если они заглянут на огонек. Самому Сварогу этот зал категорически не нравился – слишком большой, слишком высокий, совершенно идиотское количество доспехов и штандартов, а мебель рассчитана то ли на великанов, то ли на хмельных гуляк – чтобы не доводить их до греха и заставить во время застольных свар рассчитывать лишь на собственные кулаки. Казалось, даже с помощью заклинаний невозможно сдвинуть неподъемные кресла с высоченными спинками.

Похоже, сказочная принцесса была одного с ним мнения – она с тоскливой обреченностью оглядела все это великолепие и решительно присела на табурет в углу – массивный и вычурный, но все же не столь громоздкий. Неожиданно, насквозь знакомым Сварогу по прежним временам движением, положила ногу на ногу («не введи нас во искушение», – ханжески подумал он), взглянула чуточку лукаво:

– Вы можете сесть, граф.

Оба царедворца остались за дверью, и Сварог заметил, что девчонка выглядит теперь не столь надменной. Она сидела, откинувшись на низкую спинку, разглядывала Сварога с жадным любопытством, коего ничуть не пыталась скрывать. Сварог же чувствовал себя крайне неуютно – то ли обезьяной в зоопарке, то ли вызванным к доске нерадивым учеником. Он смутно помнил, что с коронованными особами вроде бы не полагается заговаривать первым, а следует ждать, когда они сами зададут вопрос. Он и ждал.

Должно быть, здесь правила этикета были иными – она вдруг недоуменно подняла пушистые ресницы:

– Почему вы молчите, граф?

– По невежеству, – сказал Сварог. – Я даже не знаю, как к вам следует обращаться.

– На людях – «ваше величество» или «ларисса императрица». С глазу на глаз можно «Яна» и «вы». Достаточно близкие знакомые могут называть меня на «ты», избегая, понятно, любых проявлений фамильярности. Возможно, я и допущу вас в число моих близких знакомых, граф. Есть у меня такие намерения. Точнее, каприз. Когда все твои капризы моментально выполняются, очень трудно не стать капризной. Так что в этом отношении я особа достаточно испорченная, – сообщила она с очаровательной улыбкой.

– А голов вы не рубите? – спросил Сварог.

Она рассмеялась:

– Боитесь?

– Просто хочу знать, что мне может грозить в случае крупной провинности.

– Последнюю благородную голосу у нас отрубили при моем дедушке, более тысячи лет назад. Сейчас могут отправить в ссылку на другую планету, но это случается крайне редко – у нас просвещенная монархия, такая скука… Обычно провинившихся не допускают ко двору, лишают орденов и придворных званий – и, знаете ли, великолепно действует. Но у вас пока нет ни чинов, ни званий, ни орденов, вам бояться нечего. Разве что опасности лишиться моего общества. Серьезная угроза?

– Серьезная, – сказал Сварог.

– Я вас забавляю? – Видя его замешательство, она звонко рассмеялась. – Успокойтесь, я не читаю мыслей. Читать чужие мысли можно, но это превратило бы жизнь в сущий ад для того, кто читает, потому что нет заклятий, способных отгородить человека от потока всех чужих мыслей. Просто ваши мысли легко прочитываются по вашему лицу. Учтите это. И срочно учитесь быть чуточку непроницаемее. – Она приняла самое невинное выражение лица. – Иначе вы для меня моментально отодвинетесь в длинную шеренгу придворных хлыщей, которые мне взглядами все коленки исцарапали…

– Носите платья подлиннее, – расхрабрился Сварог.

– Не могу. Во-первых, у меня великолепные ноги, а во-вторых, такова мода. Давайте оставим эту тему, иначе я, как любое создание нежного пола, буду болтать о нарядах до бесконечности. А вы, как мужчина, не сможете оценить должным образом сей увлекательный разговор. Давайте лучше поговорим о вас. Как вам у нас нравится? Очень непривычно?

Сварог осторожно сказал:

– Меня крайне настойчиво предупреждали, что я отроду был графом, и другие точки зрения чреваты…

– На меня общие правила и запреты не распространяются, – сказала Яна.

– В таком случае… Быть может, вы объясните мне, что же произошло?

– Если я правильно их поняла, они собирались путем какого-то сложного и замысловатого научного опыта вернуть последнего графа Гэйра, неведомо куда пропавшего. А получились у них вы. И с вами творится что-то совершенно непонятное – вы безусловно не он, но в то же время по иным характеристикам и параметрам с ним ассоциируетесь. Вас это, возможно, удивит и обеспокоит, но вы – научный феномен. Вот вам и вся суть. Остальное – пространные и неудобоваримые научные подробности в виде формул, расчетов и жутких фраз, которых ни один нормальный человек не поймет… Я и не пыталась. Вряд ли вы захотите во все это вникать, если только не питаете патологического интереса к науке.

– Не питаю. Конечно, есть некоторые вопросы, на которые ужас как хотелось бы получить ответ.

– Как-то?

– Например, какую роль во всей этой истории играл беспокойный, простите за каламбур, покойник по имени Нохор? И почему вдруг однажды я перестал узнавать свой собственный мир?

– Ах, это… Опять же повторюсь, я не вникала в детали, но в общем и целом, как я поняла, ваше изъятие выглядело следующим образом. Когда они, извините, я повторяю их термин, нащупали вас, думая, что им удалось нащупать графа Гэйра, то выяснилось, что вы находитесь невероятно далеко во времени и никак нельзя выудить вас оттуда в одностороннем порядке, без вашей помощи, без вашего внутреннего согласия и встречного стремления. Им требовалось, чтобы вы страстно захотели расстаться с той вашей жизнью, чтобы таким образом ослабла энергетическая связь между вами и тем временем. Как это сделать? Они не могли воздействовать на вас непосредственно из-за огромности временного расстояния. Вот и подыскали посредника. Как вы там говорите его зовут?

– Звали. Нохор.

– Вот его-то они и обработали, сделали слепым орудием своей воли. И внушили ему задачу – перетянуть вас в его, Нохора, время. Откуда вас уже без всяких сложностей забрали бы к нам. Но вы умудрились переиграть и его, и тех, кто дергал за ниточки. Вы убили этого… Нохора. Так что вариант провалился. И тогда придумали – кстати, особо не надеясь на успех – вариант другой. Если нельзя изменить человека, то это вовсе не означает, будто бы нельзя изменить мир, в котором тот живет. Правда, вносить в миропорядок серьезные изменения чревато, область совсем неизученная, можно доиграться до крупных неприятностей и для своего времени, но затронуть ничего не решающие пустяки, чуть подправить действительность – допустимо. Они подправили, причем сделали так, что изменения стали заметны одному вам. И неожиданно сработало. Вы потеряли слитность с вашим миром, цепь разорвалась, вы стали – перемещаемы…

– М-да, все это как-то чересчур…

– Неожиданно?

– И неожиданно тоже, и во всех прочих отношениях – чересчур. Перебор.

– Привыкнете, граф. Ко всему привыкнете. Когда встал вопрос о вашем будущем, сходство с графом Гэйром сыграло немаловажную роль. Здесь вновь начинаются сложные подробности, на сей раз не научные, а геральдические. Я, с вашего позволения, опущу и их. Будем надеяться, со временем что-нибудь прояснится. Не беспокойтесь, вам это не грозит лишением нынешних прав. Граф Гэйр, похоже, исчез безвозвратно.

– А могу я о нем узнать побольше?

– Увы, не от меня. Я сама его плохо помню, почти не видела. Говорят, он пропадал на земле, вечно затевал какие-то рискованные предприятия. Вот и не вернулся из последнего. Не вздумайте последовать его примеру.

– Ну, я даже не знаю, что здесь считается рискованным предприятием…

– В таких делах мужчины быстро осваиваются. Слышите? Не вздумайте ввязываться в авантюры. У нас и без того хватает неприятностей с любителями приключений…

– А мне казалось, что жизнь здесь размеренная и тихая.

– Здесь, в небе, – безусловно. Однако хватает сорвиголов, не способных свыкнуться с размеренной тихой жизнью. То, что многие гибнут, других не останавливает. Есть иные планеты, варвары внизу… – Она с чисто женской непоследовательностью призналась вдруг: – Каюсь, я сама иногда люблю выкинуть что-нибудь шальное. К сожалению, мне никогда нельзя остаться без присмотра и охраны, стоит мне показаться за пределы обитаемых небес… Но я стараюсь. Мне простительно, потому что все смирились с неким неизбежным этапом, и повсеместно известно, что я взбалмошная, своенравная и капризная.

– А на самом деле?

Яна глянула на него укоризненно:

– Граф! Я, конечно, весьма юная особа, без опыта определенного рода, но уж вам-то следовало бы знать, какое это пустое и бестактное занятие – доискиваться касаемо женщины, какая она на самом деле…

– Как бы там ни было, я вижу, что вы умны…

– То есть – отнюдь не дура? Комплимент принят. Открою вам страшную правду, граф, – я и в самом деле жутко капризна. Что вы хотите, столько поколений предков – самодержцев, а то и вульгарных тиранов…

– И я должен считать себя вашим очередным капризом?

– Ну, не дуйтесь. Вы все-таки не безделушка и не собачка. Считайте, что вы мне очень интересны. Между прочим, это чистая правда. У меня хватает и льстивых интриганов, и влюбленно пялящихся повес… Вы – совсем другой, вы пришли из такого страшного далека… И хотите, чтобы мне было неинтересно? Нет, в самом деле?

Она говорила серьезно, ничуть не ломалась, и Сварог в глубине души соглашался с ее доводами. Императрицам тоже бывает скучно и одиноко, особенно таким вот очаровательным девочкам без опыта определенного рода.

– Итак, я нежданно-негаданно получил шанс попасть в фавориты? – спросил он.

Яна поморщилась:

– Не будьте вульгарным. Фавориты – это из древней истории. Любовники, казнокрады… Любовников у меня пока что нет, а казнокрады у нас немыслимы, потом сами узнаете почему. У меня есть круг друзей, которых я выбираю сама. Считается, что они смогут благотворно влиять на капризную девицу, иные и в самом деле так полагают в невежестве своем… Хотите попасть в этот тесный круг?

– Хочу, – сказал Сварог.

– Основные правила: не опускаться до фамильярности, не лгать, не выпрашивать почестей и наград, не пожирать влюбленными взглядами. Почестями я вас одарю сама – не щедро и не скупо, ровно настолько, чтобы в соответствии с придворным этикетом получили доступ во дворец. Но предупреждаю сразу: если будете ввязываться во все эти старинные глупости с дуэлями – обижусь и рассержусь всерьез. Дуэлянтов изгоняю беспощадно. Ну посудите сами: какой смысл забираться в глухие уголки парка и драться из-за меня на мечах, если я сама не собираюсь давать никаких шансов ни проигравшему, ни победителю? Хорошо еще, вы не читали всех этих старых романов – звон клинков, серенады под окнами, оброненные платки…

– Увы, у нас таких романов тоже было множество, – признался Сварог. – И не скажу, что я ими пренебрегал.

– Час от часу не легче, – вздохнула Яна. – Ну, тем более. Учтите, дуэлей терпеть не могу.

«Просто ты не вошла еще в тот возраст, в каком ужасно нравится, когда из-за тебя дерутся мужики, – подумал Сварог. – Правда, ходят легенды, что есть и зрелые женщины, которым это не доставляет никакого удовольствия, но такие слухи следует проводить по одному ведомству с россказнями о деревьях-людоедах и порядочных премьер-министрах…»

– И еще, – сказала Яна. – Вы хорошо понимаете, что это навсегда, что пути назад нет?

– Кажется, да, – сказал Сварог.

– Отлично. Теперь вы – неотъемлемая частица этого мира. И я сегодня же жду вас во дворце. Сейчас уладим формальности…

Она посмотрела на дверь, и сейчас же появились оба сановника. Величаво выпрямившись, Яна сказала с великолепной небрежностью:

– Я сочла нужным даровать графу Гэйру звание лейтенанта лейб-гвардии и титул камергера. Указы подготовить немедленно. Доступ за Бриллиантовых Пикинеров. И все сопутствующее. Виману к отлету. Проводите меня, граф. И не забудьте – нынче же вечером жду вас во дворце.

Он стоял на лужайке и бессмысленно смотрел вслед быстро уменьшавшейся пурпурной точке на фоне безукоризненно чистой небесной лазури. Ему было грустно – какая-то тупая, апатичная грусть, словно фантомные боли в отрезанной ноге, к отсутствию которой на ее законном месте со временем привыкают, но вот от болей порой не удается отделаться никогда. Летучие замки. Императрицы. Заклинания. Черепа древних королей в паутине и пыли подвалов. Гербы и потомственные домоправительницы. И это – итог? Нет, в самом деле? Зачем же тогда горящие вертолеты рушились на каменистые склоны, две сверхдержавы швыряли миллиарды на ветер, силясь напакостить друг другу во всех уголках света, и прапорщик Вильчур сгорел в бэтээре?

«А-а, в бога душу мать, – подумал он. – Зачем? А потому что все эти тягостные вопросы родились не сегодня и не вчера, а теперь они и вовсе потеряли всякий смысл, канув в забвение вместе с породившим их историческим периодом. И не перешибешь плетью обуха – даже с помощью магии…»

Меони ждала его в холле.

– Ну вот, меня приглашают во дворец, – сказал ей Сварог. – На роль экзотической игрушки, сдается мне. Придется ехать.

Меони взглянула на него так, словно он отправлялся в замок людоеда:

– Лучше бы вам туда не ездить…

– Почему?

– Говорят, там упыри водятся…

– В императорском-то дворце?

– Очень уж он древний.

– Люблю старые дома, – сказал Сварог.

– А еще говорят, что легкость нравов там необыкновенная…

– Ревновать изволите, прелесть моя?

– Конечно, я не имею права…

– Брось, все нормально, – сказал Сварог.

– Боги, ну зачем я такая уродилась? – вздохнула она горестно. – Все обыкновенные, нормальные, принимают мир таким, каков он есть, и никаких драм…

– Вот за это ты мне и нравишься, – сказал Сварог, погладил ее по щеке. – Постараюсь не поддаваться легкости нравов…

Он приобнял ее. И ощутил, как она всем телом, а может быть, и душой подалась ему навстречу. Его рука легла на ее талию.

Сведи их поцелуй, соприкоснись они губами, смешайся их дыхание, и эта ночь стала бы ночью их нежности, на пути к ней тогда не устояла бы ни одна преграда. Но глупые случайности вмешивались и в исторически более важные процессы, чем взаимовлечение двух людей. Они оба вздрогнули от громкого и торжественного возглашения:

– Ял к вылету готов, милорд!

Будто над ухом врубился на полную громкость до того молчавший динамик. Дворецкий стоял в дверях, ожидая приказаний, старательно делая вид, что не смотрит в их сторону.

Глупое вторжение Макреда Двадцать Второго опустило обоих на землю.

«Не будем спешить, – приземленно подумал Сварог, – отложим до вечера, когда я вернусь».

Меони, едва раздался бравый крик дворецкого, отпрянула от графа, и блеск в ее глазах постепенно затухал.

Закрывая дверь, он оглянулся – Меони казалась очень маленькой и печальной на фоне огромного батального полотна, где конники в синих плащах и конники в красных плащах яростно истребляли друг друга неизвестно из-за чего, и какая-то девица в лазурных одеждах, с еще более грустным, чем у Меони, лицом реяла над побоищем – местная валькирия, надо полагать.

…Он летел, и небеса были пустынными, как и полагается небесам. Лишь однажды далеко слева показался крохотный замок, как водится, окруженный парком. Несколько тысяч поместий, даже весьма обширных, были разбросаны над планетой, словно редкие юрты в бескрайней степи, так что в регулировщиках движения нет никакой нужды…

На него накатило озорное желание, и он решил поддаться ему. Ведь он, в конце концов, всамделишный граф, жуир, прожигатель жизни, ему дозволено идти на поводу у своих капризов. Тем более не Бог весть что за каприз. Так, пустячок, мальчишество в сущности, отголосок детских дворовых игр в Чкалова и Покрышкина. Захотелось проверить, что он теперь за летчик после всех этих образовательных процедур, да заодно взглянуть поближе на Землю своими собственными глазами.

Сварог направил ял вниз. Послушная машина нырнула в облака, проскочила этот слой невесомой дымчатости и, вырвавшись из него, явила своему пилоту панораму Талара нижнего. Правда, вид открылся не самый впечатляющий. Во все стороны синева воды, разбавленная только небольшим отрезком береговой желтизны, углядываемой где-то на горизонте. Вот к нему, к берегу континента или острова, Сварог и устремился.

Самое время было, никого не смущая и не пугая, повыделываться в воздушных слоях. И граф Гэйр вверг ял в жуткое, под прямым углом, пикирование. При этом заставив машину вдобавок крутиться вокруг своей оси.

На фоне синевы, приближающейся с головокружительной скоростью, завертелись образы из того, из покинутого, времени.

Вспомнились парки отдыха, качели-карусели и нерекомендуемый сердечникам аттракцион «Сюрприз», где площадку с визжащими людьми всего-то очень быстро раскручивали, слегка при этом наклоняя.

Еще вспомнился падающий на джунгли подбитый вертолет, и они с Вильчуром рядом с креслом пилота – они смотрят на истекающего кровью Юрку, который, уже понимая, что сам не жилец, пытается выровнять машину и избежать сокрушительного удара в деревья и хотя бы аккуратно, плавно упасть, если не сесть по всем правилам.

Сварог без труда вывел ял из пике в двух уардах от воды.

И повел аппарат на предельной скорости над поверхностью океана, иногда касаясь ее машинным брюхом, создавая тучи брызг.

«Ну и проста же наша, ларская, машина в управлении, какая-то летающая пареная репа, честное слово. Любого советского двоечника из школы-интерната за неделю можно обучить всем премудростям. А не попробовать ли что-то совсем непредставимое для техники, которая появится через много тысяч лет? И не надо бояться – я же лар, я почти неуязвим и без пяти минут бессмертен».

Подумано – выполнено. Ял, повинуясь графу Гэйру, чуть наклонился вперед и, легко взрезая толщу воды, стал углубляться в океан. И вот – ял под водой по самый край борта. Его похожесть на лодку теперь полностью оправдывалась. О том, что рыбы и прочие обитатели соленых глубин улепетывают от него во все лопатки, приходилось только догадываться.

К сожалению, ничего, кроме облегающих корпус аппарата и стеной встающих вокруг струй, видно не было.

Побыли капитаном Бладом, героем любимых в детстве книг, и – будя. Так решил граф и выдернул ял из воды.

Он играючи выполнил петлю Нестерова, «бочку» и вертикальный взлет. Когда подлетел к берегу, оказавшемуся островом, вполне вероятно, необитаемым, то понял, что наигрался. Что пора возвращаться к себе, за облака, и ложиться на прежний курс. Так он и поступил.

Интересно, видят ли его с земли? Ял шел на большой скорости, но сопротивления воздуха не было, в точности как на галерее виманы, дым от сигареты Сварога безмятежно клубился, словно на земле в безветренный день… Черт, это еще что такое?

Левее, гораздо ниже, почти параллельным курсом шел небольшой черный коврик, на котором восседал человек в темно-коричневом одеянии.

Еще один звездочет куда-то шествует по старинке. Только одет скромно – должно быть, в повседневную форму, синяя хламида с золотым шитьем у них – парадно-выходная…

Коврик-самолетик значительно уступал в скорости и вот-вот должен был остаться за кормой, но Сварога охватило озорное желание пообщаться со случайным попутчиком. Он сбросил скорость и стал снижаться, однако произошло что-то странное: заметив его, человек в коричневом встрепенулся, быстро зашевелил пальцами, коврик камнем упал вниз и мгновенно затерялся в редких облаках. Сварог недоуменно пожал плечами. Должно быть, некие сложности здешнего этикета…

Он махнул рукой и тут же забыл об этом – внизу показалась резиденция юной императрицы. Зрелище было впечатляющее. Над облаками парила крохотная страна – огромные парки, заключенные в рукотворную сеть аллей и дорожек, диковинные цветки десятков фонтанов, поросшие лесом холмы, зеленые поля, скалы с водопадами и гротами, изумрудные лужайки, широкие каменные лестницы, спускавшиеся уступами к тихим речкам и заводям, десятки красивых домиков, разбросанных в дубравах. Над окружающим великолепием господствовал замок – огромный, без четких очертаний лабиринт зданий самой разной высоты (и, похоже, самых разных архитектурных стилей), внутренних дворов, крытых галерей и открытых лестниц, квадратных и круглых башен с остроконечными, плоскими, зубчатыми крышами, куполов, шпилей, затейливых флюгеров, темно-алой и темно-серой черепичной кровли, золотых крыш, алых крыш, даже зеркальных. Сотни окон отражали лучи заходящего солнца. Вся эта пышность выглядела чуточку варварской, но красивой, и другого дома у Сварога отныне не имелось.

Он вздохнул и пошел на посадку.

Глава шестая. Развлечения и открытия

Фейерверк рассыпался в ночи мириадами разноцветных огней – одни тут же гасли, взрываясь снопами молниеносных искр, другие медленно чертили сложные кривые, вспыхивали загадочными фигурами, превращались в призрачные парусники, разноцветных чешуйчатых драконов, сложнейшие орнаменты. На кронах деревьев внизу играли тени, ежесекундно менявшие направление и цвет. Сварог смотрел, не в силах оторваться. На широких перилах галереи рядом с его локтем стоял высокий бокал – он моментально наполнялся вином, сам собой, стоило его осушить. В ярко освещенном зале за его спиной играла музыка; аллеи внизу, насколько хватало взгляда, светились рядами разноцветных лампочек, свободно плававших в воздухе над дорожками, лужайками, лестницами и прудами, скопищем светлячков отражавшихся в темной воде.

Он был спокоен и безмятежен. Он никуда не спешил, никому ничего не был должен, свободен от каких бы то ни было обязанностей и дел. Такого с ним давненько не случалось, и оставалось лишь с полным на то правом тихо блаженствовать. И, честно говоря, чтобы достойно завершить вечер, оставалось снять сговорчивую ляльку, с чем не было никаких проблем. Вполне естественный ход мыслей, свойственный и десантному майору, и придворному графу…

Прелестниц здесь хватало. А прочно устоявшейся моды, похоже, не имелось. Сварог видел красоток в невероятно пышных, громоздких и затейливых нарядах, которые непонятно как и снимать. Видел красоток в отчаянно коротких и открытых платьях. Мужчины тоже блистали разнообразием фасонов. Многие из костюмов, он уже понял, были маскарадными нарядами минувших эпох – но не знал которые, все были для него одинаково экзотичными. Зато стиль галантного обхождения ничем особенным не отличался, и не было нужды переучиваться заново – несколько раз быстроглазые красавицы делали Сварогу вполне недвусмысленные намеки, но он не спешил в здешние будуары, хотел набраться впечатлений елико возможно больше.

Он допил вино, полюбовался, как искрящаяся пузырьками зеленоватая влага, возникая из ниоткуда, наполняет бокал, поднимаясь к сине-красному ободку на кромке, выполненному тончайшей, как крылья бабочки, мозаикой. Поставил бокал на перила, взглянул вверх.

Юпитер висел в ночном небе, огромный, ало-полосатый. Казалось, до него можно дотронуться, Сварога так и подмывало протянуть руку, но он боялся, что кто-нибудь заметит. По обе стороны алого гиганта выстроился десяток спутников – желтых, белых и зеленых, и самый маленький был размером с привычную Сварогу луну на земном небе.

Над темными кронами вспыхнули исполинские снежинки, переливаясь зеленым, фиолетовым, золотым.

– Интересно, внизу сейчас что-то из всего этого видно? – спросил Сварог соседа.

Сосед, мужчина средних лет с длинным меланхоличным лицом, уже довольно долго стоял на галерее поодаль от Сварога, не навязываясь в собеседники и не пытаясь обратить на себя внимание, – просто убивал время на свой лад, задумчиво глядя вниз. Возможно, это был чиновник королевской канцелярии, отдыхавший от дел. Возможно, поэт, рождавший очередной шедевр. Сварог пожил достаточно, чтобы убедиться: хороший поэт – это не обязательно бледный юнец с горящим взором и буйными кудрями, а хороший полковник – вовсе не обязательно двухметровый верзила с физиономией дебила.

– Снизу все прекрасно видно, – сказал сосед, ничуть не удивившись, столь непринужденно, словно охотно поддерживал давно начавшийся разговор. – Если небо безоблачное, зрелище получится впечатляющее. К сожалению.

– Почему – к сожалению?

– Все было бы гораздо проще, окажись там, внизу, полные дикари, считавшие бы нас богами. К сожалению, они цивилизованы настолько, что не верят в нашу божественную природу и умеют завидовать. А зависть, о которой известно, что утолить ее ни за что не удастся, – чрезвычайно опасное чувство. Зависть разжигает изобретательность. Тот, кто не опасен сегодня, может стать опасным через век, через тысячелетие… Вы еще многого не усвоили, граф Гэйр.

– Вы меня знаете?

– Кто другой будет задавать вопросы, моментально изобличая себя, как новичка? Вам следовало бы держаться осмотрительнее. – Он улыбнулся уголком рта. – Я вовсе за вами не слежу. Когда вы сюда вышли, я уже здесь стоял, не обратили внимания? Позвольте представиться: лорд Гаудин, герцог Фергал, надворный советник. Заведую департаментом одной из канцелярий.

– И чем занимаетесь?

– Как и любая бюрократическая контора, сохранением равновесия. Все государственные учреждения, сколько их ни есть и чем бы они ни ведали, стоят на страже равновесия. Ну а детали вас, человека непривычного, утомят, да и к чему они молодому придворному кавалеру, имеющему доступ за Бриллиантовых Пикинеров? Кстати, вы не подумывали о службе?

– Признаться, как-то не думал. Не успел освоиться…

– Резонно. Однако рано или поздно вам надоест вся эта суета. – Он вяло повел рукой. – Конечно, многие, точнее будет сказать, подавляющее большинство, так и проводят жизнь в веселых забавах, но у вас не может быть привычки к праздности, воспитанной с детства. Вы не родились ларом, а это делает вас другим…

– Я берусь только за то, о чем знаю все наперед, – сказал Сварог.

Вся его сознательная жизнь в том и заключалась, что его швыряли в бой, задурманив мозги высокой болтовней, ничего общего не имевшей с реальным положением дел. И он решил, что с него хватит. Если уж предоставляется выбор.

– О, я и не собираюсь втягивать вас во что-то без вашего ведома.

– Я не имел в виду…

– Имели, – мягко сказал Гаудин. – Конечно же имели. Любой здравомыслящий человек на вашем месте опасался бы, что его во что-то втянут. Вам и надлежит быть осторожным.

– Мне что-нибудь грозит?

– Не знаю. Но очень хотел бы узнать. – Гаудин задумчиво поиграл висевшей на груди черной полумаской. – Причем узнать до того, как вы угодите в неприятности.

– Как называется ваш департамент? – спросил вдруг Сварог.

– Скучно, – сказал Гаудин. – Исследовательский департамент канцелярии земных дел. Восьмой департамент.

– Ну да, – кивнул Сварог. – Я, как вы изволили подметить, в здешних делах неопытен, но там, откуда я пришел, за такими скучными и безобидными названиями обычно и пряталось…

– Это лишний раз доказывает, что бюрократия ужасно консервативна и иные традиции вечны, как небеса…

– Значит, я угадал.

– Угадали. Если хотите, считайте мою скучную контору тайной полицией. Если и ошибетесь, не во многом. Или вас отпугивает название и вы предпочитаете более благородное?

– Нет уж, хватит, – сказал Сварог. – Не гожусь.

– Даже не узнав, о чем идет речь?

– Боюсь, везде одинаково. За вход берут золотой, а за выход – десять. Интересно, при отказе у вас принято мягонько пугать?

– Помилуйте, – широко улыбнулся Гаудин. – Ну разве я осмелюсь пугать придворного, к которому проявляет интерес императрица? Кроме того, принуждение страхом – негодный метод. Мы же маги, не забывайте. Здесь любые попытки давления обернулись бы нескончаемым поединком, незримым и безмолвным… Да вы сами ко мне придете. Слишком много загадочного в обстоятельствах вашего появления, чтобы не последовало продолжения… Я могу просто-напросто откланяться и уйти. Вас это устроит?

– Нет…

– Вот видите. Логика событий заставляет вас искать друзей, способных многое объяснить и от многого защитить. К сожалению, последний граф Гэйр придерживался других взглядов. Он любил действовать в одиночку. Все делал один…

– Что именно?

Гаудин тихо, серьезно сказал:

– Граф Гэйр вбил себе в голову, что способен в одиночку бороться с дьяволом.

Сварог ошеломленно воззрился на него:

– Вы что, хотите сказать, что в самом деле…

Гаудин, в свою очередь, уставился на него столь же удивленно:

– А в ваше время сомневались в существовании дьявола?!

– Только этого мне не хватало, – сказал Сварог. – Черт…

– Не к ночи, любезный граф, не к ночи, – мягко сказал Гаудин. – Учитесь следить за словами. Конечно, мы в замке Келл Инир, великолепно защищенном, и все же не стоит к ночи… Дьявол не всемогущ, но это весьма достойный противник, к которому следует относиться чрезвычайно серьезно. Наши далекие предки в свое время проявили изрядное легкомыслие, и за это до сих пор приходится расплачиваться. Боюсь, у графа Гэйра хватило времени, чтобы осознать эту истину и о многом пожалеть. Ну нельзя же заниматься такими вещами в одиночку…

– Так, – сказал Сварог. – Мне, дураку, следовало бы сразу подумать – где заклинания, там и…

– Вот именно. У всего в этом мире есть свой хозяин. В том числе и у тех заклинаний, что служат злу… Ну как, вы все еще считаете, что со мной не следует водить компанию?

– Нет, – сказал Сварог. – Теперь я так не считаю. Если только вы не врете, конечно…

– Зачем мне вам врать, если вы в самом скором времени можете проверить любые мои слова? Подождите, обживетесь немного, и поговорим более серьезно… Нет, правда, у вас не верили в существование дьявола?

– Кто как, – сказал Сварог. – У нас затуманивали мозги всякими красивыми словечками, отрицая существование за ними какой-то конкретной фигуры с собственной волей и побуждениями…

– Еще одно доказательство того, что образ мышления с веками не меняется. Как и человеческая глупость. Дьявол – это не просто зло, это творец зла. И при увеличении зла в мире следует не только воевать с частностями, но и искать корень зла. Одна из коварнейших штучек дьявола – убедить, будто его вовсе и не существует.

– Признаться, вы меня ошарашили, – сказал Сварог.

– А вы с самого начала были настроены невероятно благостно?

– Ну, не совсем… – Он кое-что припомнил. – Вы хотите сказать, что в моем случае не обошлось без…

– Я ничего пока не знаю. И нахожусь в том милом состоянии, когда подозревать хочется всех и вся.

– Но магия…

– Не считайте ее универсальной отмычкой, – сказал Гаудин. – Прежде всего потому, что нам противостоят силы ничуть не слабее наших, а в чем-то, надо признать, даже сильнее… Нам следовало бы о многом поговорить долго и подробно, лорд Сварог. Но время неподходящее. Не смею вас больше задерживать. Веселитесь. Вот только… – Его голос звучал совершенно спокойно, даже небрежно, но улыбка показалась Сварогу волчьим оскалом. – Поосторожнее с Яной.

– Что вы имеете… – начал Сварог недобро.

– Право же, ничего конкретного. Просто хочу, чтобы вы помнили: она обладает большой магической силой, способной проявиться в самом ближайшем будущем, но сейчас в ней много от обыкновенной девчонки с ветром в голове. Ну, не смотрите на меня зверем. Должность такая: просчитывать все возможные сложности и в связи с этим регулярно навлекать на себя недовольство окружающих…

Сварог поймал себя на том, что этот человек ужасно его раздражает и злит, но чем-то определенно нравится. Еще и потому, что занимается серьезным делом посреди беззаботного веселья. Глядя вслед удалявшейся сухопарой фигуре, Сварог покачал головой: он верил и в Бога, и в черта, но когда тебе столь скучно и буднично сообщают, что дьявол – не абстрактный обитатель таинственной, далекой бездны, а существо, находящееся где-то рядом и склонное то и дело вмешиваться в окружающую тебя жизнь… Честное слово, это многое меняет.

Он вернулся в зал. Зал был исполинских размеров, в нем преспокойно могла бы вести воздушный бой парочка истребителей, не чувствуя себя особенно стесненно. В глазах рябило от сотен разноцветных костюмов, причем гости вели себя так, словно обычной силы тяготения здесь не существовало – танцующие пары там и сям порхали в воздухе, как яркие мотыльки, другие прогуливались словно бы по невидимым лестницам, не глядя под ноги – и не падая. В одном углу кружился в быстром танце хоровод пестрых фигурок, в другом танцевали попарно под медленную томную мелодию, в третьем пары под бравурные такты летели вперед змейкой, выписывая зигзаги, рассыпаясь и смыкаясь. И у каждой группы была своя музыка, словно ее сопровождал неотступно невидимый оркестр, окруженный незримым барьером, чтобы его игра не мешала другим. Меж танцующими, ухитряясь не задевать их и не нарушить сложных фигур, расхаживали парами и кучками заоблачные жители, хозяева летающих замков, – чинно беседовали, флиртовали, смеялись.

Сварог никак не мог найти себе места в этом многолюдном чужом веселье.

Он был без маски, но лишь раз или два перехватил заинтригованно-любопытные взгляды. Большинство гостей не обращали на него внимания – ларов всего несколько тысяч, но вряд ли все знают всех, молодежь взрослеет и выходит в свет, появляются порой на людях затворники, мизантропы и домоседы, семьи тех, с кого снята немилость… Тем, кто живет более семисот лет, свойственна некоторая рассеянность (он поначалу изумился, узнав, сколько предстоит жить ему самому, но потом свыкся).

Что дальше? Ничего этого он танцевать не умел – подсобных заклинаний на сей счет почему-то не отыскалось. Можно бы поиграть в карты или какие-то сложные настольные игры со стариками, удобно расположившимися на внутренних галереях, но он не знал и здешних игр. Оставалось подпирать стенку да время от времени выходить под ночное небо полюбоваться Юпитером. А когда надоест, искать женского общества. Беглые наблюдения за здешними холеными красотками с деланно наивными глазами и их кавалерами быстро убедили его, что легкость нравов не уступает версальской. До бесстыдной непринужденности, прилежно запечатленной древнеримскими историками, было, конечно, далеко, но это означало лишь, что внешние приличия строго соблюдались, и только.

Сварог чувствовал легкие угрызения совести при воспоминании о грустных глазах провожавшей его Меони, но извечное мужское легкомыслие быстро взяло верх. В конце-то концов, если строго разобраться, Меони ему не жена и даже пока что не любовница, а то, чего она не знает, ей не повредит. И он решил для себя проблему так, как решали ее бесчисленные поколения мужчин во все эпохи.

Обретя ясную и конкретную цель, он воспрянул духом, даже приосанился, и походка приобрела охотничью упругость.

– Граф Гэйр!

Сварог обернулся, на всякий случай вежливо раскланялся, выставив вперед правую ногу, согнув колено и прижав руку к сердцу. Ему приветливо улыбалась из-за карточного стола незнакомая старуха, в длинном, вопреки моде, платье, невероятно дряхлая на вид, но державшаяся удивительно живо.

– Граф Гэйр, рада вас видеть! Здесь про вас рассказывали всякие небылицы – будто бы вы отправились в Море Мрака ловить то ли Великого Кракена, то ли самого дьявола, будто бы вас там превратили в водяного или во что-то похуже… А вы в полном здравии, я рада!

– Эти слухи… – сказал Сварог небрежно, словно заправский светский лев. Он нетерпеливо переступил с ноги на ногу – пару минут назад с удовольствием остановился бы побеседовать, но теперь его влекло шуршанье платьев и звонкий смех поодаль. К тому же старушка могла и разобраться, что беседует не с тем…

– Не спешите, не спешите, – укорила зоркая старуха, подметив его нетерпение. – Успеете еще потискать этих… – И она выразилась о ближайших красавицах с вольной непринужденностью старого драгуна. Решительно смешала в кучу лежавшие перед ней диковинные восьмиугольные карты, фишки, золотые монеты, повернулась к соседу, столь же ветхому старичку: – Вы знаете, барон, бабушкой этого шалопая могла оказаться я, если бы на достопамятном балу в Аркетане…

Судя по безнадежно-унылому лицу барона, историю эту он слышал столько раз, что давно выучил наизусть.

– Ну вот, барон пригорюнился, – сказала старушка. – Нет бы сказать прямо, что память меня вновь подводит и я в сотый раз вспоминаю одно и то же… Как будто у вас самого память лучше. Граф Гэйр, а ну-ка, куда это вы?! Нет, вы уж оставайтесь с нами и поговорите после столь долгого отсутствия со скорбной памятью герцогиней Рудар, вашим искренним другом и доброжелателем, если не забыли, с вашей несостоявшейся бабушкой… Вы и в самом деле плавали в Море Мрака ловить Великого Кракена? Мой дедушка тоже ловил Великого Кракена, а чем все кончилось? Неужели я вам не рассказывала, как он сгинул неизвестно где? (Сварог машинально мотнул головой.) В самом деле, не рассказывала?! Ну-ка, присаживайтесь! Только сначала вы мне расскажете, где странствовали и что вытворяли!

Спасения не было. Сварог приготовился неуклюже врать с последующим неизбежным разоблачением. Обреченно вздохнул и шагнул к свободному стулу – к великой радости вмиг повеселевшего барона.

Какая-то маска налетела на него, обдав нежным ароматом незнакомых духов, схватила за руку и потащила прочь, через плечо крикнув старушке:

– Извините, герцогиня, похищаю! Нравы у нас, нынешней молодежи, самые ужасные!

Сварог послал герцогине обаятельную улыбку вкупе с пожатием плечами, лицемерно притворяясь, будто ужасно огорчен разлукой. И поспешил вслед за синей маской – по лестнице вниз в аллею, в какие-то закоулки аккуратно подстриженных кустов, белых статуй на черных постаментах и звонких фонтанчиков. Маска остановилась, мимоходом шлепнула по лбу зеленую малахитовую лягушку на круглом постаменте, повернулась к Сварогу лицом:

– Ну как, ловко я вас похитила?

– Весьма изящно было проделано, – поклонился Сварог, откровенно разглядывая ее.

На ней была воздушная белая блузка с глубокими вырезами спереди и сзади, открывавшая круглые плечи и прочее, достойное внимания. Красная юбка вверху тесно облегала, а внизу свободно ниспадала – недолго ниспадала, впрочем, открывая стройные ножки на значительном протяжении. Роскошная золотистая коса переброшена через плечо на грудь, в косу вплетены золотые монеты, и на шее ожерелье из таких же монет. Незнакомка заложила руки за спину, прислонилась к постаменту и столь же откровенно разглядывала Сварога.

– Интересно, что это за костюм? – спросил он для разминки.

– Крестьянки в Пограничье так носят. Только материал другой. Мне идет?

– У меня такое впечатление, что вам идет все.

– Тебе.

– Что тебе идет все, – охотно поправился Сварог.

– Итак, граф Гэйр, расскажите, как вы плавали ловить Великого Кракена… – Она звонко расхохоталась. – Да нет, я шучу. Не собираюсь слушать ни о каких плаваниях.

– Сними маску.

– Ничего подобного. Так гораздо интереснее. Если бы ты подольше посидел с герцогиней, она непременно рассказала бы тебе историю, как лорд Ратег где-то в этих самых аллеях очаровал прекрасную незнакомку в маске и шелковистая трава стала свидетельницей страстных объятий… – Маска фыркнула. – А потом оказалось, что это его собственная жена. И она долго сетовала, что супруг ни прежде, ни после не приводил ее в такое восхищение… Между прочим, история невымышленная.

– Охотно верю, – сказал Сварог, протягивая руки.

– А где же поэзия? – Маска ловко увернулась, крутнувшись на каблучках, и коса улетела за спину. – Шепни мне сначала что-нибудь возвышенное, чурбан. Скажи, что сразу заметил меня, выделил из толпы и понял, что я прелестнее всех, даже надутой куклы Яны, долго следовал за мной украдкой, не решаясь приблизиться… – Она была не то чтобы в подпитии, но вряд ли себя ограничивала. – Ну?

– Твои губки словно кораллы… – сказал Сварог.

Она ничуть не удивилась – значит, в этом мире знали, что такое кораллы. Закинула голову, откровенно забавляясь:

– Неплохо. Продолжай. Зубки, разумеется, как жемчуга. Ладно, не стоит тебя мучить, раз натура ты не поэтическая… – Она гибким движением подалась к Сварогу. – Обними меня за талию, прозаическая натура, только нежно.

– Так?

– Ну, примерно. Стоп, тебе известны границы талии? – Она передвинула ладонь Сварога повыше, положила голову ему на плечо. – Теперь удалимся в глубь таинственных аллей. Границы талии, я сказала… – Она передвинула ладонь Сварога пониже.

Сварог, держа ладонь в установленных границах, полуобняв девушку, медленно шагал в глубь аллей, где, честно говоря, не было ничего таинственного – слишком много разноцветных звездопадов фейерверка над головой, слишком близко от нависавшей над парком блистающей громады дворца, который ничуточки не удалился, словно они стояли на месте. Маска постукивала каблучками, стараясь идти в ногу со спутником, молчала. Сварогу почудилась в ней некая скованность. Над головой лопались разноцветные огни. Аллея отлого спускалась к озеру, но маска вдруг остановилась, потянула Сварога в тень огромного дуба. Он следом за ней присел на траву, оказавшуюся уютно-теплой, вовсе не прохладно-сырой, как следовало бы в ночную пору. Маска щелкнула пальцами, и в руках у обоих возникли высокие бокалы.

– Кто ты? – спросил Сварог.

– Фрейлина ее величества. Графиня. Об имени умолчу – муж ужасно ревнив… А ты – граф. Неужели тот самый Гэйр?

– Гэйр, только не тот самый.

– Ну да, старушка вечно путает… – Незнакомка подняла обнаженные руки, сняла маску и отбросила в траву. – Вот это я. Нравлюсь?

– Еще бы, – сказал Сварог. Она и в самом деле была чертовски красива.

– Я красивее императрицы? Если дерзнуть и сравнить?

– Каждая женщина – единственная и неповторимая, – осторожно сказал Сварог. – Зачем сравнивать?

– Молодец. Изящно выкрутился.

– Я серьезно…

– Я тоже. – Она ослепительно улыбнулась. – Ты и в самом деле изящно увернулся от прямого ответа. – В ее глазах отражались огни фейерверка, и Сварогу вновь показалось, что она не знает, как себя теперь вести. – Мой рыцарь, займите же чем-нибудь даму!

Сварог рассказал ей парочку анекдотов – сначала нейтрально-приличных, потом перешел к более фривольным, принятым, в общем, благосклонно. Красавица полулежала, опираясь на локоть, смотрела сверху вниз ему в лицо и смеялась. Сварог замолчал, осторожно взял ее за руку, и тонкие пальчики в его руке дрогнули.

– Ты что, боишься? – спросил Сварог.

– Я?!

Но прозвучало это чуть фальшиво. Со стороны замка доносилась тихая, печальная музыка. Незнакомка мягко высвободилась, закинув руки за голову, тихо пропела, глядя в небо:

Зачем, о рыцарь, бродишь ты,

Печален, бледен, одинок?

Поник тростник, не слышно птиц,

И поздний лист поблек.

Э лон аллэ, э лон аллэ,

И поздний лист поблек.

Я встретил деву на лугу…

И замолчала, посмотрев на Сварога чуть беспомощно. Бог его знает, как следовало все это расценить. Сварог, не глядя, отшвырнул бесшумно канувший в траву бокал, склонился над ней. Тонкие руки сомкнулись у него на шее. Глупо было думать, будто она не понимает, чего хочет, и Сварог, как привык, прошелся губами по нежной шее, по щеке, дыша ее запахом, припал к губам. Тонкая ткань легко сминалась под ладонями, но, несмотря на шумевшее в голове вино и стучавшую в висках кровь, Сварогу становилось не по себе, чем дальше, тем больше. Под его губами неумело шевелились плотно сжатые губы, ее пальцы ужасно неуклюже ерошили ему волосы, и после особенно смелого движения его ладоней незнакомка дернулась в непритворном испуге, уперлась ладонями ему в грудь. Тут и дурак понял бы. Сварог отпустил ее, сел и сказал не без раздражения:

– Слушай, девочка, мама тебе никогда не говорила, что маленьким девочкам не стоит ходить с мужчинами ночью в лес? Ночью в лесу мужчины, знаешь ли, предприимчивые…

– Значит, ты меня узнал?

– Глупости. Я тебя впервые вижу.

– Но…

– Киса, я не великий мудрец, но в силах отличить неопытную девочку от…

– Ну ладно, я сама виновата. Я тебя разочаровала, да? Ты отчего-то вдруг погрустнел…

– Как-то не приходилось совращать малолетних, – сказал Сварог. – Даже если они строят из себя опытных шлюшек.

– Обижусь!

– А мне, по-твоему, на такие спектакли обижаться не следует? Совсем?

Она шевельнула пальцами. Сварог едва удержался от смачной, но совершенно неуместной и непозволительной в присутствии коронованных особ фразы.

Перед ним сидела юная императрица, поглядывала чуть виновато, но не особенно уж смущенно.

– Я восхищен, ваше величество, оказанной мне честью. Вы…

– Мы, кажется, перешли на «ты»?

– Вот как? – сказал Сварог. – Хорошо, можешь отнять у меня все титулы, звания и доступ за бирюзовых лакеев, но сказал бы я тебе…

– Догадываюсь.

– Вот и прекрасно. У вас розги не в ходу?

Она гневно сверкнула глазами, и Сварог чуточку сбавил обороты – все-таки это была императрица. Аж четырех планет.

– Что тебя больше всего раздражает – то, что стал жертвой розыгрыша, или то, что дело сорвалось?

– В присутствии вашего величества хотелось бы воздержаться от вульгарностей…

– А мне интересно.

– Ну, маскарад… – покачал головой Сварог. – Ведь рисковала…

– Я? – искренне удивилась Яна, и Сварог вдруг почувствовал, что его руки словно схвачены намертво невидимыми тисками. И тут же это прошло. – Понял? Риска не было…

– И часто ты так забавляешься?

– Не очень. – Она тихо засмеялась. – Правда, редко. Потому что другие, в отличие от тебя, могут легко распознать подмену… Ну не сердись. Все вокруг влюбляются, крутят романы, уединяются в аллеях…

– И тебе тоже хочется.

– Что же я, монстр? Или урод?

– Не спеши, – сказал Сварог крайне миролюбиво.

– Да, а все вокруг?

Сварог благоразумно промолчал. Сейчас это опять была невероятно капризная девчонка, понятия не имевшая о процедуре под названием «ставить в угол», не говоря уж о добротно просоленных розгах.

– Когда ты понял неладное?

– Как только сообразил, что ты абсолютно не умеешь целоваться. Заклинания в таких случаях не помогают?

– Ничуть. За мной так надзирали… Знаешь, что мне понравилось? Как изящно ты увильнул, когда я саму себя обозвала надутой куклой? Другие, как правило, уверяли, что совершенно со мной согласны. Великолепное средство сбивать спесь с иных самоуверенных хлыщей… – Она опустила глаза. – Послушай, я все-таки не маленькая. И все понимаю. Если ты горишь нетерпением удачно завершить веселую ночь, иди, я не обижусь.

Сварог упал в траву и искренне расхохотался, чувствуя, как уходят напряжение и тоска.

– Что тут смешного?

– Хочешь чистую правду? – Сварог приподнялся. – Кажется, я буду ждать с большим нетерпением, когда ты немного подрастешь…

– Этого многие ждут, граф, питая вздорные надежды… – лукаво посмотрела Яна. – Вот только никто из них не хранит целомудрие, ожидая… Но я уже успела понять, что мужчин не переделаешь. Пойдем? – Она гибко поднялась и подала ему руку. – Между прочим, я не особенно и виновата. Это у меня фамильное. Мой дедушка любил развлекаться именно так. В решающий момент разнеженный кавалер обнаруживал у себя в объятиях сурового императора… Если уж мы заговорили о моем дедушке и его проказах, то тебе не помешает узнать, что приведенный образец дедушкиных розыгрышей – не самый вопиющий и бесчеловечный из его наборчика. Это еще развлечение из группы милых и невинных. Особо доставалось от доброго моего дедушки тем, кто имел неосторожность чем-либо прогневать его. А знаешь, граф, мне то и дело говорят, что я характером удивительно похожа на него…

– Я, кажется, начинаю понимать, на что мне хитро намекают… И буду очень-очень послушным.

– И правильно. Призрак моего дедушки точно бродит где-то рядом, мне хочется рассказать тебе еще одну историю из его наследия. Может быть, от того, что мне хочется, чтобы ты слушался меня, а? Учти, дедушка, именно дедушка, с разочаровавшими его любил поступать так. Скажем, провинились граф А и барон Б. Дедушка в образе графа является к барону и заводит с ним ссору, доводя дело до вызова на дуэль. Назначается день и час. Затем дедушка под видом барона идет к графу и затевает ссору уже с ним. Разумеется, день и час назначаются те же. И вот жертвы дедушкиного коварства приходят на какую-нибудь поляну с видом на развалины. Дедушка любил, укрывшись неподалеку, наблюдать за развязкой им же срежиссированной драмы. Развязка не всегда оказывалась кровавой. Иногда стороны мирились и удалялись в ближайший кабачок праздновать примирение. Повезло, говорил тогда дедушка и прощал обоим их прежние провинности… Вот такие мы, самодержцы.

«И не только самодержцы, – откликнулся в уме Сварог, – я знавал прапоров, которые развлекались позлонамереннее и поизощреннее».

– Ой, ты не поверишь, – похоже, Яна вспомнила еще одну забавную историю, – дедушка подговаривал своего первого советника организовывать заговоры против него. Да-да! Советник создавал тайные общества из недовольных, а потом являлся со списками недовольных к дедушке…

– Рассказанному верю, очень похоже на правду. А где у вас Колыма? В какой стороне Магадан?

– Что?

– У вас или рубят головы, или милуют? Или есть промежуточные наказания – каторга, тюрьма, лагеря?

– Тюрьма есть. Воздушная. – Хорошенькое личико Яны нахмурилось. – Но это, по-моему, не слишком подходящая тема для ночной беседы дамы и кавалера. Или ты все-таки боишься, как бы чего из моего невинного розыгрыша не вышло для тебя боком?

Сварога передернуло.

– Боже ты мой, – сказал Сварог. – Развлечения… Так импотентом можно стать.

– И становились порой. Хорошо, заклятья выручали… Кстати о заклятьях. Хочешь, полетим к колдунье? Самая настоящая, ее отыскали где-то на Земле и поселили здесь. Судьбу она предсказывает, тени мертвых вызывает… Или боишься?

– Летим, – согласился Сварог, решив, что вечер все равно пропал.

Яна остановилась, подняла глаза к небу. Не прошло и минуты, как над лужайкой возникло невиданное еще Сварогом диво – летучий корабль старинного облика. Крутые бока, золоченая фигура русалки под бушпритом, черные рыла пушек в распахнутых портах, высокая корма, паруса полупрозрачные, призрачные, словно сотканы из мерцающего тумана.

С борта им сбросили трап – веревочный, с широкими деревянными ступеньками и перильцами.

На корме у штурвала стоял человек в высокой шляпе, но Сварог подозревал, что штурвал служит исключительно для завершенности колорита. Они остановились у борта. Корабль взмыл ввысь, потом стал опускаться, огни дворца и буйство фейерверка остались далеко вверху. Внизу простиралась темная земля, кое-где светились тусклые, зыбкие огни, а однажды показались крохотные язычки пожара.

Яна быстро проговорила, глянув снизу вверх и тут же отвернувшись:

– Не нужно думать, что ты вместо игрушки. Я не играю людьми.

Сварог осторожно обнял ее за плечи и коснулся губами щеки. Она не противилась. Сварог не находил в себе и капли отцовских чувств, все, его мысли были прямо противоположными. «Не заводись, сказал он себе, просто тебя очень давно не гладили по головке, давно тебе не попадались хорошие чистые девочки – если они вообще были когда-нибудь в твоей жизни. Твоя жизнь старательно делала тебя сволочью все эти годы, слишком мало от тебя зависело, а грязи было слишком много…»

Корабль шел над довольно большим скопищем мерцающих огоньков. Сварог присмотрелся – угадывались цепочки тусклых фонарей, улицы, дома с высокими островерхими крышами.

– Они нас видят? – спросил он.

– Если кому-то именно сейчас вздумалось смотреть на небо, – сказала Яна. – Это Сноль, столица Снольдера. Вон там – королевский дворец. Видишь?

Сварог различил темные здания, окруженные парком и тонкими сторожевыми башнями.

– Не попугать ли нам ночную стражу? – Яна оглянулась через плечо на человека у штурвала. – Нет, снова наябедничает канцлеру, будут унылые поучения о традициях и императорском достоинстве… А заставить его все забыть – тут где-то спрятана штучка, которая все запоминает, в Магистериуме постарались, умельцы…

– Слушай, в чем, собственно, разница между Магистериумом и Мистериором?

– Когда-то постижение магии опиралось лишь на разум человека. Это изначальное мастерство и собрано в Мистериоре. А Магистериум постигает тайны мироздания и магии с помощью техники.

– А мне-то казалось, что магия и техника – вещи несовместимые.

– Старики в Мистериоре и по сей час так считают, – рассмеялась Яна. – Отсюда и происходит заклятая дружба…

– А кто прав?

– И те, и другие. То, чем я владею, как раз изначальное, наследство предков. Но наши летающие поместья, виманы, этот корабль – дело рук Магистериума. Ты чувствуешь тягу к ученым занятиям?

– Не знаю пока, – сказал Сварог. – Не осмотрелся…

Летучий лесок, на опушке которого приземлился корабль, отчего-то показался ему ужасно знакомым – видимо, по многочисленным фильмам ужасов. Голые корявые деревья переплели уродливые ветки, щедро украшенные паутиной, еще более густой и мохнатой, чем у него в замке. Тропинка была узкая и петляла так, словно ее прокладывали после недельного запоя, Сварогу пришлось идти вслед за Яной, потому что бок о бок не получалось, не хватало места. В глубине лесочка то и дело ухало, нелюдски посвистывало, то тут, то там загорались желтые глазищи и тут же гасли, ветви вдруг принимались пронзительно, противно скрипеть и раскачиваться, с костяным стуком ударяясь друг о дружку, а иные склонялись, норовя ухватить за одежду, – но как-то обходилось. Яна уверенно шагала впереди, не обращая внимания на адский концерт, Сварог тоже держался спокойно, но когда нечеловеческий вой и мяв раздался над самым ухом, он поневоле дернулся, налетел на Яну. Яна фыркнула, не оборачиваясь.

– Декорации… – сказал Сварог смущенно.

– Сущее варварство, – согласилась Яна. – В незапамятные времена все скорее всего именно так и выглядело – зачарованные страны, чародейские леса, края нечистой силы… Мне приходилось видеть иные обители волшебства, и могу заверить, что выглядят они весьма уныло – до поры до времени, впрочем… Но у нашей колдуньи вкусы насквозь старомодные. Старики иначе не могут. Когда побываешь в Мистериоре, сам убедишься. Но ведьма она настоящая, сильная. Потому сюда и взяли. Мы стараемся, чтобы там, внизу, о магии забыли, но если уж неожиданно проявляются Древние способности, их обладателей приходится срочно изымать.

– Почему?

– Для порядка, – сказала Яна уклончиво. – Ничего хорошего занятия магией варварам не принесут, печального опыта достаточно. Пришли. Держись с ней повежливее, не любит она нахалов и скептиков…

Сварог посмеивался про себя: он понимал, что оказался в роли взрослого гостя, которому ребенок вывалил на колени груду своих игрушек и принялся упоенно ими хвастаться. Но что тут прикажете поделать, если ребенок носит императорский титул? Восторгаться и ахать старательно…

Избушка, конечно же, была покосившаяся и ветхая. И внутри все было выдержано в стиле, который здесь именовался варварским: гирлянды сухих трав, черепа, хрустальный шар на грубом столе, толстые растрепанные книги, чучела каких-то омерзительных тварей, крылатых и бескрылых. Обнаружился и громадный черный кот – он бесшумно убрался в угол и недобро зыркал оттуда зелеными глазищами, сметая хвостом паутину со стен. Старуха смотрела не добрее, она так и просилась на костер со своим крючковатым носом, длинным подбородком, волосатыми бородавками и глубокими морщинами. Мечта инквизитора. Глаза у нее были умные и пронзительные, так что Сварог вскоре почувствовал себя неловко, словно его вдумчиво разглядывали в оптический прицел, не забыв привинтить к прицелу автомат.

Яне, правда, старая ведьма поклонилась весьма почтительно и старательно смахнула пыль с предназначенного для нее табурета. Сварог таких почестей не удостоился, и табурет ему достался пыльный. Они сидели посреди комнаты, тускло освещенной красноватым пламенем очага, а старуха сидела напротив и бормотала что-то под нос с видом крайней сосредоточенности.

– Грельфи, предскажи ему судьбу, – тихо сказала Яна. – Ты ведь можешь.

– Судьба – не погода, чтобы ее предсказывать, – сварливо откликнулась старуха. – Судьба, как ее ни прозревай, все ж не всегда следует прозрению… Милорд, тебя щадить или не особенно? Да руку дай, темнота…

– Ты, главное, правду говори, – сказал Сварог.

– Отыскала же ты рыцаря, светлая королева… – Старуха не выпускала руки Сварога, чуть ли не чертя по ней кончиком носа. – Опасность ему грозит и в воздухе, и на земле, и на воде. Проще сразу повесить, чтоб не мучился потом…

– Добрая ты, бабушка, – сказал Сварог. – Я это сразу понял.

Старуха так цыкнула на него, что он прикусил язык.

– Удивительная у него способность ввязываться во что попало и все подряд, – сообщила она Яне так, словно Сварога здесь вообще не было. – И если что написано ему на роду, так это череда авантюр, которые могут называть приключениями только юные шалопаи. И все его победы – в неотступном сопровождении утрат, ибо так исстари повелось и останется навечно. Вижу успех, вижу горе, вижу радость, вижу слезы, вижу раны, нанесенные им, и раны, нанесенные ему, вижу короны, вьющиеся над его головой, как пчелы, и иные из тех корон несут беду… Он проникнет туда, куда мало кто проникал, и жизнь его будет нелегка, ибо он попытается изменить жизнь других, а судьба станет то и дело вести его по следу Исчезнувшего… – Она выпустила руку Сварога и закончила весьма прозаично: – Если мне, обломку мертвого прошлого, позволено будет употребить ученое слово «резюмируя»… В чем-то необычная судьба, в чем-то невероятно банальная, ибо все, что прозвучало, применимо ко многим до него и ко многим после, таков уж наш мир… – Она уставилась на Сварога слабо светившимися глазами. – Бойся поспешности, бойся сильных, притворившихся слабыми, бойся коварных, прикинувшихся дураками, а пуще всего бойся тех, кто не предался всецело добру либо злу…

– Что-то очень уж туманно, – сказал Сварог.

– Так оно всегда и бывает, любезный мой. Мудрость туманна. И держись подальше от мостов. Ничего хорошего тебя на мостах не ждет, а плохого может встретиться сколько угодно. Опасайся мостов, не прогадаешь… И надейся на зеркала. А встретишь бабку-гусятницу – передай поклон от старой пряхи.

Кот заорал из угла, старуха выпрямилась на табурете, и Сварог понял, что сеанс прозрения окончен. Он поколебался и спросил:

– А как насчет моих отношений с дьяволом?

Кот взвыл благим матом, старуху подбросило наверх вместе с табуретом, и он со стуком приземлился, едва не сломав ветхие ножки.

– Ходят же такие болваны по свету, – прошипела ведьма. – Хоть к ночи не поминай, балда. Что ищешь, на то и напорешься, любезный мой, вот тебе и вся житейская премудрость, проверенная на астрономическом количестве и умных, и идиотов… Чего еще изволите, нечаянные гости? Предсказания судьбы – вещь туманная, сами видите. Может, чью-то тень вызвать? Это, говоря ученым языком, не в пример конкретнее…

Сварог не успел ничего сказать, Яна опередила:

– Грельфи, хочу видеть капитана Вентраса!

Старуха буднично, словно горшок с кашей, поставила на стол хрустальный шар, покоившийся в позеленевшей медной подставке, опиравшейся на драконьи лапы. Яна привычно придвинулась ближе, положила ладони на стол, не сводя глаз с шара:

– Во имя четырех мудрецов земли и трех духов моря, мы призываем вас, капитан Вентрас!

Сварог затаил дыхание. Туманный шар засветился изнутри, стал наливаться ровным зеленоватым сиянием, и в нем вдруг четко проступило грубое, решительное лицо мужчины в синем берете с большим пером.

– Капитан Вентрас, – сказала Яна, наклоняясь еще ближе. – Отыскали ли вы Винету?

Губы капитана шевельнулись, и явственно прозвучал глухой, безжизненный голос:

– Я всегда находил то, что искал. К сожалению…

– Значит, вы – там?

– Да.

– Судя по вашим словам о несчастье, легенды лгут?

– Те, что предупреждают о таящемся в морских глубинах зле – ничуть. Лгут те, что описывали безмятежно счастливые города, укрывшиеся в пучине от царящего на суше зла. Все не так. Берегитесь Винеты.

– Но у вас же был талисман? Ожерелье Дийама?

Капитан грустно усмехнулся:

– Моя прекрасная собеседница, Ожерелье Дийама лежит где-то на дне, примерно в сорока морских лигах к полночному восходу от мыса Ларги. Вместе с половиной команды «Морского коня» и с ним самим. Я был чрезмерно самонадеян, войдя в пролив Бехари без талисмана. Когда везет слишком долго, теряешь осторожность и удача подводит в самый неожиданный момент…

– Значит, Великий Кракен…

Лицо капитана исказилось.

– Красотка, я уже не прежний. У меня новые хозяева. Никогда бы не поверил, что у меня может оказаться хозяин, но так уж вышло… Не спрашивайте. Берегитесь Винеты.

Сияние медленно погасло.

– Я же не все спросила…

– Значит, над ним теперь чужая власть, – сказала старуха. – Ничего не поделаешь, светлая королева. В морских глубинах наше искусство бессильно…

– А кто такой Великий Кракен? – полюбопытствовал Сварог. – Что-то я про эту персону уже не первый раз слышу…

– Великий Кракен – злой дух моря, повелитель глубин, – рассеянно ответила Яна. – Неизвестно, есть ли он на самом деле или его создала молва. Некоторые считают, что он навсегда уснул в глубинах, даже если и существовал, и это больше всего похоже на правду. В стародавние времена произошло… одно событие, погрузившее в вечный сон многих чудовищ.

– Вечный? – хмыкнула старуха. – Тысячелетия – это еще не вечность…

– Одним словом, граф Гэйр искал Великого Кракена, – сказала Яна. – Капитан Вентрас – тоже. И Винета существует…

Казалось, она потеряла всякий интерес к колдовским забавам.

– Ну а ты, любезный мой? – спросила старуха. – Тоже хочешь кого-нибудь увидеть?

Сварог подумал и решился. Он сообразил, что выпадает случай разгадать многие исторические загадки, казалось бы, навсегда покрытые мраком.

Пошептавшись со старухой, он склонился к шару:

– Во имя четырех мудрецов земли и трех духов моря, мы призываем вас, Рудольф Дизель!

Потому что это была одна из самых дразнящих загадок: изобретатель названного его именем мотора сел на пароход на одном берегу Ла-Манша, но среди тех, кто сошел на другой берег, его не оказалось…

Шар оставался тусклым: темным, мертвым.

– Напутал ты что-то, любезный мой, – сказала Грельфи. – Нет такого.

– Как это – нет, если он был?

– Не все мертвые могут приходить, далеко не все… Но тут случай другой. Его вообще нет.

Сварог растерянно пожал плечами. В конце концов, хватало и других знаменитостей, похороненных неизвестно где, сгинувших без вести…

Он называл имя за именем, но шар оставался тусклым, как бельмо.

– Не было такого, – в десятый раз сказала старуха.

– Ну, это уже вздор! – разозлился Сварог. – Бабушка, Березняка убило в двух шагах от меня, понятно? Мы лежали рядом, могло угодить в меня, а зацепило его, я сам видел!

Старуха, что-то про себя соображавшая, вдруг огрызнулась, словно замотанная продавщица:

– Где я тебе возьму мертвых, которые еще и не умирали? Думать надо! И я тоже хороша, сразу не сообразила…

Сварог считал, что ничто уже не в состоянии его поразить. Ошибся, выходит.

Теперь головоломка идеально укладывалась, камешек к камешку, картинка к картинке – иные очертания земных континентов, иной набор планет, мертвые, еще, оказывается, и не родившиеся…

Это не будущее. Это прошлое, о котором никто в покинутом Сварогом настоящем и понятия не имел. Неизвестное, непонятно откуда взявшееся прошлое, сгинувшее без следа. Прошлое, которому не полагается быть, если правы школьные учебники и науки двадцатого века. А если они ошибаются, ответ один – это прошлое осталось неизвестным, потому что оно невероятно далекое и не осталось ни камней с надписями, ни книг, ничего…

Видимо, он успел привыкнуть к чудесам за последние сутки. Он принял все довольно спокойно, не стал паниковать, не загрустил особенно, не испугался – что могли изменить его слезы или восторги?

Он просто сгорбился на жестком табурете и сказал:

– Значит, меня утащили в прошлое?

– А разве тебе не говорили? – Яна была изумлена даже больше, чем он. – Не может быть!

– Мне сказали, что я – в будущем. В далеком будущем.

– Быть такого не может!

– Спроси у доктора Молитори.

– Будь уверен, спрошу. И строго. Если ты не врешь… – Яна мельком взглянула на него. – А ты не врешь. Какой ему был смысл тебе врать, если ты очень скоро мог узнать правду?

– Может, он хотел выиграть время. Вот эти самые сутки. А зачем – решительно не представляю.

– Предупреждала же я – что-то неладно… – проворчала старуха. – Да кто меня слушает?

– Завтра я разберусь. – Яна решительно встала. – До свидания, Грельфи.

– Всегда к твоим услугам, светлая королева. А этого рыцаря лучше бы держать во дворце под надежной охраной и не отпускать никуда для его же блага… – Она наклонилась к Сварогу и прошептала на ухо: – Берегись мостов.

– Постараюсь, – пообещал Сварог.

На обратном пути вокруг опять подвывало, ухало и таращилось желтыми немигающими глазищами, но Сварог уже не обращал внимания. Когда летучий корабль взмыл в ночное небо, он спросил:

– И много веков вас от меня отделяет… отделяло?

– Не знаю точно, – сказала Яна. – Длиннющая череда тысячелетий. А что о нас помнят там, откуда ты пришел?

– Ровным счетом ничего, – сказал Сварог. – Возможно, тебя это и удивит, меня самого удивляет…

– Не так уж все и удивительно, – тихо сказала Яна. – И на Таларе, и на других планетах были когда-то могучие страны, ушедшие в небытие. И никто о них ничего не помнит. А ведь от нас их отделяет в сто раз меньшее расстояние, чем от твоего времени. Но молчат даже тени, или их нет, теней, хотя достоверно известно, что им полагается быть. – Она помолчала. – Получается, что наше будущее для тебя покрыто неизвестностью точно так же, как для нас самих… А неизвестное будущее всегда можно изменить… Любопытно…

«Хватит, – сказал себе Сварог. – Знания, знания, знания – вот девиз на ближайшее время. Иначе любой обведет вокруг пальца, словно слепого котенка, пихнет мордочкой в блюдце с касторкой вместо молока, и дай-то Господи, чтобы ограничилось касторкой… Решено. Бросаю всякую светскую жизнь и начинаю поглощать знания, как сухая губка – воду».

…Ему следовало бы помнить хорошенько, куда ведет вымощенная благими намерениями дорога. Потом он оправдывался перед самим собой, что вовсе и не забывал эту истину, а виной всему затянувшийся до утра бал. Расставшись с Яной, он отправился во дворец запить очередные сногсшибательные новости парочкой бокалов. С которых все и начинается, особенно если опустевшие бокалы моментально наполняются сами.

Глава седьмая. Открытия и опасности

Когда он проснулся, солнце стояло уже высоко и рядом с ним на невероятно мягкой подушке покоилась чернокудрая головка, вся в твердых мелких локонах, перевитых алмазными цепочками. Кукольное личико, длиннющие ресницы – его новая знакомая безмятежно дрыхла, не позаботившись хоть чем-нибудь прикрыться. Правда, он тоже не позаботился.

– А поутру они проснулись… – пробурчал Сварог, с тоской оглядывая необъятную постель. До столика с желанными графинами шагать и шагать. Здешнее вино было прекрасным, но любому опытному человеку известно, что великолепное качество можно после упорных трудов перешибить количеством. Голова раскалывалась, но Сварог, в отличие от кое-каких аналогичных ситуаций из житейского прошлого, все прекрасно помнил. Увы, особо сладостными его воспоминания никак нельзя было назвать. Эта кукла с длинным, нежно звучащим и уже забытым именем весь остаток ночи, словно заведенная игрушка, отрабатывала на нем разнообразные постельные эксперименты, и все было настолько скучно, несмотря на ее изощренную и болезненную фантазию, что к рассвету он примитивно надрался и выпал в осадок, смутно сознавая сквозь сон, что его продолжают использовать.

И было еще одно туманное дремотно-алкогольное воспоминание – то ли об утренних грезах, то ли о происшедшем наяву. Для сонных глюков мелковато вообще-то. А вспомнил новоявленный граф, что уж после того, как отшумела постельная баталия и его ненаглядная, удовлетворившись наконец, уснула, он, движимый позывом, противоположным жажде, подошел к двери. Распахнул ее. И нос к носу столкнулся с незнакомцем. В последнем Сварог не сомневался, хоть и не удалось толком разглядеть этого господина. Но того, что увидел, хватило, чтобы увериться: не попадался ему еще на глаза в новом для него мире карлик с густой черной бородой, такого бы он заприметил. Странный задверный неизвестный, полыхнув испугом в глазах, бросился наутек по коридору и скрылся за углом. Сварог пожал плечами. Открывалось широкое поле для предположений.

Муж, отвергнутый любовник, домовой, один из призраков, что, судя по всему, в изобилии шатаются по здешним краям, кто угодно другой. Гадать не имело смысла, да и спать хотелось. Сейчас, утречком, тоже не гадалось – на сей раз препятствовало заурядное похмелье.

Он затейливо, с неподдельным чувством выругался про себя. Балы, фейерверки, небеса, бомонд – а голова точно так же раскалывается по утрам, и до столика с графинами не ближе, чем до магазина с пивом… Тьфу, болван!

Он пробормотал заклинание, графин колыхнулся, взмыл со столика и поплыл к нему над разбросанной одеждой и смятыми воздушнейшими покрывалами.

– Посадка производится в заданном квадрате, – воспрянув духом, сказал себе Сварог, заранее протягивая руку.

– Стоит ли? – спросил кто-то за его спиной.

Сварог резко обернулся и охнул – засевшая в голове боль от резкого движения качнулась, словно язык колокола, грохнула по затылку изнутри.

Из-за раздвинувшейся портьеры вышел молодой красавец в сиреневом с черным костюме, при мече, по-кошачьи мягко, неспешно направился к Сварогу. В руке он держал узкий графин с чем-то розовым, небрежно помахивая им.

Сварог растерянно таращился на него. В голове зловеще вертелась обработка классической фразы из анекдотов: «Еще один муж вернулся из командировки». Незнакомец ничуть не выглядел слабачком, был красив резкой, хищной, мужественной красотой, синие глаза смотрели холодно-насмешливо, густые черные волосы словно бы не пострижены, а отхвачены над плечами лезвием меча. В левом ухе в золотой серьге посверкивал синий камень.

Совершенно не замечая смущения Сварога, нежданный гость швырнул ему графин, проплывший по воздуху и влипший в подставленную ладонь, со скупой улыбкой посоветовал:

– Глотните.

Сварог послушно поднял к губам тонкое горлышко и отхлебнул.

Розовая жидкость холодным, щекочущим шариком провалилась в желудок и, прибыв на место, растеклась жаркой волной.

– Черт… – только и выговорил Сварог, еще не веря.

Он чувствовал себя так, словно в жизни не пробовал ничего крепче кефира. Похмелье сгинуло бесследно. И этот волшебный бальзам, подумать только, канул в забвение вместе с Таларом! Самая вопиющая историческая несправедливость всех времен…

– Вот вы и родились заново, – сказал незнакомец. – Давайте знакомиться. Я – лорд Ноут, герцог Орк. Взял на себя смелость вас побеспокоить, чувствуя, что вы не особенно обидитесь. – Он присел на край постели, непринужденно закинув на воздушные покрывала ноги в высоких мягких сапогах. – Вы ведь и сами вскоре начали бы обдумывать, как потихоньку убраться отсюда…

– Не без этого, – сказал Сварог, неуклюже потянул на себя покрывало, оглянулся на спящую нимфу.

– Одевайтесь непринужденно, – махнул рукой Орк. – Я порочных наклонностей не имею, так что ваши обнаженные прелести меня не волнуют. А прелести вашей романтической подруги изучил лучше вас – что, надеюсь, вас не особенно огорчает, ибо особа сия в постели скучна, как философский трактат о пользе добра.

– Негодяй, – не открывая глаз, сладко зевнула нимфа.

– Спите, наша прелесть, спите, – отмахнулся Орк. – Граф Гэйр, я имею честь принадлежать к узкому кругу друзей императрицы. Вы обо мне еще не слышали, но спешу предупредить заранее – если услышите, что я первый авантюрист Талара, знайте, что это сущая правда. И я никому не намерен уступать столь почетный титул.

– По-моему, я у вас его и не оспаривал, – сказал Сварог.

– Кто знает? Чутье мне подсказывает, что в пустых увеселениях вы не погрязнете. Поэтому нам следовало бы поскорее подружиться. Я давно ищу достойного напарника, но вокруг – такой мусор…

– Что ж, в компании всегда веселее, – сказал Сварог. – Можете предложить что-нибудь интересное?

– Моментально и безотлагательно. Яна мне рассказала об обстоятельствах вашего… прибытия. О том, что доктор Молитори вел себя с вами как-то странно, наврал с три короба. Но пока раскачаются наши почтенные стражи… Хотите, полетим к доктору и возьмем его за глотку?

– А это удобно?

– Помилуйте! Мы же имеем дело не с ларом. Доктор Молитори – выслужившееся антланское быдло, и людям нашего положения с ним можно не церемониться. Летим?

– Летим, – сказал Сварог, заклинанием заставив разбросанную как попало одежду взмыть в воздух и слететься к нему.

– Авантюристы, – лениво бросила нимфа, блаженно потягиваясь, не открывая глаз. – Граф Гэйр, я вас еще увижу?

– Милая, для оживления светских сплетен тебе следовало бы хоть разок изменить нам всем с собственным мужем, – хохотнул Орк, увлекая Сварога к балкону. К перилам был пришвартован брагант с откинутым верхом. – Прощай, несравненная! Садитесь, граф. Надеюсь, вы на меня не сердитесь за столь бесцеремонное похищение?

– Нет, – сказал Сварог. – Но, может, предоставить доктора естественному ходу событий?

– Это означает, что им займутся другие, а мы останемся в стороне. Вы, как-никак, лицо заинтересованное. К чему нам узнавать из вторых рук ровно столько, сколько нам сочтут нужным сообщить? Я с этим решительно не согласен. Впервые за последние несколько столетий обнаружен интриган и заговорщик, связанный с внешними силами…

– Вы уверены?

– Уверен. Странности, сопровождавшие ваше прибытие, – не галлюцинации. С вами пытались что-то сделать, вопреки запланированному эксперименту.

– А откуда вы знаете, что со мной пытались что-то сделать?

– Тьфу ты! – в сердцах сказал Орк. – Совсем забыл, насколько вы неопытны… Когда вы упомянули при Яне о неких странностях, подстерегших вас на пути, она деликатно извлекла из вашего мозга конкретную информацию. Чего вы, разумеется, и не заметили. Не зря именно ее предки стали императорами Талара, милейший граф… У нее потрясающие возможности.

– Но она же говорила, что не умеет читать мысли…

– Она и не читала, – терпеливо разъяснил Орк. – Она просто взяла конкретную информацию, а это разные вещи… Словом, Молитори – настоящий, неподдельный заговорщик. Такого давно не случалось. Я рискую напрочь подорвать свою репутацию, если немедленно не окажусь в гуще событий.

Сварог расхохотался:

– Вы мне определенно нравитесь, герцог…

– А вы бы посмотрели, каков успех у женщин и какова репутация там, внизу, – скромно сказал Орк.

– Вы бываете внизу?

– Да я там провожу больше времени, чем здесь!

– Но это опасно…

– Знаете рецепт против опасностей? Как только кто-то соберется вас убить, побыстрее опережайте его. Со временем с этой вашей привычкой свыкнутся и перестанут вам надоедать… Вы здесь были?

Сварог сразу узнал темно-красный замок с башенками и кивнул.

– Всю инициативу – мне, – быстро сказал герцог. – Вы еще неопытны. Молчите, держите ушки на макушке, а при необходимости рубите всех подряд, потом разберемся с правыми и виноватыми.

В холле навстречу им кинулся лакей в черной ливрее с вышитым золотом изображением змеи и чаши:

– Милорды, господин вице-камергер проводит важный опыт и убедительно просил…

– По-настоящему важный опыт сейчас как раз и начнется… – Орк ловко двинул лакея рукояткой меча пониже пояса, подхватил, когда бедняга с воплем скрючился, оттолкнул в угол и помчался вверх по главной лестнице. Сварог старался не отставать. Они взбежали на третий этаж, пронеслись по длинному коридору, расталкивая изумленно шарахавшихся встречных, и Орк рванул дверь.

На огромном столе лежало что-то ярко-алое, неопределенной формы, окруженное игольчато-острым, ядовито-зеленым свечением. Доктор Молитори стоял у окна лицом к ним, его лежавшие на столешнице ладони подрагивали, он зачарованно впился взглядом в непонятное и, по мнению Сварога, ничуть не интересное зрелище.

– Гость в дом – удача в дом, – громко сказал Орк.

Молитори рассеянно поднял голову. Узнал Сварога. И сломался в долю секунды. Был благообразный сановник и ученый муж – и вмиг не стало. Остался насмерть испуганный старикашка.

– В штаны вроде бы не наделал, – громко сообщил Орк Сварогу, не оборачиваясь. – Благоухания не чую. Но муки совести явственно изобразились на его достойном лике, убеленном благородными сединами. Вам не кажется, граф?

– Весьма похоже, герцог, – согласился Сварог. – Однако, сдается мне, вы ему льстите, называя эту богомерзкую харю достойной.

– Вы правы, – сказал герцог. – Теперь я и сам вижу, что был излишне мягок в суждениях… – Он медленно, не без театральности вытянул меч и невероятно быстро крутнул его в воздухе, так что клинок со свистом описал сияющий полукруг. – А потому, доктор, извольте отвлечься от этой научной пакости на столе и расскажите внятно и подробно, что за гнусности вы проделывали над моим благородным другом. Не дожидаясь приятной беседы с лихими ребятами из восьмого департамента.

Как ни странно, доктор Молитори моментально успокоился и даже повеселел. По-прежнему отделенный от них широким столом, он выпрямился, приосанился, заложил руки за спину и хладнокровно спросил:

– Герцог, а вам никогда не говорили, что вы – невероятнейший болван?

Сварог наблюдал за герцогом сбоку – тот сдержался страшным напряжением воли, только ноздри недобро раздувались, и клинок чуть приподнялся. Молитори смотрел на них насмешливо и дерзко. Он держался, словно заранее уверенный в своем превосходстве, и Сварогу это начинало не нравиться. Украдкой он оглянулся – нет, в комнате, кроме них, никого не было, и за спиной никто не стоял. Все же Сварог передвинулся так, чтобы видеть дверь, положил руку на пояс поближе к мечу.

– Правильно, – быстро сказал заметивший это Орк. – Когда такая мразь, пойманная на горячем, вдруг начинает дерзить в лицо, жди подвоха… Итак, любезнейший доктор?

– Жаль, у меня мало времени, – сказал доктор с искренним сожалением. – Как жаль… Могу вам сказать одно, милорды: придет день, крайне грустный для вас, когда мы встретимся и поговорим иначе…

Молниеносным движением он вырвал руку из-за спины и поднес ко рту, ударив себя ладонью по губам от порывистости жеста. Сварог с Орком бросились к нему вокруг стола, с двух сторон, а он уже падал навзничь, рухнул у их ног, лицо его застыло в жуткой гримасе, синело на глазах: изо рта толчками поползла зеленая пузырчатая пена.

– Что-то нечисто… – Орк склонился, напряженно всмотрелся и вдруг отшатнулся: – Граф, прочь!

Сварог отскочил к распахнутому окну. Тело доктора дымилось – бесчисленные струйки черного, смердящего дыма клубились, пока совершенно не скрыли мертвеца колышущимся продолговатым облаком, карикатурно повторявшим очертания распростертого тела. Вместо того чтобы взмыть к потолку, как полагается дыму, облако стало опадать, съеживаться, растаяло без следа, открыв смятую, пустую одежду доктора. И никаких следов трупа.

– Я о таком только слышал, – сказал Орк.

– Что это?

– Эликсир…

И тут загадочный предмет на столе взорвался.

Возможно, это был вовсе не взрыв, что-то другое – но когда Сварог опомнился, в ушах еще вязнул короткий мощный грохот.

По комнате плавали лохматые черные клочья, вот они рассеялись – и стал виден лорд Гаудин, он с ледяным выражением лица стоял у двери, а за его спиной в комнату проскальзывали, рассыпаясь на обе стороны, рослые парни в черно-синей форме. Их набралось человек десять, они поигрывали короткими блестящими предметами и смотрели на Сварога с Орком зорко, равнодушно-чутко, как опытные сторожевые псы, готовые по команде хозяина и завилять хвостом, и перехватить горло.

– Где Молитори? – резко спросил Гаудин.

Сварог растерянно показал на пустую одежду, Орк развел руками:

– Эликсир Сторга…

И тогда Гаудин заговорил. Его речь ограничилась несколькими краткими эпитетами в адрес Орка и Сварога, с присовокуплением цветистых глаголов и прилагательных. Орк, белый от ярости, шагнул вперед, нашаривая эфес:

– Милорд, я никогда и никому…

– Молчать, – спокойно обронил Гаудин, и Орк, к удивлению Сварога, мгновенно превратился в образец благонравия, только пальцы на эфесе побелели от напряжения, но тут же разжались.

Гаудин обошел стол, наклонился к пустой одежде, выпрямился:

– Ну что ж, милорды, вы существенно облегчили мне работу, лишив преступника, с которым пришлось бы долго возиться, забыв покой и сон… Не смею вас больше задерживать.

Орк шагнул вперед, и Сварог, не поднимая глаз, устремился следом. Гаудин небрежно задержал его:

– Граф Гэйр, я понимаю ваше положение, но все же считал вас чуточку умнее… Отправляйтесь в императорский замок и ждите там, пока я не прибуду.

Сварогу казалось, что у него задымились от жара кончики ушей. Он опомнился только в коридоре.

– Скотина, – сказал Орк. – Наглец чертов…

– Мне показалось, вы очень хотели сказать ему это в лицо, но…

– Но испугался? Дорогой граф, признаюсь вам честно: авантюризм не имеет ничего общего с безрассудством. Есть четкие границы, есть скалы, несокрушимые гусиным пером… А милейший Гаудин – скала. Я пока что не готов сойтись с ним один на один. – Он мечтательно-хищно повторил: – Пока что… Но доктора, если взглянуть правде в глаза, мы с вами бездарно упустили. Вернее, упустил его я, с вас-то никакого спроса.

– Что это за эликсир?

– Мертвеца в большинстве случаев можно допросить. Как и грешную душу. Но, как вы видели, от трупа ничегошеньки не осталось. Боюсь, и душа для Гаудина недосягаема. Упорхнула к хозяину.

– К…

– Называйте его лучше Великим Мастером, – быстро сказал Орк. – Так спокойнее.

– Почему?

– Многие верят, что Единый Творец, создав этот мир и человека, полностью отстранился от дальнейшего, и всю оставшуюся работу взял на себя Великий Мастер. Оттого человек и вышел… таким.

– А как обстоит на самом деле? – спросил Сварог.

Орк покосился на него, хмыкнул и промолчал. На обратном пути они не разговаривали. Только во дворце, когда брагант приземлился у одной из бесчисленных боковых лестниц, Орк отозвался первым:

– Мне, право, очень неловко. Поверьте, не все мои предприятия кончаются столь печально. Далеко не все. Сегодня вы были свидетелем ошеломительной неудачи – вещи в моей жизни чертовски редкой…

– Бывает, – искренне сказал Сварог.

– Навестите меня в замке. Побыстрее. Право, не пожалеете.

Сварог пообещал, и в самом деле собираясь навестить нежданного приятеля. Они вежливо раскланялись, бело-черный брагант герцога взмыл в небо, промелькнул над башенками и исчез вдали. Сварогу вновь стало неуютно и одиноко, он решительно не представлял, куда себя деть. Отправиться, что ли, к караулам Бриллиантовых Пикинеров – особо доверенной страже, охранявшей личные покои императрицы, и проверить, как действуют его привилегии? Неловко как-то… Он брел по одной из тех аллей, что прошедшей ночью полнились амурными тайнами, страстным шепотом, прерывистыми вздохами. Из дворца не доносилась музыка, не лопались и не рассыпались над головой огни фейерверков. Днем аллеи выглядели пристойно до чопорности, казалось, отметая саму идею флирта как такового. Да еще давила громада дворца, уставившегося на тебя окнами, как глазами. И никого в парке. Ни человека, ни кошки какой-нибудь.

Сварог свернул в аллею потенистее, непроизвольно прячась от нависающей каменной махины монаршей резиденции. Дубы, про которые хотелось сказать – столетние, шумели вокруг листвой при полном безветрии. С ветки ни ветку прыгали белки. Навстречу Сварогу попалась парочка. С утра пораньше кавалер чинно прогуливался под ручку со своей дамой.

Как оно так вышло, Сварог не понял. Не успел. Слишком внезапно все началось и слишком стремительно завертелось.

Проходя мимо парочки, он как-то не вовремя умудрился оступиться, его качнуло вбок, и он налетел на миловидную спутницу встречного кавалера.

При этом еще сумев заехать ей локтем в подреберье. Получилась сущая глупость. Ни осмыслить, что ж такое с ним вдруг сталось, ни извиниться Сварогу не дали.

Дама охнула и, закатив глаза, повалилась на дорожку аллеи. Кавалер с криком «Подлец! Защищайтесь!» выхватил меч. И немедля совершил выпад, намечая проткнуть Сварогу шею.

Бывший десантный майор, едва удержавший равновесие, не ожидавший ничего из того, что случилось, и меньше всего – скорой дуэли с подловатым началом, спасся лишь благодаря автоматике организма. Благодаря реактивно провзаимодействовавшим, не дожидаясь команды сознания, нейронам и исполнительным органам. Спасибо десантуре, выдрессировали, натренировали реакцию. Сварог увернулся, ушел от острия меча вспыльчивого кавалера. Увернувшись, сумел отбежать и выхватить свой меч.

«Хороши дела, – подумал Сварог, – не успел стать графом, как вляпался в поединок…»

Кстати, уж всяко у таларских дворян существует дуэльный кодекс, раз дуэли у них в законе. Интересно, что же не дозволяет тогда их кодекс? Может быть, нельзя приглашать секундантов, врача, выбирать оружие, начинать по команде, выяснять, с кем имеешь дело?

Передышки энергичный защитник дамской чести Сварогу не дал. Пошел в атаку, вращая перед собой меч. Преподнося графу Гэйру новый сюрприз, и не из приятных. Мечей, одинаковых на вид, становилось все больше и больше, их круговерть скрыла сверкающей завесой резвого бретера.

И вот уже на Сварога надвигался крутящийся пропеллер, из которого в любой миг мог вылететь единственно настоящий клинок, и поди угадай, поди отрази. Но отразил. По свисту ли рассекаемого воздуху, по наитию ли, но – получилось. Зазвенела сталь, преграждающая путь другой стали.

Сварог вновь отскочил. Чтобы вновь увидеть надвигающийся вихрь из мечей. Некоторые из них уже таяли в воздухе, но нарождались все новые иллюзорные клинки, скрывающие реальный. Магию на поле чести дуэльный кодекс, выходит, тоже допускает? А дама, успел он заприметить, смылась куда-то, подальше от увлекательного зрелища.

Дуэльный кодекс, говорите? Магия? Ну ладно… Сварог вонзил носок сапога в песочную дорожку и выбросил затем эту ногу навстречу приблизившемуся дуэлянту. Горсть песка, брошенная ногой, взмыла в воздух, пронзила иллюзорную завесу в области головы бойкого кавалера.

Тот взвыл, остановился. Мнимые клинки почти перестали нарождаться, а уже созданные начали блекнуть, делаться прозрачными.

И Сварог увидел, как его противник трет глаза рукой, другой же рукой еще водя мечом, но наугад и производя при этом жалкое количество эфемерных клинков.

– Съел? – само собой вырвалось у Сварога, одновременно с чем он рубанул по плечу коварного поединщика клинком плашмя. Тот выронил меч.

Убивать подлого кавалера Сварогу не хотелось, потом неприятностей не оберешься. Не посадят, наверное, не те законы, но объясняться и оправдываться устанешь. Перед той же Яной, скажем. А вот урок преподать можно. Набить морду, как обыкновенному простолюдину. Эту хитрую дворянскую морду.

Но замысел привести в исполнение не удалось. Кавалер вдруг с недюжинной прытью, бросив оружие, сиганул с аллеи, бросился за деревья и нырнул в кусты.

Преследовать его Сварог не стал. Не солидно как-то, да и вообще – зачем?

Да, дела… Этот субчик ничего никому рассказать не должен, уж больно непривлекателен он сам в этой истории, его дама, будем надеяться, тоже, уж он ее обработает. Значит, Яна ничего узнать не должна. Что хорошо. Портить отношения с хорошенькой императрицей, коя терпеть не может дуэли и дуэлянтов, да вдобавок в самом начале придворной карьеры – неразумно, господа. Ладно, проехали. А с дуэльным кодексом надо бы ознакомиться, раз пошла такая пьянка.

Сварог отправил свой меч в ножны; нагнулся, чтобы подобрать трофейное оружие да забросить его в кусты, но… Впору было тереть глаза на манер сбежавшего кавалера. Меч побежденного отсутствовал. Вот здесь он лежал несколько секунд тому назад, на этом самом месте, где сохранил его очертания песок. И – нет его.

– Твою мать, скажите мне, это нормально по местным меркам или совсем наоборот? – спросил Сварог, оборотясь к молчаливому дубу. Впрочем, если бы дуб вдруг заговорил, принялся отвечать на поставленный вопрос, дескать, знаешь ли, человече, так мол и так, граф Гэйр не особо бы удивился сейчас. Да, пора отвыкать от земных представлений о нормальности.

В смятенных чувствах Сварог продолжил свое прерванное движение к замку. Появление слуги, целеустремленно направившегося прямо к нему, Сварог воспринял, как перст судьбы. Неважно что, но что-то должно произойти.

Слуга низко поклонился:

– Милорд, ее величество ждет вас в зале исторических игр.

Видя легкое замешательство Сварога, он молча поклонился еще ниже и зашагал впереди. Сварог шел следом сквозь череду великолепнейших покоев, превосходивших красотой и роскошью все его представления о дворцах, механически сворачивал, поднимался и спускался по лестницам, и за все время ему не встретилось ни единой живой души. Пожалуй, заблудиться здесь – все равно что оказаться на необитаемом острове…

Зал исторических игр, как и следовало ожидать по названию, таил в себе сплошные неожиданности. Он весь был заставлен столами вроде бильярдных, только раза в два побольше, с пестрыми крышками. Слуга раскланялся, молча удалился. Сварог растерянно оглянулся, прикидывая, в чем же заключаются исторические игры. Яна не появлялась – должно быть, запаздывала, как особа женского пола. Точнее, соизволила задерживаться, как особа венценосная. Заложив руки за спину, Сварог направился к ближайшему столу. Вгляделся и приник надолго.

То, что показалось сначала пестрой крышкой, было на самом деле зеленым холмистым полем с протекавшей посередине синей речушкой, выстроившимися по обе ее стороны военными отрядами с походными шатрами позади каждого. Все крохотное – всадники, пехотинцы с пиками и двуручными мечами, горбатый каменный мост, яркие шатры, – но благодаря непонятному волшебству видимое во всех деталях, вплоть до пряжек на сапогах, какие, если прикинуть размеры фигурок, человеческий глаз и рассмотреть-то не должен по причине полной микроскопичности.

Вкрадчивый голос произнес над самым ухом, заставив Сварога вздрогнуть от неожиданности:

– Двадцать пятое ревуна, две тысячи шестьсот сорок пятый. Река Торм, первый день Банарской битвы.

С правого фланга занимавших позиции на левом берегу войск двинулся к реке конный отряд. Всадники в синем, не сбавляя аллюра, кинулись в воду, преодолевая брод, должно быть заранее разведанный – потому что для противника лихая атака оказалась полной неожиданностью, и «оранжевые» с правого берега ничего о нем не знали, иначе постарались бы заранее поставить там заслон, а не стягивать всю конницу к мосту. У места прорыва «синих» оказался лишь небольшой отряд пехоты. Конники, взметая мириады микроскопических брызг, с маху вынеслись на берег, врубились, опрокидывая пехоту всей мощью таранного удара. Сварог заранее мог сказать, чем все кончится: конница «оранжевых» бездарно сгрудилась у хорошо укрепленного с «синей» стороны моста, чтобы вернуться к броду, ей придется рассеять свою же пехоту и обоз, а вслед прорвавшемуся «синему» отряду, закрепляя успех, через реку переправляются все новые и новые эскадроны…

– Вы пожелаете досмотреть до реально-исторического конца или захотите вмешаться? – поинтересовался голос.

Сварог с удовольствием вмешался бы, но не знал, как это сделать, а спрашивать у невидимки отчего-то постеснялся – быть может, автомат не рассчитан на совершенного невежду и диалог выйдет насквозь нелепым. Оказаться в дураках перед роботом, особенно после сегодняшних событий, – нет уж, увольте.

И он отошел на цыпочках. Наклонился над другим столом.

– Шестое фиона, восемьсот пятый, взятие Дерридора, – сообщил голос.

По узкой улочке, застроенной узкими высокими домами, отступали кучки воинов в медных кирасах и остроконечных шлемах – то и дело оставляя на булыжной мостовой убитых, тщетно пытаясь сомкнуться в боевые порядки. А вслед им, рекой вливаясь в проломленные ворота, осыпая бегущих стрелами, ощетинясь длинными пиками, надвигались густые шеренги всадников в черных кирасах, черных шлемах бочонком и белых плащах с золотым тройным языком пламени, обведенным алой каймой. Шансов у защитников было мало, и никакой возможности изменить ход битвы не видно.

Сильный удар в спину швырнул Сварога вперед, он потерял опору под ногами и провалился куда-то, ушиб колени, локти, свалился на бок, запутавшись ногами в собственном мече. Вокруг лязгало, звенело, грохотало.

Сварог поднялся. Голова гудела. Он стоял на узкой улочке, застроенной узкими высокими домами. Его толкали, задевали древками копий пробегавшие мимо солдаты в медных кирасах. Совсем близко, метрах в двадцати, надвигались оскаленные конские морды – головы покрыты железными налобниками с шипами и дырками для глаз, меж ушей колышутся султаны – и щетинились пики черно-белых всадников. Широкие, тяжелые наконечники их посверкивали крайне грозно и убедительно.

Он был внутри игрушки. И отнюдь не в качестве стороннего наблюдателя – его задевали, пихали бегущие, чуть не сшибая с ног. Мелькнула летящая прямо в грудь стрела – и отскочила, словно ударившись о невидимую преграду. Лара нельзя поразить метательным оружием, вспомнил он. С этим все в порядке. Но вот пики…

Он огляделся. Убитые умирали весьма натурально, струилась кровь, вылезали внутренности, но никаких запахов Сварог не ощущал – куклы, конечно, великолепные имитации, игрушки. Все, кроме него. Но вряд ли это способны понять приближавшиеся всадники. Или это очередная здешняя забава? Сейчас все кончится, над ним беззлобно посмеются… Хочется верить, и все же…

Всадники припустили рысью, настигая бегущих, шеренги рассыпались на увлеченные охотой кучки. Сварог дернул огромное литое кольцо двери, к которой прислонился, но дверь не шелохнулась, словно составляла одно целое со стеной, с домом. Копыта стучали все ближе. Сварог обернулся, успел уклониться.

Наконечник копья распорол ему правый рукав, сорвал кожу на плече. Жгучая боль окончательно убедила Сварога, что он здесь на положении остальных пешек и никакими привилегиями не пользуется.

Всадник, едва не приколовший его копьем к стене, развернул коня и готовился нанести второй удар. Все решали секунды, и Сварог вместо того, чтобы выхватить меч, наклонился, подхватил валявшееся копье и выпрямился, держа его обеими руками за середину.

Всадник-робот замешкался на миг – его, как любого солдата этой эпохи, незнакомого с китайским боем на шестах, смутила непонятная поза противника. Потом программа, должно быть, взяла свое – копье метнулось вперед, но Сварог уже сам действовал, как автомат. Противник не стоял напротив с таким же шестом, а сидел на неуклюжей лошади, что облегчало задачу.

Черно-белый идиот повторяет удар в правое плечо, не ведая, что существует классическая защита против такой именно атаки.

«Леопард перепрыгивает черный ручей» – так это зовется. Поворот тела, резкий отбивающий удар, тычок другим концом в лицо, в глаз. Изменение стойки, хотя в этом уже нет нужды – всадник выронил копье, всем телом сдвинулся влево, и рубящий удар древком окончательно выбивает его из высокого седла, он, гремя, рушится на булыжник…

Выпустив копье, Сварог подпрыгнул, перевалился в седло, забрасывая ногу в стремя, натянул широкие поводья, расшитые жестким серебром. Конь подчинился, и Сварог погнал его мимо бегущих защитников взятого города, чтобы убраться подальше от свалки, а там и поискать какой-то выход. От коня не пахло живым существом, сзади стучали копыта, пешие отшатывались, а кто-то и не успевал, нигде не видно тихого уголка, куда ни сверни – суета, лязг железа, беготня, схватка…

Когда конь вдруг завалился с двумя длинными стрелами в шее, Сварог понял, что миг удачи миновал, и, едва успев выдернуть ноги из широких стремян, умудрился соскочить, не запутавшись в мече. Улочка. Далеко впереди – бегущие, далеко позади – черно-белые конники.

Ну где здесь прикажете искать выход?

Придется, ничего не поделаешь, догонять бегущих. Хоть роботы, хоть игрушки, а на данный момент – свои. Может, и меня за своего посчитают, не зарубят сразу, а возьмут с собой. Но, по крайней мере, они дорогу знают, выводящую из города, который того и гляди черно-белые захватчики подпалят вместе со мной, искателем приключений. Знать бы местную историю на «пятерку с плюсом», был бы известен исход сражения. Может быть, и из города выбираться не надо вовсе, только заныкаться где-то и подождать, когда нагрянет наша кавалерия, что уже в пути, и прогонит нехороших дядей. Полный идиотизм ситуации смешил. Взрослый мужик, граф, понимаешь, маркиз там еще какой-то, сидит внутри макета, как хомяк в аквариуме, вокруг снуют заводные игрушки, ничего не соображающие, но злобные, готовые прибить живого человека, который их сам же и включил. Маразм.

Сварог бежал, сокращая расстояние между собой и отступающими защитниками города, в ряды которых торопился влиться.

Сзади послышался цокот. Обернулся. Догоняют. Трое черно-белых всадников. Сварог завертел головой. Куда? Куда? Ведь настигнут в два счета.

Каменная ограда, невысокая, чуть выше, чем деревянная преграда на полосе препятствий в их военгородке. Можно взять и с разбега. Потом – будем бегать по имитациям огородов. Приобщаться к изнанке истории.

Сварог прыгнул, готовясь ухватиться руками за верхний край ограды и перекинуть тело через нее… Прыжок затянулся. Он летел и летел, почему-то вопреки законам тяготения не опускаясь на землю, а поднимаясь все выше…

Его резко, сильно потянуло вверх, словно подъемным краном, мелькнули внизу узкие и острые, словно рыбьи хребты, крыши, мир вокруг неузнаваемо исказился на миг, обернулся мешаниной цветных пятен, причудливых контуров – и Сварог обнаружил, что вновь стоит на сине-красном мозаичном полу, возле стола, на котором продолжается Дерридорская битва. Плечо жгло, рукав помаленьку намокал кровью, а рядом стояли Яна в воздушном зеленом платье и меланхоличный Гаудин, молча хмыкнувший.

– Знаете, герцог, старуха Грельфи советовала его сразу повесить, чтобы не мучился, – сказала Яна. – Честное слово, мне начинает казаться… И кровь, конечно! Стойте спокойно!

Она провела ладонью над раной, пошевелила губами, и боль тут же стихла, даже голова больше не кружилась.

– Ну а кафтан уж поручите кому-нибудь починить, – сказала она так, словно показала язык. – Нет слов… Зачем вы туда полезли? Вы же не знали заклинаний, могли погибнуть!

Сварог огрызнулся:

– Когда я найду того, кто меня туда скинул, непременно узнаю, зачем ему это понадобилось…

Яна и Гаудин переглянулись. Гаудин кивнул:

– Ваше величество, я ничуть не сомневаюсь в ваших магических способностях, но когда я говорю, что во дворце начинает твориться неладное, опираюсь, как видите, на факты.

– Вы считаете…

– Да. Лазейка отыскалась. Конечно, это не страшно, все необходимые меры будут приняты… Сложность в другом. Центральной фигурой всех странностей упорно оказывается граф Гэйр, который, похоже, раздражает кого-то уже самим фактом своего существования. Поскольку у меня есть основания подозревать, что меня самого граф может и не послушать, прошу вас, отдайте приказ вы. До выяснения всех загадок его следует взять под усиленную охрану. Ради его же блага.

– Ну разумеется, – сказала Яна. – Граф, извольте подчиняться.

Сварог пожал плечами. Тут же за его спиной выросли двое в черно-синей форме.

– С вашего позволения, я его похищаю ненадолго, – сказал Гаудин и, не дожидаясь согласия ни Сварога, ни Яны, взял его за локоть сильными пальцами и подтолкнул вперед. Двое в черно-синем бесшумно направились следом.

– Меня в самом деле толкнули, – сказал Сварог в коридоре. – Мне и в голову не пришло бы…

– Охотно верю. Задумано было неплохо. Как и вчерашнее покушение.

– На меня никто вчера не покушался…

– Это вам так кажется. Прошу сюда.

Он открыл неприметную дверь. Глянув внутрь, Сварог попятился, но Гаудин бесцеремонно втолкнул его в комнату, вошел сам и захлопнул дверь.

На полу лежала очаровательная темноволосая девушка в белом открытом платье. Широко распахнутые синие глаза мертво смотрели в потолок, на груди темнели две небольшие ранки.

– Прелестна, не правда ли? – ухмыльнулся Гаудин. – Молитесь на императрицу, граф… Вы ее вечный должник – и ее, и счастливого случая. Если бы вечером в парк вас увела не императрица, а эта красотка, вы бы пошли?

– Н-ну да…

– Да, как любой. Даже человеку, несравненно лучше вас владеющему магией, не придет в голову проверять всех, с кем он сталкивается на балу, а уж младенцу вроде вас… Теперь взгляните, как эта прелесть выглядит на самом деле. – Он наклонился. – Бароги эт шалотари лайз!

Сварог охнул. На полу лежал человекоподобный монстр, весь мохнатый, кривоногий, на узловатых пальцах чернеют жуткие когти, в приоткрытой пасти белеют загнутые клыки. Сварог понял, что эта морда с острыми ушами, выпученными зелеными глазищами и собачьим носом будет сниться ему долго.

– Вообще-то ничего страшного, – сказал Гаудин. – Паршивый вампир из Ямурлака, почти совершенно вымер, разве что десяток-другой еще хоронится по тамошним лесам. Подлинный облик посвященному распознать легко – запомнили заклинание? – серебро валит его наповал. Но если бы он оказался вчера ночью с вами в парке… Кто-то, умеющий обращаться с подобными тварями, привез его сюда. И пустил по вашему следу. Это не зверь, вполне разумное создание, какой-то тупиковый побег эволюции, но, чтобы с ним договориться, нужно кое-чем владеть…

Сварог подумал, а не рассказать ли Гаудину о еще двух сегодняшних странных происшествиях с ним: утренней встрече с карликом в дверях спальни похотливой дамы и дуэли в дворцовом парке. Если выстроить все случаи в ряд, то напрашивается однозначный вывод. Впрочем, вывод этот уже сделал за него Гаудин – кому-то очень не нравится пребывание графа Гэйра среди живых и кто-то хочет лишить графа этой привилегии. Так что рассказ Сварога ничего нового не добавит. Поэтому он умолчал о карлике и дуэли. И продолжил разговор об испарившемся докторе.

– Вот почему Молитори смотрел на меня, как на выходца с того света…

– Да, несомненно. Он был уверен, что вас уже нет. Меня утешает одно: силы, действующие против вас, не могут похвастать особым могуществом. К нам проникли пока что мелкие, слабые исполнители, прислуга низшего разряда. Но следует ждать появления кого-то более сильного. А вы крайне уязвимы. Вас нужно немедленно отослать в Магистериум.

– Зачем? – невольно спросил Сварог.

– Не в качестве экспоната, не беспокоитесь. Вам срочно нужно вложить в голову минимальный набор знаний, приемов защиты…

– Но почему же только теперь…

– Я ведь не провидец, – сказал Гаудин с виноватой улыбкой, но у Сварога все равно осталось ощущение некой недоговоренности, словно в рукаве у Гаудина все еще уютно покоилась парочка тузов. – И тороплюсь исправить свой невольный недосмотр. Отправляйтесь в Магистериум, я с ними свяжусь немедленно. Вашей охраны вы по пути не увидите, но это не означает, что ее не будет. Вот, возьмите на всякий случай.

Он положил в ладонь Сварогу небольшой черный предмет размером с пачку сигарет, овальный, скругленный, столь рациональной и продуманной формы, что лег в руку, как влитой.

– Направьте в стену тем концом, где прорезь. Большим пальцем прикоснитесь к кругу.

Сварог подчинился. Пронзительно вжикнуло, светлая молния метнулась через комнату, звучно ударила в стену. Сварог подошел посмотреть. Из резной панели, наполовину в нее уйдя, торчало зубчатое колесико величиной с пятак.

– Идеальное оружие против любой нечисти. Кстати, и человеку придется несладко, если хорошо прицелитесь.

– Спасибо, – сказал Сварог. – Сколько здесь зарядов?

– Что? – не сразу понял Гаудин. – Ах да… Заряд всего один. Когда он вылетает, другой возникает на его месте.

– Магия? – с видом знатока спросил Сварог.

– Техника.

Сварог поднял голову и глянул собеседнику в глаза:

– Слушайте, а вы имеете на меня виды?

– Вы же не юная фрейлина, граф.

– Не надо. Вы меня прекрасно понимаете.

– Ну да, – сказал Гаудин. – Такова уж моя служба, граф, – иметь виды решительно на всякого, кто попадет в поле зрения. Учитывая дичайший кадровый голод. Я, например, имел в свое время виды на Орка, но он решительно неспособен к серьезной работе с регламентом, планами, отчетами и дисциплиной. И если вспомнить… Ну, вам это неинтересно. Старые дела. Конечно, я имею на вас виды. Но все зависит только от вас – ведь еще неизвестно, подойдете ли вы мне… Счастливо.

– Знаете, у нас в ответ на такое пожелание принято было посылать к черту.

– Значит, у вас понятия не имели, как опасно даже в шутку так говорить, – сказал Гаудин без улыбки.

…В отличие от замков и дворцов, непременно окруженных лесами и парками, замаскированных под кусочки обычной земли с аллеями и прудами, Магистериум был исполнен холодного рационализма – в небе висело на разных уровнях десятка полтора огромных зданий, в основном серо-стального цвета, хотя попадались и светло-синие, и белые. Никаких архитектурных излишеств – стены, окна, крыши, причалы для летательных аппаратов, и все. Даже скучно становилось. Унылые фабрики научно-технического прогресса и передового колдовства. Право же, старомодные маги чем-то ближе…

Сварог, как его напутствовали, направил ял к белой огромной цифре «пять», нарисованной на длинной стальной полосе причала неподалеку от входа. И сразу же из дверей вышел, направился к нему человек в строгой синей одежде, напоминавшей военную форму и украшенной на груди золотым изображением колбы, заключенной в полумесяц, в точности такой, как на колпаке у посетившего Сварога мага. «Похоже, конкурирующие фирмы не стремятся быть оригинальными в выборе эмблем», – подумал Сварог. Он стоял возле яла и разглядывал встречавшего – его ровесник, лобастый, неулыбчивый, как проповедник при исполнении служебных обязанностей. Меча при нем не было. Не было ни перстней на пальцах, ни золотой цепи на шее. Антланец?

– Граф Гэйр? – спросил тот, подойдя, быстро глянул на меч Сварога – чуть насмешливо, с легким превосходством. – Магистр Ронтег. Собственно, лорд Ронтег, маркиз Виней, но у нас здесь несколько иные установления, традиции и манера обращения…

– О, меня это не коробит, – сказал Сварог. – Я, понимаете ли, не вполне… – Он спохватился и замолк.

– Знаю, – сказал магистр. – Ваш случай меня крайне интересует. К сожалению, все связанное с вашим появлением здесь стало еще и наглядным примером того, что бывает, когда крайне серьезные эксперименты поручают отжившим свое реликтам вроде Мистериора…

Он немного пыжился, но показался Сварогу, в общем, неплохим парнем – просто чересчур уж старался произвести впечатление. Сварог с удовольствием подразнил бы его, но не стал лезть на рожон – позарез необходимы были знания. И он сказал:

– Я надеюсь, когда-нибудь мы с вами долго и серьезно будем беседовать о превосходстве научно-технического прогресса над живыми анахронизмами. Но сейчас мне бы хотелось…

– Понимаю. Прошу. Для начала я вам покажу… ну, хотя бы хранилище апейрона. А по дороге начну рассказывать, если вы ничего не имеете против.

– Наоборот, – сказал Сварог. – И крайне буду признателен, если вы не забудете, что я – совершеннейший невежда.

– Постараюсь. Если увлекусь и погружусь в дебри, не стесняйтесь переспрашивать, – благосклонно кивнул магистр. – Так вот, магия, волшебство, колдовство – лишь определенные проявления определенных законов природы, потому что во Вселенной нет ничего, что не подчинялось бы законам природы. Другое дело, что законы эти крайне многочисленны, по-разному проявляют себя и требуют разных затрат, разных видов энергии. И не имеют ничего общего с так называемой мистикой. То, что серебро для вампира смертельно опасно, – не мистика, а результат особого рода взаимодействия ионов, биополей, молекулярных реакций и тому подобного. Когда человек произносит заклинание, выстраивая в определенном порядке буквы и слова, в его мозгу происходят определенные изменения, слова и буквы – еще и комбинации энергополевых структур, оказывающих соответствующее влияние на другие энергополевые структуры. Дикарю с островов может показаться, что решающее значение имеет само слово, потому что он представления не имеет, какие процессы стоят за каждым произнесенным словом: физические, биохимические, квантовые, гравитационные, иные… Ничего этого маги прошлого не знали и не понимали – они, подобно знахарям, на вкус пробующим целебные и ядовитые травы, вслепую, крохотными шажками овладевали знаниями, научного механизма которых не в силах были постигнуть. Конечно, они добились определенных успехов, но выше своего предела подняться не могли. Пример. Какой-нибудь колдун прошлого, потратив полжизни, методом проб и ошибок мог на старости лет отыскать заклятье, способное… ну, скажем, стряхивать с деревьев спелые вишни. Наши компьютеры и аналитические машины проделают эту работу за считанные минуты.

– Великолепно, – сказал Сварог. – А если мне, например, потребуется отыскать такое слово, чтобы… чтобы с каждого, кто без спроса войдет ко мне в комнату, падали штаны?

– Если такое заклинание не будет противоречить законам природы, машины его для вас подберут столь же быстро. Все упирается в степень сложности. Если мы возьмем так называемого Великого Мастера, или дьявола – это не более чем явление природы, правда обладающее разумом и определенной злокозненной мощью. Сегодня мы еще не в состоянии посадить его в клетку и показывать экскурсантам, но все, повторяю, упирается в степень сложности. Рано или поздно мы решим и эту, сугубо научную, проблему.

– Даже так? – сказал Сварог. – А Богу у вас клеточка в таблице отведена?

– Ну что вы! Творец Вселенной – это уже по ведомству мистики. А мелкие боги живущих на земле варваров – это всего лишь материализовавшиеся образы, овеществленные мыслеформы, живущие за счет энергетической подпитки. Когда число искренно верующих падает до определенного предела, Бог дематериализуется. Проверено многочисленными экспериментами.

– Лихо, – сказал Сварог.

– И строго научно, смею заверить.

– Но тени мертвых…

– Царство Теней – явление, чье существование точно так же можно объяснить с помощью научных трудов, расчетов и формул. Вас удовлетворяет такое скольжение по поверхности или хотите опуститься поглубже?

– Не рискую пока, – сказал Сварог, всерьез опасаясь, что его могут привязать к креслу и насильно пичкать строго научными знаниями. Он то и дело оглядывался украдкой, но не видел вокруг ничего интересного – скучные светлые коридоры, чистые и пустые, двери, окна, лестницы. – Кое-что я уловил, и этого пока достаточно.

– Вы не испытываете желания серьезно учиться? Неужели собираетесь и дальше сидеть в замке, отдавшись растительному существованию?

– Знаете, не нужно меня торопить и слишком многого требовать с первых минут… – сказал Сварог.

– Ну что ж… Теперь – обещанные эффекты.

Серо-стальная дверь ушла в стену, и они оказались в огромном куполообразном зале. Занимая почти все его пространство, мягко золотился исполинский шар, добрых пол-лиги в диаметре. Казалось, он налит пламенем – неярким, не ослепляющим, нежные переливы света медленно, неспешно, широкими полосами без четких границ проплывали во всех направлениях, вспыхивали, блекли, гасли, наливались ярко, игра золотых струй всех мыслимых оттенков, от нежно-лимонного до густо-оранжевого, напоминала немую музыку, шар менял краски и очертания цветных пятен, сочетания цветов и оттенков, словно невиданный калейдоскоп, он излучал тепло, завораживал, притягивал. Сварог невольно пошел вперед, не пугаясь нависающей громады, протянул руку…

– Вы ничего не почувствуете. Магнитная ловушка. Силовое поле, – суховатый голос магистра вернул его в холодную научную реальность, но он еще долго стоял, не в силах оторвать взгляда от наплывавших из глубин шара золотистых волн, переливчатых потоков, водопадов, завихрений, клубящихся разливов золота.

– Что это?

– Апейрон, – сказал магистр. – Растения живут за счет хлорофилла, перерабатывающего солнечное излучение. Животные получают необходимую для функционирования энергию за счет других биохимических реакций – опять-таки перерабатывая излучение Солнца. Апейрон – это вид излучения, идущего из ядра Галактики и служащего питательной средой магии. Если применить аналогию с электромагнитной индукцией, то апейрон играет роль источника тока, замкнутого контура, а заклинания – роль введенного в этот контур проводника. Аналогия, разумеется, довольно груба и притянута за уши для вящей легкости изложения.

– Понятно, – сказал Сварог с умным видом. – Но для меня и электромагнитная индукция – чересчур высокомудрая вещь. Питательная среда – вот это гораздо понятнее.

– Древние маги, те из них, кто был одарен соответствующими способностями, могли использовать лишь чрезвычайно слабый поток естественного излучения… правда, ради объективности стоит заметить, что они добивались неплохих результатов. Для своего времени, конечно, – торопливо пояснил Ронтег. – Наука нашла способы аккумулировать и накапливать апейрон, что, как вы, должно быть, понимаете, дает фантастические возможности и позволяет удовлетворять любые потребности. Увы, существует и оборотная сторона медали. Вам это может показаться странным, но потребности обитателей замков не столь уж и высоки и довольно примитивны…

– Согласен.

– Рад, что вы понимаете. В сущности, они ведут столь же примитивный образ жизни, как их далекие предки. С минимальными отличиями. И потому многое остается невостребованным. Можно хоть завтра создать тысячу межпланетных кораблей – но где вы найдете экипажи для них?

– Постойте, – сказал Сварог. – Но есть же Антлан. И те, внизу…

– Есть вещи, которым пока что не стоит учить…

– Варваров?

– Ну, что вы. Скажем так – людей, которых преждевременно знакомить с вершинами техники и науки. Когда-нибудь, через много поколений…

– Значит, копить знания и мощь ради самого накопления?

– Бывают такие неизбежные этапы, – сказал магистр, смутившись самую чуточку. – Поймите, устоявшиеся порядки никогда не удавалось изменить без крупных потрясений, и еще древние мыслители задавались вопросом, стоит ли проблематичная цель разгула этих потрясений… Мало того, нам известен печальный опыт прошлого…

Сварог слишком мало знал, чтобы очертя голову бросаться в столь сложный спор. Он сказал:

– Хорошо, оставим это. Гаудин говорил, что здесь мне впрыснут порцию необходимых познаний…

– Конечно, – с некоторой скукой в голосе отозвался магистр. – Пойдемте. Немного истории, географии, приемы защиты от опасностей…

Сварог вышел следом за ним, оглядываясь на золотой шар с непонятной жалостью, как на посаженную в клетку птицу, которой бы порхать и петь на воле.

Он ожидал чего-то необычного и чудесного, но магистр усадил его в синее металлическое кресло, ловко опустил два торчащих из спинки кольчатых гибких шланга, так что венчавшие их многогранные шары, словно бы из фиолетового стекла, оказались у самых висков Сварога. Сам уселся за пульт, не особенно и сложный.

– Так просто? – с сомнением спросил Сварог, кося глазом влево, на фиолетовый шар, от которого словно бы веяло теплом. Самовнушение, скорее всего, ничего еще не включено.

– Чем совершеннее техника, тем она проще. Самое трудное изобрести и усовершенствовать. Все, не шевелитесь. Итак… Магические приемы защиты, краткие курсы… Заклинания от повешенья хотите? На случай, если вздумаете путешествовать по грешной земле. Болтайтесь себе в петле хоть до будущего тысячелетия…

– Давайте, – сказал Сварог.

– Дышать под водой хотите? – Магистр определенно рисовался.

– Давайте, – сказал Сварог. – Я не жадный, я предусмотрительный… Какие будут инструкции?

– Сидите спокойно, вот и все. Начали.

Сварог ощутил себя радиоприемником, который вопреки конструкции вдруг мгновенно принял все диапазоны, сколько их ни есть, – лавина образов, лиц, пейзажей, карт затопила мозг, он видел одновременно десятки улиц, домов, гор, островов, сотни голосов выкрикивали ему в уши сотни имен и названий. Сознание не выдержало дикой перегрузки, и он провалился во мрак, где не было ни зрения, ни слуха, ни вкуса, ни осязания.

Придя в себя, он не ощутил никаких болезненных последствий. И остался совершенно таким, каким был прежде. О чем тут же и сообщил магистру. Тот свысока улыбнулся:

– Повторите-ка мне краткий курс истории Талара.

Сварог, к своему изумлению, четко отбарабанил:

– В незапамятные времена, когда Творец поднял из покрывавшего Талар океана землю и заселил ее людьми, в неизреченной милости своей он одарил их и способностью к магии, волшебству и иным искусствам, постигаемым и достигаемым с помощью потока Золотого Апейрона. Увы, люди в гордыне своей и порожденных ею пороках долгие тысячелетия увечили лик подаренной им планеты, создавая ложных богов, наполняя землю, воздух и воду сонмищами гнусных чудовищ, удовлетворяя с помощью магии самые низменные желания, пренебрегая науками и искусствами, погрязнув в невежестве. Так длилось их безрадостное бытие до тех пор, когда божьи избранники, принадлежавшие к лучшим дворянским родам Талара, прервали порочный путь невежества и греха. Именно они, благородные лары, проникнув в тайны науки, создали сияющие небесные обители, покончили с распространившейся на все планеты злокозненной магией, истребили ложные учения, питавшиеся кровью и человеческими жертвами, и в неустанных трудах воздвигли Империю Четырех Миров, став ее мудрыми и милостивыми правителями.

– Вот видите, – сказал магистр. – Могут в Ронеро награждать гражданских Орденом Алого Пламени?

– Нет, – сказал Сварог. – Этот орден только для военных.

– А снольдерская Медаль Процветания?

– Это для купцов.

– Какой чин следует за канцелярии советником?

– Департаментский секретарь.

– Сколько островов содержит Инбер Колбта?

– На сегодняшний день – восемьсот сорок один.

– Дальше можно не проверять, – с довольным видом кивнул Ронтег. – Знаете, я не удержался и снабдил вас даже большим, чем у обычного лара, объемом знаний по географии и земному укладу жизни. Такое впечатление, что Гаудин именно этого и хотел. Вы не в претензии?

– Ничуть, – сказал Сварог. – Послушайте, вы говорили об учебе. Но почему бы попросту не натолкать мне в голову необходимых знаний? Чтобы я вышел отсюда готовым магистром?

– Готовых магистров не бывает, – усмехнулся Ронтег. – Потому что это не будет обучением. Увы, в этой области ничто не изменилось с древних времен и, наверное, не изменится. Можно вложить человеку в память гигантские вороха справочников, географических атласов, руководств по управлению аппаратами и агрегатами. Но подлинно профессиональные знания он должен получать обычным путем, осмысливать их, впитывать, делать частью своего мозга и только после этого переходить к следующей порции. Пример. Вы сейчас знаете названия всех ветров, главных созвездий, мелей и островов. Сможете провести корабль от Инбер Колбта в залив Даглати в пору осенних штормов?

Сварог призадумался и смущенно пожал плечами:

– Не получается что-то…

– Вот видите. Здесь уже нужно поработать головой. Личный опыт и выработанный долгими годами практики профессиональный нюх не программируются.

– Понятно, – сказал Сварог. Встал. – Ну, мне пора, пожалуй. Не смею отнимать у вас время, всецело отданное познанию тайн природы. Ибо мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача…

– Кто это сказал? – заинтересовался магистр, пропустив мимо ушей иронию, которую не мог не распознать в голосе Сварога.

– Один ученый. То есть ему еще суждено сказать это через неизвестное количество тысячелетий…

– Великолепный афоризм. Что ж, желаю удачи.

Сварог размашисто шагал по узкому причалу, не огражденному хотя бы символическими перилами – но теперь он знал, в чем причина такой беспечности. Лар не может упасть на землю, даже если он сиганет вниз без парашюта – пролетит уарда полтора, а там его мягко подхватит и вернет назад система спасения, коей оборудованы, говоря сухим языком науки, все летающие жилые объекты. Прочие летающие объекты, служащие для перемещения по воздуху, никогда не могут упасть, как не способно рухнуть на землю облако. Если только в них находится лар. В довершение всех благодатей, лар может преспокойно прыгать с высоких башен, ибо опустится на землю мягко, как сухой лист. Его можно сбросить с горной вершины в обыкновенной бочке – и эффект будет тот же. К сожалению, покопавшись в новообретенных запасах памяти, Сварог так и не обнаружил ни намека на способность лара летать самостоятельно. Конечно, и на солнце бывают пятна. Жаль. Но, в общем, ему понравилось быть ларом.

Он оглянулся на здания Магистериума, едва маячившие у горизонта. По совести, ни здания, ни их обитатели ему не понравились. Потому что они были ничуть не лучше тех, что убивают жизнь на королевские охоты и балы. Одни копят знания и мощь ради самого процесса накопления, другие не хотят ни знаний, ни прогресса, третьи и от знаний, и от прогресса просто-напросто отсечены. Это даже не кастовое, не феодальное общество, это гораздо хуже. Плоскости не пересекаются. Средневековый сеньор держал своих вилланов на положении скота, но сам он вовсе не обладал источником знаний и чародейского могущества, откуда мог бы черпать при необходимости.

И эти высоколобые… Им важно одно – утолить любознательность за государственный счет. А потом получается, что атомная бомба для них – великолепная физика, и не более того. И не меднолобые генералы, а высокомудрый интеллектуал настаивает, чтобы первая атомная бомба была сброшена непременно на город, чтобы эксперимент получился завершенным, а генералы-то как раз и настаивают на демонстрационном взрыве где-нибудь в глуши, но кто их слушает, если подвернулась прекрасная возможность поэкспериментировать на двуногих мышках и ничего за это не будет…

Ял вдруг задрожал. Мелкой подлой дрожью, будто его затрясло на небесных колдобинах или засбоил безотказный двигатель машины ларов.

«Это еще что такое? Проходим полосу магического излучения, отличающуюся повышенной тряскостью? Попали в невидимый грозовой фронт? Мне подсунули подержанный ялишко с перебранным пробегом?» Сварогу захотелось, так, чисто по-русски, двинуть кулаком по пульту управления, авось и заработает как надо. Но не пристало вроде графу вести себя столь по-плебейски.

Некоторому легкомыслию, с которым он отнесся к происходящему, суждено было быстро испариться без следа. Так как дальше события приняли крайне серьезный оборот.

Воздух вокруг яла внезапно потерял свою прозрачность, оборотившись грязно-серой мутью, которая на глазах скручивалась жгутами. Жгуты те выстраивали подобие тоннеля, ял летел по центру его. Машина сделалась неуправляемой. Едва начались пугающие атмосферные метаморфозы, Сварог попытался вывести аппарат из опасной зоны. Он дергал рычаги, нажимал клавиши, скоро уже все подряд, без разбора – никакого результата. Ял не подчинялся ему, вообще никак не реагируя на манипуляции с управлением. Прогулочная лодка ларов стремительно уносилась по кишке из воздушных жгутов, увлекаемая чем-то или кем-то, скорость ее все возрастала.

Сварогу все это категорически не нравилось. Когда тебя отстраняют от дел неназвавшиеся дяди – всегда неприятно, но когда при этом не сообщают, ради какой цели затеяно мероприятие и что у них там по плану сотворить с тобой на следующем этапе – совсем уж паскудно, взрастает настоятельное желание набить морду лица. Знать бы кому.

Но оставаться в роли шашки в любимой народной игре в Чапаева, которую, не спрашивая соизволения, щелчком отправляют на другую сторону доски, Сварог не собирался. Естественно, он прекратил бессмысленно теребить рычаги и клавиши. Он задумался. Не переставая следить за окружающим, заглянул в себя, в те энциклопедии, что вложили в него, в то громадье сведений, что закачали в его мозг, чтобы отыскать среди этих напластований подходящее знание. Не очень ясно представляя, что это может быть – заклинание, технический прием, иная ли подсказка, – листал мысленные страницы. Взаправду, не так важно, сколько в тебя понапихано знаний, а как ты этим умеешь пользоваться.

Вокруг пока ничего не изменилось. Ял уносился по тоннелю все из тех же жгутов, следуя его изгибам: то ныряя вниз, то взмывая вверх, то закладывая виражи. Скорость возросла до немыслимой. Ладно, хоть встречный поток воздуха, как и прежде, отклонялся невидимой защитой.

Кто ищет, да обрящется. Еще повоюем. Он откопал-таки заклинание, возвращающее отобранное управление механизмом. Теперь осталось произнести, не рассмеявшись при этом над комизмом ситуации: десантный майор, уносимый волшебными ветрами, уверенно колдует, сидя в летающем корабле, бормочет что-то под нос с серьезной рожей. Нет, хватит, дорогой, надо поскорее осваиваться в новом качестве, забывать доталарские стандарты.

Он не договорил заклинание. Не потому что помешали, сам себя остановил. Когда увидел, что ял выскочил из туннеля, как плевок изо рта, и когда понял, где оказался.

Туннеля из грязно-серой скрученной мути как не бывало. А окрест просматривались места знакомые. Очень даже.

Глава восьмая. Старые знакомые

Ял застыл как раз напротив намалеванной на стальной полосе причала огромной белой пятерки. «Когда-то эту цифропись еще раз придумают арабы», – не сказать чтобы кстати, подумал Сварог. Хотя, быть может, думать о всякого рода изобретателях и изобретениях сейчас было вполне уместно. Ведь доставили его прямехонько к унылой группе из полутора десятков зданий, объединенных холодным архитектурным прагматизмом и названием – Магистериум. За какие-то полчаса с фабрикой научно-технического прогресса ничего не случилось, как висела в воздухе, так и висит. Равным образом ничего не произошло и с магистром Ронтегом. Как и в первый раз, магистр в синей одежде с золотой колбой в полумесяце на груди ждал его прилета. Только сейчас – прямо на причале, а не внутри здания. И сразу бросился к замеревшей летательной машине, вцепился обеими руками в борт.

– Все в порядке? – выпалил он.

– Не знаю. Что вас конкретно интересует? – Сварог сотворил из ничего сигарету, из пальца – огонь и закурил.

– Пойдемте, граф! Здесь небезопасно. – Магистр оглядел горизонт, посмотрел на графа Гэйра, вновь на горизонт. Ронтег нервничал, руки его елозили по борту.

– Небезопасно? – Сварог по примеру магистра огляделся. – Не нахожу. И вообще…

– Умоляю, граф, после. Укроемся в здании. Там я вам все объясню. Нет времени.

– Что происходит, милейший?

– Нам надо уйти отсюда. Здесь очень опасно.

– Вам надо. А мне надо…

– Граф Гэйр, – перебил его Ронтег, – пока вы не в стенах Магистериума, вам грозит беда. И мне с вами заодно.

Беспокойство магистра возрастало, он вертел головой во все стороны, на лбу его проступил пот.

– От кого грозит? Я что-то ничегошеньки не наблюдаю, – Сварог сделал рукой с сигаретой обводящий жест. Если бы майора спросили, в чем причина его упрямства, то он, пожалуй, затруднился бы четко и ясно, по-военному, по пунктикам разъяснить что к чему. Вероятнее всего, то раздражение, что вызвал в нем Магистериум с его обитателями, помножилось на подневольное возвращение и сфокусировалось на, в общем-то, неплохом парне Ронтеге. Да и надоело десантному майору, еще в покинутом мире, когда его используют втемную, всячески уходя от объяснений, мол, нам лучше знать, мы умнее и сидим выше.

– Может, все-таки объяснитесь, магистр?

Ронтег сделал рукой жест, призванный выразить безграничную степень его отчаяния.

– Эх, да вы не пон… Ладно. В общем, едва вы покинули Магистериум, мы уловили на экранах следящих устройств негативное возмущение поля. Множество черных точек. Движущихся к вашему ялу. Окружающих вас. Быстро берущих в кольцо. Единственное, чем мы могли помочь вам, мы и сделали. Создали силовой защитный коридор и вытащили вас по нему. В общих чертах ясно? Подробности после. Неизвестно, кто охотится на вас и уберутся ли они восвояси. Они могут преследовать вас до конца. Но Магистериум им не по зубам, кем бы они ни были. Ну, идете же вы со мной или мне оставить вас здесь одного?!

– Уговорили. Иду. – Сварог в два счета выбрался на причал.

Когда плавно, с едва слышным шелестом массивная дверь перекрыла за ними доступ в Магистериум («Как тут не вспомнить наши советские приуготовления к ядерным бомбежкам, всенародно любимую гражданскую оборону, гидрозатворы на станциях метро, работу которых довелось однажды видеть!»), магистр Ронтег вздохнул, не скрывая облегчения. Сварог заметил скопившееся на лбу ученого мужа немалое число капелек пота. Тот не смахнул их, забыв или не почувствовав, а сделал приглашающий жест в сторону однажды пройденного майором коридора.

– Вот теперь мы сможем обо всем спокойно переговорить, граф Гэйр.

На что граф Гэйр загасил докуренную сигарету совершенно варварским способом – о бронированную дверь – и спросил:

– Значит, вы уверены, что на приступ ваши некие силы не пойдут?

Улыбка широко раздвинула губы Ронтега, она не шла его лицу, так бывает с теми, кто улыбается крайне редко, по великим праздникам.

– Пускай идут. Нам же их не жалко, ведь правда?

Наконец он почувствовал влагу, украшавшую его ученый лоб, вытер капли рукавом своей синей униформы. Заговорил снова, и видно было: хочется ему поговорить, напала словоохотливость. Так нередко случается, когда отступает сильное, тревожное напряжение.

– Знаете, граф, вы правы, они очень даже могут ринуться на штурм Магистериума, проведав, что вы здесь, у нас. Все зависит от того, какие исполнители избраны для проведения акции. Вполне допускаю, такое бывает сплошь и рядом, сегодняшние ваши враги – расходный материал. Запрограммированы на исполнение до конца, у них заблокирована боязнь смерти, то есть пойдут напролом на любую преграду, пока не уничтожат вас или не уничтожат их.

– Камикадзе, – сказал Сварог и закончил фразу про себя: «Так это можно выразить одним словом».

– Что, простите?

«Значит, японские термины будущего им не известны. Предложим эквивалент».

– Смертники, я говорю.

– Да-да, совершенно верно, граф, смертники. Правда, если допустить…

– Простите, что перебиваю, магистр, но мы, если не ошибаюсь, собирались пройти туда, где сможем спокойно, а главное, с большими удобствами продолжить наше общение.

– Да, конечно. Следуйте за мной.

Магистр быстрым шагом направился по коридору. Шли они сейчас не тем путем, что в первый раз. Никто не попадался навстречу – вот это совпадало с первым визитом в Магистериум. Держась за синей спиной Ронтега, минуя одну за одной многочисленные двери, отличающиеся друг от друга только белыми номерами на табличках, Сварог занял свои мысли рассуждением о том, что Гаудин оказался стопроцентно прав. Для кого-то весьма могущественного граф Гэйр стал как кость в горле. Видимо, появление графа на Таларе помешало осуществлению чьих-то замыслов. Замыслы эти, должно быть, грандиозные, раз его так и не приславшие визитной карточки враги решились на столь возмутительно наглую операцию, как воздушная атака вблизи Магистериума, в неприкосновенном, заповедном, тщательно охраняемом жизненном пространстве ларов. Чем же и чему же, скажите на милость, мог помешать граф, который еще неизвестно чем будет заниматься. Который – почему бы и нет? – завязнет в балах, охотах, мелких придворных интригах, флиртах, бытовых утехах, станет одним из многочисленных ларов-обывателей, и ни вреда, ни пользы от него не дождешься. И на тебе – такая массированная встреча на убой. Выходит, кому-то известно его, лорда Сварога, предназначение. Или кто-то заблуждается на его счет, что не легче. В этом мире колдунов и гадалок в чести пророчества. И кто знает, не упомянут ли граф Гэйр в одном из них как помеха в чьих-то начинаниях? Следуя дальше, предположим, что могущественный и информированный враг его решил убрать помеху задолго до того, как она начнет мешать. Пускай даже на всякий случай, игра у кого-то назначена крупная, выигрыш впереди маячит, видимо, неслабый, и лучше сразу, не жалея средств, подстраховаться. Как тут не вспомнить фантастические рассказы из его, Сварога, будущего, в которых герои, странники на машинах времени, убивали, ну скажем, Гитлера или Сталина, дабы уничтожить в зародыше фашизм или тоталитаризм.

Есть еще вариант. Кто-то не сомневается, что вернулся доподлинный граф Гэйр и ему надумали предъявить старые счеты…

Додумать этот вариант Сварогу не удалось. Они наконец пришли.

Магистр, открыв дверь под трехзначным номером, пропустил графа внутрь.

Небольшая комната, должно полагать, и создавалась с целью приема в ней гостей. Неяркий, умиротворяющий свет (разумеется, непонятно чем производимый и откуда льющийся) охватывал столик и два низких кресла по обе стороны от него. Все остальное в гостевой комнате тонуло в полумраке. Небольшая подсветка позволяла разглядеть бархатные бордовые портьеры, занавешивающие, скорее всего, только подразумевающиеся окна. Да еще чуть подсвеченными оказались книжные полки шкафа, на которых темнели фолианты в основательных переплетах, из которых ни один по толщине не уступал «Капиталу» Маркса. В общем, магистры сотворили атмосферу для ведения неторопливых интеллектуальных бесед. «А нет ли у них, – пришло Сварогу вдруг в голову, – еще и специальной комнаты, ну скажем, для ученых дискуссий и мозговых штурмов. Тогда она, наверное, выглядит так: горы наколдованных окурков в черепах, скелет в углу, увешанный шляпами, искусственного происхождения сизый табачный, но безвредный дым столбом, реторты с булькающим содержимым, столы, заваленные чертежами, графики на стенах, осциллографы под ногами, светящиеся дисплеи, корзины, переполненные скомканной бумагой».

Сия веселая картинка рисовалась Сварогу, пока он проходил в центр комнаты и усаживался в кресло.

– Вы не голодны, граф? – любезно поинтересовался магистр, занявший место напротив.

– Нет, благодарю. А какое время вы рассчитываете держать меня под запором?

– Не только вас, но и самих себя, заметьте. Какое время? Видите ли, стоило нам обнаружить опасность, угрожающую вам, мы сразу дали знать Гаудину. Таковы, между прочим, были его инструкции: в случае любых неожиданностей, имеющих отношение к графу Гэйру, немедленно связаться с ним. Я не удивлюсь, узнав, что Гаудин не исключал чего-то подобного происшедшему. Сразу по получении нашего сообщения подняли Серебряную бригаду. Она, я думаю, уже на месте и действует. Когда она управится, когда от Гаудина поступит разрешение – откроем наше укрытие. Не беспокойтесь, граф, про нас не забудут. В эту комнату сразу передадут любые интересные нам новости. Кстати, не исключаю, Гаудин сам прибудет сюда для разговора с вами.

Зависла небольшая пауза.

– Что будете пить? – совсем по-официантски поинтересовался Ронтег.

Сварог еле сдержался, чтобы не брякнуть: «А за чей счет банкет?»

Но советская киноклассика небожителям вряд ли знакома. Кстати, экспериментаторы хреновы, могли бы и прихватить вместе с ним десяток видеокассет с хорошими земными кинофильмами. Было бы чем глушить ностальгию. А то нападет, не приведи Господь, ничего же нет, кроме водки, никаких других антиностальгических лекарств. Да и водку самому придется выколдовывать.

– Бокал вина, если вас не затруднит.

Магистра не затруднило пошевелить губами, и появилось два бокала с кровавого цвета жидкостью. Меж них на столике выросла вдобавок огромная ваза с фруктами.

– Предлагаю тост, – Ронтег взял свой бокал. – За вашу пусть не окончательную, пусть первую, но – Победу над силами зла!

– За вашу неоценимую помощь в достижении таковой! – поднял бокал Сварог.

Они поднесли хрустальные сосуды к губам, наклонили их, алая жидкость, оказавшаяся отменным вином, потекла одновременно в оба организма…

И в этот самый момент Сварога дернул… нет уж, всяко не черт… Не из озорства, не ради заполнения паузы поступил он так, как поступил.

И не из-за чрезмерной, «сталинистской» подозрительности. Правду сказать, он как раз чувствовал себя в полной безопасности и испытывал к сидящему напротив если не симпатию, то доброжелательное отношение. Скорее всего, поступить так, как он поступил, его надоумила та не познанная пока часть его новой графогэйровской сущности, благодаря которой он отменно управлялся с мечом, будто баловался фехтованием с пеленок. Да, словно повинуясь чьему-то наущению, чьей-то подсказке, незримому толчку в бок, что называется, непроизвольно и непреднамеренно Сварог включил «третий глаз». То есть способность, позволяющую, не раскрывая своих намерений, видеть истинную сущность того или иного существа, какую бы личину оно ни напялило на себя. Спасибо, вложили в него сей бесценный дар.

Не выдать себя вскриком, выпущенным из дрогнувшей руки бокалом или вскакиванием с места ему помогло лишь то, что он не сразу осознал, что видит. И когда, спустя миг-другой, к нему пришло понимание того, что открыло «магическое зрение», на что он смотрит теперь, тогда же, одновременно с этим, пришло и осознание того, что ни в коем случае нельзя выдать себя, свое изумление, граничащее с шоком.

Лучше всего укрыть обуревающие чувства, заняв себя ерундой. Он и занял: медленно поставил бокал, потянулся за сочным яблоком размером с кошачью голову, взял его, надкусил, вытащил из воздуха сигарету, закурил, скрыл лицо за дымовой завесой.

Укрываясь за завесой и за какой-нибудь болтовней, ему предстояло окончательно прийти в себя, поразмыслить, все продумать, найти выход.

А увидел Сварог, включив магическую способность срывать покровы, на месте магистра Ронтега вовсе не магистра. Вовсе не человека.

В низком мягком кресле напротив расположилось существо. На тонюсенькой, длинной, утыканной щетинками шее крутилась во все стороны маленькая птичья головка с ятаганно изогнутым, острым желтым клювом, оканчивающаяся зобом, как у индюка. Головка крепилась к неприлично жирному, серого цвета туловищу, разбросавшему свои складки по всему креслу, не покрытому ни синим, ни иным одеянием. Низ туловища, где у людей находятся половые органы, у существа покрывал лесок густой, вьющейся коричневой шерсти. Создание из ночных кошмаров держало свой бокал в трехпалой птичьей лапе с кривящимися когтями. Нижние конечности, короткие лапки, не доставали до пола. Оно игриво болтало ими, демонстрируя гусиные перепонки.

«Кто же ты? Демон? Сам творитель зла, Князь Тьмы, сиречь дьявол?»

– Вы о чем-то задумались, граф? – вопросило существо. Сварога чуть не вытошнило от вида раскрывающегося клюва и дрожащего внутри тонкого пупырчатого язычка. «Нет, на хрен. Так я не смогу разговаривать», – и граф Гэйр отключил «третий глаз». Кресло напротив вновь занял человеческий магистр Ронтег.

– Я вот думаю, – голос Сварога окрасила предательская хрипотца, – что… э-э… кто инициатор этой охоты на меня? Ведь не первое покушение…

Ему с трудом далось произнесение фразы. С непривычки, видать, к такому роду зрелищ. А он, наивняк, думал, что после перевиденного на жизненном пути от летехи до майора никакими картинками его не напугаешь, не удивишь, а вот поди ж ты… Разговаривающая, до омерзения жирная птица, красящаяся под магистра, выбила его из седла. Надо, майор, срочно забираться обратно в седло, садиться крепче, брать поводья в твердую руку. Сварог хотел, чтобы чудище разговорилось, подольше поболтало, оставив его наедине с собой. Ему требовался небольшой тайм-аут. Перед тем, как Они начнут действовать – или он.

Птица-магистр, судя по всему, была не прочь почесать язык. И охотно подхватив предложенную тему, залилась соловьем (на последнего походя столько же, сколько и на человека):

– А вы сами не догадываетесь, граф? Впрочем, вы еще не успели у нас освоиться, разобраться в расстановке сил. Я предложу свое виденье проблемы, не претендуя на…

«Значит, надолго завелся. Хорошо. Хоть в чем-то подфартило – попался демон-интеллигент, любит, гнида, повитийствовать, чай, приходит в восторг от собственного краснобайства, как и от ситуации, когда жертва в твоей власти, ни о чем не подозревает, в любой момент ее можно умерщвить, и ты тащишься, оттягивая расправу, короче, кошки-мышки.

Итак, констатирую: влип. Вашу мать так и этак. Вопрос первый: кто передо мной? Уж не Сам ли? Нет, не тянет. Внешность опереточная – раз. Тот почувствовал бы прощупывание «третьим глазом» – два, не вел бы себя так несолидно наконец. Значит, мелкий бес или демон средней руки. Серебро должно его взять.

Вопрос второй: где я?..»

– …таким образом, пересеклись с самим Великим Мастером. Вас это удивляет?

Сварог, одним ухом слушавший трепотню лжемагистра, вовремя поддакнул:

– Да, удивляет.

– Смею вас уверить, все указывает на это. Во-первых…

Разговор, похоже, доставлял демону удовольствие, обсуждаемые вещи ему были близки, понятны и приятны – Великий Мастер, всесилие темных сил. Вот и ладушки, пускай разглагольствует.

«Реальный это Магистериум или иллюзорный? – вернулся к своему Сварог. – Будь реальным – набросились бы, поторопились. Да и не могли они никак захватить подлинный Магистериум. Значит, мнимый. Значит, кроме этой дряни, тут может оказаться тьма тем нечисти, которая прискачет сюда по первому свистку вонючей курицы. А почему же до сих пор не ликвидируют? Чего ждут? Неужели единственная причина – блажь этого ублюдка, желающего наиграться со мной в кошки-мышки? Получается, эта козлина не сомневается, что я у него в руках. Пардон, в вонючих лапах…»

Что-то очень важное, вырастающее из последних слов самому себе забрезжило в уме. Но отвлек «магистр».

– Вы согласны, граф? – Вопрос застал Сварога врасплох.

– Я бы рад не согласиться, но вы (обращение на «вы» к пугалу коробило графа Гэйра, при этом он прикладывал усилия, чтобы не скривиться, как от зубной боли) привели столь убедительные аргументы. Но скажите, как это стало возможным?

Наобум данный ответ, по всему было заметно, устроил «Ронтега».

– Вам не довелось пока слышать о кодексе Таверо, граф? Ну, не беда, еще познакомитесь с ним. У вас впереди уйма времени…

«Издевается, гад. Ради этих издевок и тянет».

– Большинство из предсказанного там имело обыкновение сбываться. Не все, конечно, но сбывшегося немало, и это дает основание серьезно считаться с поведанным Таверо. В том числе и с его пророчеством о Сером Рыцаре, по-другому – о Сером Ферзе…

«Серый рыцарь – это интересно, но что мне предпринять?

Попробовать незаметно вытащить шаур и пристрелить гада? Но где гарантия, что за нашим разговором не следит по видеофону толпа уродов, каковая и ворвется сюда после моего выстрела». И тут Сварог с каким-то веселым отчаянием понял, что никто ни в чем никаких гарантий ему не даст. Действовать придется безоглядно. Не ждать же кавалерии в виде Гаудина с Серебряной бригадой. «Хорошо, определим цели и задачи. Задача – выбраться живым. Цель – ял. Путь по коридору известен, не лабиринт, не заплутаешь…»

– …явился Серый Рыцарь. Игра шакра-чатурандж зеркально отображает жизнь с ее правилами, в которой тоже ведут сражение два игрока, а остальные лишь фигуры. Но разные фигуры. Есть пешки, есть Серый Ферзь, есть Гремилькар…

«Ишь как увлекся темой! Пусть наговорится напоследок. Вопрос наиважнейший – чем я располагаю, кроме боевой десантной подготовки, великолепного шаура и меча? Трудноуязвим, это радует. А что у нас там по части заклинаний, могущих посодействовать в правом деле борьбы с монстрами?..»

– Да вы слушаете меня, граф?! – в голосе лжемагистра проскользнуло возмущение.

Наконец что-то заподозрил хренов демон.

– Дорогой магистр, вы рассказываете столь поразительные вещи, что каждая повергает меня в раздумье. Едва я переварю одну информацию, вы уже подбрасываете другую, не менее сногсшибательную…

Существо съело объяснение Сварога, полностью удовлетворившись им.

Что стало ясно из продолжаемого им монолога:

– Так вот, граф, Великий Мастер не может мириться с существованием Серого Рыцаря, ибо неизвестно, на чьей стороне будет сражаться введенная фигура. Шакра-чатурандж…

Сварог тем временем щелкнул мысленным переключателем, восстановил «третий глаз». Драться ведь предстоит не с магистром, а с вот этой, возникшей вновь перед глазами во всей красе жирной курицей…

И вдруг… Даже сердце приостановилось, пропустив ударов пять, от внезапно озарившей, громовым раскатом сотрясшей мозг догадки.

Как, как он, тертый-перетертый, мог додуматься до этого только сейчас! Лопух, олух, дубина!

Низкое мягкое кресло, в котором утопаешь, кресло с высокими подлокотниками. Отчего ж, ты думал, развалившийся напротив враг ведет себя столь уверенно, спокоен, никуда не торопится, болтает себе о том, о сем? Ответ лежит сверху, и не увидеть его способен только дебил… Ну да ладно, лучше поздно, чем никогда.

Провести такую сложную операцию, затратив на нее немалое, а то и огромное количество злокозненной мощи, разве доверили бы полному разгильдяю, трепачу и недоумку. И ведь видел же, что окончательно напряженность магистра пропала, когда они сели в эти чертовы кресла. Конечно, чем еще объяснить легкомысленную разговорчивость демона…

Он у них под прицелом. Мгновенно выбраться из перинно-мягких сидений, спинок и высоких подлокотников – невозможно. Притом что зад находится ниже коленей. Какое там мгновенно! Целая вечность пройдет, пока ты поставишь себя на ноги или, выдернув тело на руках, перевалишься через подлокотники. Да из тебя за это время не то что решето сделают, превратят в одну большую дыру.

«Стоп, стоп, – остановил сам себя Сварог. – Опять в тебе говорит десантный майор, а не таларский небожитель. Лара нельзя убить на расстоянии. Значит, не огонь будут вести, а выскочат и пронзят, зарубят, разрежут. Где же тогда исполнители? Должны быть очень, предельно близко, чтобы не оставить мне ни единого шанса.

Так: за спинкой кресла, за портьерой, за дверью… нет, вряд ли, далековато… Или исполняет сам «магистр». Последнее – маловероятно.

Он со мной в одинаково невыгодных условиях. Скорее, он руководит акцией и всего лишь даст сигнал. Пока он его не даст, я жив. Жив, пока сижу. Жив, пока не полез в карман за шауром или не положил руки на лежащий на коленях меч. Жив, пока не вызываю подозрений. Не вызываю подозрений, пока не двигаюсь. А пора бы начинать двигаться…»

– Простите, магистр, – перебил Сварог заливистый монолог «Ронтега», – вот вы все говорите о Сером Рыцаре, а мне только сейчас в голову пришло, что, может быть, именно к этой замечательной фигуре и имеет отношение обнаруженный сегодня мною предмет.

«Ну, пора рисковать, майор. Не пройдет – так не пройдет. Рванем тогда напролом. Но ведь иногда проскакивает халява и подешевле…»

– Вы знаете, магистр, сегодня ко мне в руки при удивительных обстоятельствах, о которых я расскажу, с вашего позволения, чуть позже, попала одна вещь. Бесспорно, артефакт, происхождение и предназначение которого по вполне понятным причинам мне определить не удалось. Я думаю, вам небезынтересно будет взглянуть на него. Хотите посмотреть? – Сердце Сварога билось в ритме автоматной очереди, но фразу произнес спокойно, без напряжения, с ленцой скучающего дворянина в голосе.

– С удовольствием, граф.

Получив таким образом соизволение запустить руку к себе в карман, Сварог именно это и сделал, встав с кресла. И вытащил шаур.

– Да это же… – воскликнул лжемагистр, но закончить восклицание ему не удалось.

Сварог перемахнул через стол, оказался возле кресла с растекшимся по нему жирным телом существа, встал сбоку от него и приставил шаур к птичьей голове.

– Быстро и точно отвечай на мои вопросы, тварь. Сколько вас здесь?

Очевидно, тварь оказалась из того самого расходного материала, о котором снисходительно разглагольствовала не так давно. Призрачную надежду на спасение, какую можно выторговать, сотрудничая с тем, от кого зависит, будешь ли ты жить, птица-Ронтег отмела. Существо взмахнуло лапами, пытаясь ухватить руку Сварога, одновременно задрав голову и издав пронзительное кудахтанье.

Майор отступил назад на шаг и нажал на спусковой круг шаура. Зубастые серебряные кругляши один за одним впивались в жирную тушу монстра. «Магистр» изогнулся в кресле, кудахтанье перешло в хрип, а лапы синхронно и сильно упали с ударом на подлокотники. Торцы подлокотников распахнулись враз, как корабельные пушечные порты, и оттуда вырвались узкими молниями металлически блестящие жала… И пронзили насквозь кресло, недавно покинутое Сварогом…

Лжемагистр был мертв, более никто на графа Гэйра не нападал.

«Вот оно что. Хитро задумано. Было задумано. Лара нельзя убить из стрелкового оружия, а с тем, что держит чья-то рука, поди подберись. Они и придумали комбинированное оружие. Надо отдать должное».

Сварог уже обошел свое кресло, нагнулся и поднял то, что выскочило из подлокотников. По длине – копье (которое никак не могло уместиться там, откуда выскочило, ну, магия, понятно, и отнюдь не белая), по виду – что-то среднее между копьем и мечом, из неизвестного металла, отполированного до зеркальности. Копья выскакивают с пулевой скоростью, на лету перехватываются за длинную (точно, не короче режуще-колющей части) рукоять и увлекают за собой их владельца. Все оружие держит чья-то рука, и для лара оно смертельно опасно. Убийственный полет корректируется при необходимости правее-левее. Вот как оно прекрасно сбалансировано, незначительное движение кистью (Сварог попробовал) – и острие послушно отклоняется в сторону движения. А если учесть, что жертва сидит совсем близко, утопая в засасывающей мяготи кресла, то единственное, что она успела бы предпринять, перед тем как отполированный металл вспорол бы ей, жертве, плоть, – попыталась бы приподняться. Оставаясь в кресле, Сварог был бы обречен. Никакая десантная подготовка, никакие информационно-магические инъекции последних двух дней не спасли бы.

Жирное тело убитого монстра – Сварог вновь подошел к нему – осталось в кресле, птичья головка с открытым клювом безжизненно свисала на грудь. «Магистр» походил сейчас на умерщвленного бройлера. Туша его чуть подалось вперед, что позволило увидеть кожистые крылья с острыми навершиями, зажатые между спиной твари и спинкой кресла.

«Значит, перед нами птичка в полном объеме. Даже летать небось умел наш орел».

Четыре составляющие комнату стены враз разверзлись, превратившись в огромные дыры с загнутыми, словно разодранными краями, напоминавшие отверстия, оставляемые снарядами в броне. С треском разлетелся по досочкам книжный шкаф. Со всех четырех сторон в дыры к Сварогу хлынула нечисть.

Неотключенное «магическое зрение» позволило увидеть птиц той же породы. Вооруженных теми же копьями-мечами из неизвестного металла.

Сварог перебросил шаур в левую руку, правой выхватил меч. Бой придется принимать открытым для атак со всех сторон. Не лучшая позиция. Прямо скажем, наихудшая из возможных.

Его палец лег на спусковой круг, чтобы не отпускать его. Серебряные звездочки, будто пятаки, бросаемые в толпу, полетели во все стороны от майора. Сварог вертелся, стоя возле стола с так и недоеденными фруктами, успевая заметить наиболее приблизившегося монстра и послать ему навстречу серебряную россыпь. Зубчатые колесики впивались в плоть чудовищ. Как он понял, достаточно и одного, чтобы нанести твари смертельное ранение.

Хлопанье крыльев и кудахтанье заполнили комнату. Взмахивая широкими в размахе кожистыми крыльями, птицы чуть приподнимали себя над поверхностью и, отталкиваясь от пола перепончатыми нижними конечностями, неслись вперед, выставив перед собой блестящие то ли копья, то ли мечи. Смысл предпринятой атаки был очевиден – взять количеством. Пускай погибнет дюжина, но тринадцатый, глядишь, и продырявит своей железкой лара.

Их набилось в комнату слишком много, чтобы срезать всех на расстоянии, не подпустив к себе. Слишком непросто это, ведя бой сразу на триста шестьдесят градусов. Даже несмотря на неиссякаемый источник серебра – шаур.

В одном из своих поворотов Сварог увидел тварь, сумевшую подобраться совсем близко, непозволительно близко, моментально всадил ей в брюхо смертельную дозу звездочек из шаура, но набравшую скорость птицу, уже мертвую, пронесло по инерции до человека, и остатки угасающего разума направили острие копья в ее лапе Сварогу в грудь. Он выбросил меч навстречу, выбитое копье отлетело в сторону, туша, с пути которой майор отскочил, врезалась в столик, опрокидывая вазу и бокалы, обрушилась на него да так и осталась лежать. Но прорвавшаяся тварь отвлекла на себя внимание. На такой поворот и рассчитывали нападавшие. Сварог, на какие-то мгновения переключившись на одну особь, дал возможность другим сблизиться с ним.

Кабы прижаться спиной к стене, проблем стало бы в три раза меньше, да ведь и стен здесь не осталось, одни дыры. Десантная подготовка включает и бой на ограниченном пространстве, но не предусматривает ни копий-мечей, ни птиц адского происхождения ростом с человека. Разве воспользуешься здесь и сейчас вэдэвэшными навыками…

Сварог вынужденно сосредоточился на правой руке, на мече.

Палец левой ладони давил и будет давить на спусковой круг шаура, поток серебра не иссякает и не должен иссякнуть, но прицельной стрельбы из шаура он уже не вел. Стало не до того. Его задача, если он хочет выжить, отбивать эти копья, со всех сторон налетающие на него. А серебряным звездам, вылетающим и вылетающим из прорези в зажатом левой ладонью оружии, самим пока придется находить цель. Но когда вокруг все заполонено жирными тушами, зубцы колесика во что-нибудь да вопьются. А ему надо отбивать и отбивать заостренный отполированный металл, пригибаться, отскакивать, падать, вскакивать, уклоняться и работать, безостановочно работать мечом, клинок не должен ни на тысячную долю мига приостанавливать свое движение, только так, только так…

Стало проще, когда ему удалось перебить приблизившихся вплотную птиц, когда прилив монстров в комнаты прекратился, когда над трупами своих сородичей пошла к нему последняя, самая малочисленная волна, которую можно было на расстоянии расстрелять из шаура.

Он не верил, что победил, не получив даже царапины, что это громадье смердящих серой трупов, устлавших комнату, – его рук дело.

Но некогда было убеждать себя в реальности победы и в реальности происходящего. Надо убираться отсюда.

Прошагав по податливо мягким тушам, по хрустящим под подошвой крыльям, смотря под ноги, чтобы не наступить на острые грани полукопья-полумеча, он добрался до дыры, которая когда-то была стеной с дверью, выводящей в проход по «Магистериуму». Вышел в коридор. И понял, что так его теперь уже не назовешь. То, что, проходя с «магистром» по коридору, он принимал за двери, приобрело вид дыр, таких же, как и те, в стенах покинутой комнаты, похожих на пробоины от снарядов.

Оно бы ладно, так ведь потолок и пол через каждый десяток уардов украшало подобное отверстие. По ту сторону проломов углядывалась одна только темень.

Еще не все закончено, почему-то его посетила уверенность именно в этом. Пока никакие чудища ниоткуда не выскакивали, не выглядывали, но это обстоятельство мало что значило.

Следовало подумать, как преодолеть дыры в полу диаметром примерно в те же десять уардов. Сигать в них, несмотря на невозможность разбиться, не хотелось. Летать лары не умеют, не птицы какие-нибудь, кстати будет сказано. Попробовать поискать обходные пути? Заглянуть в другие дыры, в те, что были тремя стенами комнаты отдыха? Активного отдыха. Шансы, что там отыщется ровная, прямая дорога на выход, – нуль, нуль, нуль и одна. Гораздо больше шансов будет заблудиться.

На выручку пришла смекалка, не графская, не ларская, а, скорее, земная, солдатская. Сварог вернулся и комнату, наступая на уже размякшие и противно чавкающие под ногами птичьи трупы, добрался до дыры, что была стеной, завешанной портьерами. Ага, повезло, не придется разгребать туши, вот они, бардовые толстые гардины…

Из разрезанных на узкие полоски занавесей и одного птичьего копья Сварог соорудил элементарную «тарзанку». Благо края дыр представляли собой загнутые лепестки металла. Цепляться можно было и за загогулины боковых дыр, но лучше за верхние. За лепестки потолочной пробоины, находящейся точно под дырой в полу, Сварог зацепил свою «кошку» с первого заброса. Подергал «тарзанку» – вроде держит надежно. Разбежался, всей силой ног оттолкнулся. Там.

Первый провал позади. Он ослабил портьерный канат, пустил по нему волну. Зацеп оказался крепким. Подергал влево-вправо. Прочно засело птичье копье. Правда, в запасе у него имелась еще пара такой же длины связанных воедино лоскутов и копий. Он заблаговременно перебросил их на другую сторону дыры, но, кто знает, если начать разбрасываться «тарзанками», хватит ли их до выхода из здания. Поэтому он предпочел помучиться, дергая свой канат и так и эдак. Наконец получилось.

Получилось и преодоление еще двух дыр с потерей одной «тарзанки», ни в какую не захотевшей отцепляться. Разумеется, при этом его внимание оставалось на пределе собранности. Нападения он ожидал ежесекундно. Но никто не выскакивал на него из засад. Неужели все силы были брошены неприятелем на бой в комнате для приема гостей? Для радушного приема дорогих гостей.

Это произошло, когда до выхода из того, что недавно принимал до поры за Магистериум, оставались считанные уарды или – у него теперь появилась новая единица длины – две дыры в полу.

Птицы (похоже, исключительно им доверили проведение акции) выскочили из боковых пробоин тогда, когда он в очередной раз пролетел над отверстием в полу и очутился по другую сторону того. Тварей было семь. Шаур Сварог держал заткнутым за поясной ремень, чтобы достать его меньше чем за мгновение.

Ну, в чем в чем, а в выхватывании оружия из-за пояса мы кое-что смыслим. Может быть, до ковбойско-голливудской молниеносности не дотягиваем чуть-чуть, но тоже неплохо получается. Тренировались, слава Богу.

А как иначе, если зачастую от такого пустяка, как «кто быстрее достанет пушку», зависела не чья-нибудь, а твоя, единственная и неповторимая, и в придачу горячо любимая жизнь.

Неизвестно, знакома ли этой породе птиц такая эмоция, как удивление. Если да, то, верно, неслабо удивились они той быстроте, с которой у человека в доселе пустых руках очутился маленький округлый предмет, и тому, как он незамедлительно открыл огонь, и тому, с какой точностью стрелял он серебряными, несущими смерть кругами. Если и умели они испытывать удивление, то эта эмоция оказалась последней в их птичьей жизни.

Больше никто на него не нападал. Вот преодолена последняя преграда, за ненадобностью оставлена в покидаемом здании последняя из трех имевшихся «тарзанок».

Сварог вышел на причал. Направился к пришвартованному ялу.

Машину не угнали, не разобрали, не наблюдалось следов повреждений. Или в порче, а также в угоне его враги не находили никакого смысла, или не сомневались, что граф Гэйр не выберется живым из западни.

Хотя нельзя исключать подложенную мину или поломку, что на глаз не выявишь. С другой стороны, ему, лару, такие пакости смертельного вреда не причинят, поэтому можно надеяться, что неприятель не разменивался по мелочам.

Граф занял место пилота, впрочем, другого в яле и не имелось. Нехитрые (но лишь на вид) бортовые приборы, обезжизневшие во время похищения, сейчас вроде бы ожили, вроде бы показывали готовность к работе. Сварог возложил руки на «птичьи лапы» управления (ассоциации с птицами некоторое время всенепременно будут вызывать здоровое желание отплеваться, пока в памяти за новыми событиями не скроется окончательно из виду визит в лже-Магистериум). Машина послушалась пилота, сдвинулась с места.

Вопрос «куда лететь?» отпал сам собой. Стоило летательному аппарату прийти в движение, как в близрасположенной реальности произошли перемены. Осталось одно лишь здание, то, что он покинул. Прочие, будучи стопроцентной иллюзией, исчезли, словно стертая тряпкой со стекла пыль. Былая прозрачность неба над и под, и со всех сторон уступили место Истинной прозрачности. Сквозь которую Сварог увидел над головой космическую черноту, и внизу планету Талар с пятнами континентов и пятнышками островов на полотне океанских вод. Его ял оказался заключенным в относительно невеликую по размерам прозрачную сферу с закачанным внутрь воздухом, от которой вниз уходила кишка тоннеля, по нему, естественно, и пригнали его машину сюда, на орбиту.

Плохо представляя технические тонкости, суть Сварогу представилась ясной. Не имея возможности поставить мышеловку в бдительно охраняемой атмосфере Талара, враги вывели за пределы собственно капкан, вход же в него расположив внизу, причем на его, графа Гэйра, пути. Причем в нужное время, в нужном месте. Последнее обстоятельство не может не навести на мысль о чрезмерной информированности врагов, каковая малодопустима, если только не предположить, что о времени его отбытия из Магистериума и пути следования кто-то расторопный вовремя не сообщил. И стрелка показывает на Магистериум. Откуда же еще могли так точно навести на него? Значит, именно в ученой обители засел его (и не только его, скорее всего) зложелатель.

Надо будет додумать после эту мысль, решил Сварог, направляя ял в единственно возможную точку – ко входу в тоннель. У самого входного отверстия летательный аппарат ускорился без команды пилота, и вновь повторилась прежняя история, только с движением в обратном порядке. Бортовые приборы погасли, на манипуляции с рычагами ял не реагировал, машина неслась по тоннелю, но уже вниз и уже по прозрачному, а не из матово-серых жгутов.

Картина вырастающей на глазах планеты оказалась настолько непривычной, что Сварог закрыл глаза, чтобы, скажем, крыша ненароком не съехала или чтобы не затошнило, как десантника-новобранца на первом выбросе.

Он открыл глаза, когда почувствовал, как ял перешел из вертикального в горизонтальный полет. Небо, можно надеяться, на этот раз настоящее, облака – все как и тогда, когда машина вдруг перестала слушаться руля. Собственно, так и должно быть – он вернулся туда, откуда начались его заатмосферные злоключения. Ял вновь подчинялся приказам своего пилота, силы зла отправлены в глубокий нокаут и вроде бы пока отвязались от него – в общем, все прекрасно. Но надо срочно лететь к Гаудину за разъяснениями и выработкой совместного плана действий.

А не было ли последнее приключение кошмарным сном наяву, мороком, наваждением, местным кратковременным психическим заболеванием? – вдруг нашло на Сварога вот такое раздумье. Уж больно все непра…

Раздумью суждено было оборваться на этом самом месте.

Он уловил краем глаза движение слева, за левым плечом – на фоне облаков молниеносно промелькнула узкая, хищная тень. Но повернуть туда голову так и не успел – ял словно грянулся о невидимую стену, едва не встал на дыбы, клюнул носом, провалился вниз, в облака, пробив их насквозь. Земля внизу неслась стремительной полосой смазанного, неопределенного цвета, стремительно приближалась.

Сварог дергал рычаги, беспорядочно перебирал «птичьи лапы», крутил – все напрасно. Оба бортовых компьютера погасли, стали пустыми стеклянными полушариями, слепыми бельмами. Его стала засасывать слепая паника. Такого не должно было случиться…

Ял не летел вниз камнем, даже не пикировал, но траектория спуска все же была довольно крутой. К тому же его мотало во все стороны, швыряло и разворачивало, несколько раз сменилось направление полета, внизу мелькали, тут же пропадая за спиной, размытые пятна и полосы, земля разрасталась, горизонт все более суживался, стягивался…

Сварог ощущал машину, как мертвый, совершенно мертвый кусок железа, лишь его о присутствие на борту удерживало ял в воздухе – лар не может разбиться, упав с высоты, чересчур уж это фундаментально…

Сварог таращился вниз, смаргивая слезы и щурясь, – защита исчезла, тугой поток воздуха безостановочно хлестал по лицу, обжигая, ослепляя. Мелькнула широкая река, пронеслись совсем близко высокие склоны скальных отрогов, ял едва не чиркнул по ним брюхом, скалы взметнулись над головой, машина плюхнулась оземь, под дикий скрежет, высекая искры днищем, взметывая полосы песка и крупной каменной крошки, пробороздила сухой каменистый грунт. И замерла, сдохнувши окончательно.

Шляпы на голове не было – сдуло неизвестно когда. Сварог долго не решался перекинуть ногу через низкий борт – ял показался вдруг родным домом, уютным и спасительным, просто невозможно было его покинуть.

И все же он решился. Вылез на землю. Дрожащими пальцами сунул в рот извлеченную из воздуха сигарету, пробормотал заклятье. На кончике указательного пальца вспыхнул невысокий огонек. Сварог жадно затянулся. Огляделся вокруг. Сухая земля и безжизненные бурые скалы. Ни травинки, ни деревца.

Отшвырнув окурок, Сварог зачем-то тщательно размял его каблуком, словно опасался зоркоглазых индейских следопытов. И тут же зажег новую сигарету. Коснулся кожуха. Откинулся квадратный кусок лакированной обшивки, в образовавшемся углублении было пусто и темно. Вот так…

В двигателе каждой машины ларов золотисто светился шарик апейрона размером с грецкий орех, обладавший сроком жизни, сравнимым с возрастом секвойи. Ял Сварога был совершенно новеньким, мог послужить без замены питания и его далеким правнукам – даже учитывая, что средняя продолжительность жизни лара составляла около семисот лет. И Сварог ни от кого не слышал о силе, способной уничтожить конденсированный апейрон…

– Когда нас бьют, нас бьют серьезно… – проворчал он под нос.

Несомненно, он приземлился на Харуме, единственном континенте Талара, где во всех без исключения странах, даже крохотных королевствах, графствах и княжествах Вольных Майоров, хватает агентов Гаудина, где в каждой стране есть императорский наместник и при нем – канцелярия. Так что на первый взгляд задача кажется простой – следует добраться до населенных мест и торжественно объявиться, где надлежит. Но нельзя забывать, что в великом герцогстве Харлан и королевстве Горрот нет более верного способа самоубийства, чем появиться в одежде цветов графов Гэйров, при накидке и мече, украшенных их родовым гербом. Сварог знал лишь самое необходимое – помнил карты и мог найти дорогу, знал, как отличить по одежде дворянина от члена городской гильдии или сословия, как к ним ко всем нужно вежливо обращаться, а как – презрительно, но представления не имел о здешней повседневной жизни, чего не смогут заменить самые подробные справочники, каталоги и атласы. Но делать нечего. Нужно идти.

Почему-то он был уверен, что не стоит торчать возле яла, дожидаясь спасателей. Они давно появились бы, окажись авария замечена. С опекавшими его людьми Гаудина определенно что-то случилось. Если помощь не пришла немедленно, может не появиться вовсе. Рассчитывать нужно только на себя.

Странно, но эта печальная истина успокоила Сварога. В конце концов он был обут, одет, вооружен мечом и шауром – устройством для метания серебряных звездочек. Голод и жажда ему не грозили, он мог создать себе любую еду и питье, от походного сухого пайка до изысканных яств. Его нельзя ни повесить, ни утопить, ни сжечь на костре. Скверная ситуация, но отнюдь не безвыходная. Бродяга, одаренный таким умением и способностями, – и не бродяга вовсе…

Сварог стал карабкаться вверх по наиболее подходящему для этого склону, предварительно сбросив церемониальную накидку – нечто вроде пончо до колен, перехваченное золотым поясом, украшенное спереди и сзади гербами. Он ободрал пальцы, испачкался, вспотел, но довольно быстро выбрался на вершину. Мельком замеченная с воздуха река оказалась именно там, где он рассчитывал ее увидеть. Ител, могучая, широкая река, охватившая рукавами весь континент. Двигаясь вниз по течению, рано или поздно попадешь к людям. Вокруг не видно ни деревца, так что на плот рассчитывать не приходится – к тому же нечем было бы его связать. Остаются ноги. Если, спустившись с другой стороны, свернуть в тот распадок, пройти по нему, свернуть налево – до реки прошагать предстоит лиг двадцать. Неплохо. А дальше – бережком…

Он оглянулся назад, в противоположную от реки сторону, – и невольно охнул. Впору было вопить. Чересчур много для одного раза.

Там, вдали, за нагромождением буроватых скал вздымался исполинский пик, и вечные льды на его вершине отливали белым, синим, голубым, а пониже зеленели густые леса. Гун-Деми-Тенгри, Гора Грозящих Небу Демонов. Уж лучше бы Горрот или Харлан, пусть даже войти туда предстояло с огромным плакатом: «Я – граф Гэйр. Господ палачей просят в очередь».

Он был в Хелльстаде – проклятой святыми стране зла, духов и демонов, последнем заповеднике нечистой силы, сохранившемся на Таларе. Вовне свои щупальца этот заповедник не протягивал, в свое время чувствительно получив по таковым, но жил своей, загадочной жизнью, остававшейся тайной даже для Магистериума с Мистериором. Одно из тех мест, куда крайне просто войти, но почти невозможно выйти. Самые страшные сказки, какие только есть на планете, – о Хелльстаде. Самые жуткие легенды посвящены этим местам. Из сотни рыцарей, согласно традиции избиравших Хелльстад в качестве полигона для испытания молодецкой силушки, возвращался в лучшем случае один – и сплошь и рядом с помрачившимся рассудком. Случалось, вернувшиеся становились королями – один такой и сейчас восседает на престоле в одном из Вольных Майоров под бдительным присмотром врачей. Несколько экспедиций Магистериума сгинули без следа, потому что проследить за ними не удалось бы – над Хелльстадом переставали действовать системы наблюдения, те самые «волшебные столы»…

Так что Сварог имел все основания зачислить себя в славную когорту отважных первопроходцев – но не чувствовал никакого восторга и немедленно отказался бы от этой чести, подвернись только возможность. Гун-Деми-Тенгри вздымалась к небесам совсем близко – значит, до границ Хелльстада, если идти вдоль реки, лиг сто. Но в любую другую сторону – гораздо больше. Так что ему еще повезло. Можно было угодить на морское побережье Хелльстада, к Фалейскому заливу, куда не заходят корабли – разве что раз в год объявится скрывающийся от погони пират. Нет, определенно повезло…


на главную | моя полка | | Рыцарь из ниоткуда |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 145
Средний рейтинг 4.5 из 5



Оцените эту книгу